Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этой почве произошла смычка (зачастую до неразличимости) неомарксизма с неофрейдизмом, с одной стороны, и структурализмом, а точнее фукоизмом — с другой.
«Сексуальный материализм» З. Фрейда методологически близок «экономическому материализму» Маркса: это еще одна попытка объяснить высшее посредством низшего. Сам Фрейд был человеком культуры и не считал, что пол надо «освобождать», но из его утверждения, что все «возвышенное» есть лишь сублимация пола, то есть, по сути, иллюзия, легко было сделать следующий вывод: а не лучше ли освободиться от иллюзий и оставить одну только «правду» о поле? Это то, к чему пришел революционный неофрейдизм еще в 30-е годы в лице венского психоаналитика В. Рейха, нацелившийся на сближение с неомарксизмом.
Что касается М. Фуко, то он отталкивался сразу от Маркса и от Ницше. У Маркса он воспринял, по его выражению, «универсальный дискурс об освобождении», который, однако, следует наполнить новым содержанием.
У Ницше — концепцию «воли к власти», вывернутую им наизнанку и превращенную, таким образом, в «волю к безвластию». За обстоятельной ученостью у Фуко скрывается почти клиническая боязнь «князя», то бишь власти, где бы и в какой бы форме она ни проявлялась. А проявляется она везде и всюду; человеческое общество для него — что заколдованный лес, где на каждом шагу попадаются капканы, расставленные «князем». Даже открывать рот опасно — любой дискурс заключает в себе некоторый риск, ибо «язык изобретен князем», естественно, в собственных эгоистических интересах.
А как быть с жестами? Фуко почему-то ничего об этом не пишет (я, во всяком случае, ничего соответствующего у него не нашел). Иное свое приказание «князь» ведь может заставить исполнить простым повелительным жестом. Без слов. А был еще и такой случай: «<…> человека человек / Послал к анчару властным взглядом». Как надлежало вести себя рабу? Не смотреть в глаза «князю»?
Французские философы К. Жамбе и Г. Лярдро, близкие к неомарксизму и прошедшие школу Фуко, возразили ему самому: у Маркса ценен, собственно, не дискурс (с их точки зрения, слишком наукообразный), но изначальное «желание революции»; в этом отношении Маркс «вечен».
Таков был, в предельно сжатом изложении, круг идей, внезапно обнаруживших свою действенность и огромную разрушительную силу. Надо, конечно, брать в расчет и другие факторы, вызвавшие к жизни культурную революцию. Эстетические: рок-культуру, например. И даже религиозные: некоторые авторы сочли, что эмоциональный накал конца 60-х отдельными чертами напоминает периодически повторявшиеся в истории протестантской Америки религиозные «оживления», revivals (хотя, по другим признакам, больше в нем было от «весны священной») [4] . И все же решающим фактором на пути человечества всегда оказывается слово; так произошло и в этом случае.
Даром что слово, о котором идет речь, — не питательное, такое, о каком говорят, что оно «сушит ум», и высушенностью своей напоминающее позднюю схоластику. Наличие некоторых интересных подробностей преимущественно технического характера (особенно в работах Фуко) не может скрыть того факта, что вся эта марксистско-фрейдистско-фукоистская «новь» есть попытка заклясть пустоту, заговорить ее средствами хитросплетения словес. Этим она, вероятно, и «купила» своих читателей. И еще тем, что выразила общепонятную в наши времена «спекуляцию на понижение», как ее назвал Б. П. Вышеславцев, предполагающую взгляд на мир «снизу», и только «снизу».
Неомарксисты не выдвинули никакого идеала, к которому стоило бы править путь. Или, точнее, они определили этот идеал чисто негативно. «Правильная жизнь, — писал Адорно, — возможна сегодня прежде всего в виде сопротивления разгадываемым прогрессирующим сознанием и критически разоблачаемым им формам неправильной жизни» [5] ; и это будет верно также и завтра и послезавтра. Маркузе нацеливал на создание такого общества, «которое не было бы бесчеловечным», не считая нужным уточнять, в чем, собственно, состоят критерии человечности; к тому же сомневался, что «небесчеловечное» общество вообще может появиться на свет. Фуко говорил, что не знает, какое общество надо строить, знает только, что оно должно быть «нефашистским». Одни только определения через отрицания.
Но так они, по крайней мере, разрешили противоречие, свойственное Марксу, который то обещал «в коммуне остановку», если воспользоваться словами популярной песни, то видел впереди безостановочную перманентную революцию (термин, впервые употребленный именно Марксом, а отнюдь не Троцким).
А студенческая вольница вроде бы и не нуждалась ни в каком целеполагании, ее девизом было «свобода здесь и сейчас». Но когда прошел угар максимализма и выяснилось, что «так называемая реальность» никуда не делась, вчерашние бунтари, сохранившие новоприобретенные вкусы и психологические привычки, стали так или иначе к ней приспосабливаться — в то же время вынуждая общество приспосабливаться к ним. Некоторые их новины, поначалу шокировавшие «среднюю Америку», исподволь вошли в жизнь. К примеру, карнавальная стихия, дурашливость, инфантильность — «растворились» в культуре мейнстрима. «Балдеж» под рок-музыку, наркотический транс сделались обыкновением, но были оставлены на выходные. И так далее.
Взаимной адаптации способствовало то обстоятельство, что в некоторых своих извивах «буяновский путь» (воспользуюсь выражением Щедрина) сближался с традиционным «американским путем». В самом деле, откровенный натурализм, «поднятый на щит» культурной революцией, может быть представлен как углубление пелагианского уклона, замеченного в американском протестантстве уже с середины ХVIII века [6] . Эгалитаризм, равняющийся на низший в культурном отношении уровень, находится в некотором соответствии с вульгарно-простонародными представлениями, характерными (по крайней мере, со времен так называемой джексонианской революции 1830-х годов) для американцев. Антиинтеллектуализм также близок и понятен рядовым американцам, всегда не слишком доверявшим ученым колпакам; парадоксом является то, что антиинтеллектуализм культурных революционеров внушен им был учеными колпаками.
Но взаимная адаптация имела свои пределы. Это выяснилось тогда, когда культурные революционеры ринулись на завоевание школы. В первую очередь — высшей школы.
Что такое мультикультурализм
Университет — один из основных «игроков» на американской сцене. Его роль резко выросла за минувшие десятилетия. Это касается обеих его «половин» — естественно-научной и гуманитарной.
С первой половиной все ясно: экономика поглощает постоянно растущие объемы знаний, которые до сих пор выдавал на-гора университет, точнее — технологические его факультеты, «привязанные» к естественным и точным наукам. В последнее время, правда, технология вытесняется за пределы университетских стен: практичные американцы нашли, что узких специалистов выгоднее и эффективнее выращивать в условиях, приближенных к производству. Вполне вероятно, что в недалеком будущем intra muros останутся только теоретические дисциплины и только фундаментальные исследования, как это и было в недалеком прошлом.
Нас, однако, здесь интересует другая «половина». За последние двадцать лет гуманитарные факультеты стали рассадниками определенной идеологии весьма радикального характера. Ничего похожего в американской истории прежде не было. Разве что в пуританские времена университеты призваны были к тому, чтобы сообщать умам сограждан строго заданное направление; Гарвард, например, старейший из университетов США, был основан (в 1636 году) как «школа пророков». Но лет, скажем, сто или даже пятьдесят назад из стен того же Гарварда и других почтенных университетов с псевдоготическими фасадами выходили просто образованные джентльмены, не помышлявшие о том, чтобы сколько-нибудь радикально изменить течение американской жизни.
Идеологию, о которой идет речь, обычно называют мультикультурализмом. Хотя эта идеология не нашла себе общепризнанного выражения в форме, скажем, манифеста или программы, тем не менее она объективно существует — как своего рода цепочка сигнальных огней или опознавательных знаков, выход за пределы которых строго воспрещен. Самый термин «мультикультурализм» способен ввести в заблуждение: можно подумать, что дело касается какого-то направления в научных исследованиях (так, кстати, и трактуют его некоторые наши ученые комментаторы). В действительности же мультикультурализм — это именно идеология, «слив» из сообщающихся сосудов неомарксизма, неофрейдизма и фукоизма, а также из некоторых других сосудов, главным образом собственно культурологических исследований.
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- Медведки - Мария Галина - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Натюрморт на ночном столике - Ингрид Нолль - Современная проза
- Рука на плече - Лижия Теллес - Современная проза
- Евстигней - Борис Евсеев - Современная проза
- Письмо в ящике стола - Эйнар Кристьянссон - Современная проза
- Истории обыкновенного безумия - Чарльз Буковски - Современная проза
- Грех и другие рассказы - Захар Прилепин - Современная проза