Вышли к двухпутевому квершлагу. На разминовке был телефонный аппарат. Батурин позвонил на шахтный двор: сколько вагонеток угля скачали за вторую смену? — чертыхнулся, ругнул Романова.

— Ну-ко, пойдем на добычные, дьявол его! — сказал он, отбросил на спину самоспасатель, шагнул в черную прорубь квершлага.

Квершлаг изгибался по дуге, и в нем бегали лучи шахтерских фонариков: на бревнах, на породе вспыхивали в лучах света лишаи изморози. Батурин отмахал метров пятьсот широким шагом, успокоился: шаг сделался умеренным.

— Да-а-а… — сказал он. — Так-то оно, Александр Васильевич, насчет выламывания…

Романов скользнул лучом надзорки по лицу Батурина: в межбровье лежала двойная упругая складка.

— Мы делаем жизнь — строим новые шахты, — говорил Батурин. — Однако и она делает нас. Жизнь-то. Пройдут годки, не уследишь. А годы — не обутки: мозоли от них остаются в душе; потом донимают — сам спохватишься, не заметишь, как выкрутил кому-то руку, разбил голову палкой. Ну… да ляд с тобой, Александр Васильевич. У тебя еще молоко на губах не обсохло: тебе не понять…

Романов рассмеялся невольно, утешил начальника рудника:

— А ведь вам, Константин Петрович, осталось сделать шаг — тоже философом будете, — сказал он. — Наверное, и правда: кто умеет объяснить все, тому легче живется… Впору, бывает, и в петлю захочется…

— С вами сбудется, туды вашу! — загудел Батурин. — Больно грамотные все стали. Ученые. Похлебали бы лаптем аржачую судьбину… Легко вам дается все: философами делаетесь, не обзаведясь плешью… Едва царапнул кто, зацепил, уж слеза в струю… Сопляки.

От квершлага шло ответвление к недавно нарезанной лаве — откаточный штрек. Колея была заставлена вагонетками, груженными углем. Батурин протискивался между вагонетками и бревнами крепления: шуршала спецовка, скользя по металлу и дереву, — ворчал.

— Дело, однако, делать надобно, Александр Васильевич, — говорил он сердито. — Почему уголь торчит на штреке, транспорт простаивает?

— На электровозах меняют аккумуляторы, Константин Петрович… Конец смены.

— Вот и ищи план в аккумуляторах, стало быть! Двое шахтеров катили вагонетку, груженную углем: рельсы гудели под колесами глухо. Под разгрузочным барабаном транспортера стояла пустая вагонетка; в нее только что с транспортера начал сыпаться уголь.

— Не будет плана, Александр Васильевич, — сказал Батурин, задирая ногу на лесенку, поднимаясь в лаву, — так заломлю руки, пищать будешь, пока засбросовую часть не пустим в эксплуатацию. Усвоил?!

Навальщики работали в середине лавы. Возле них стеной стояла угольная пыль. Упругая струя свежего воздуха из вентиляционного штрека отжимала холодную пыль к откаточному штреку.

— Будет план, Константин Петрович, — сказал Романов.

— Вот и ладно, — сказал Батурин. — Будет план — и все сделается, Александр Васильевич. И чтоб вагонетки не торчали на штреке, однако!.. Сделаем!

VII. Не отпущу!

Батурин лично написал приказ: «Объявить благодарность с занесением в трудовую книжку главному врачу-хирургу рудничной больницы Новинской Р.Е. за спасение жизни бригадира бутчиков Чалого…» На островной профконференции представители делегации грумантчан выдвинули ее кандидатуру в ревизионную комиссию профкома. Конференция избрала единогласно. Новинская была рада успехам — простила и Романову тон, в котором он «позволил себе разговаривать по телефону с ней… как с чужой».

А для Романова всего этого будто и не было, нет. День и ночь он пропадал в шахте или административно-бытовом комбинате, устраивал бесконечные приемы в своем кабинетике над механическими мастерскими, домой забегал лишь затем, чтоб переменить белье или прикорнуть часок-другой между нарядами, по-прежнему избегал ее за пределами Птички, не замечал как бы и дома. И теперь…

После наряда, совещания у Батурина, он забежал домой, чтоб взять красную папку, — ехал в Кольсбей читать лекцию о революционной законности. Был, как всегда, в своей островной униформе: шерстяной свитер, грубошерстные брюки, застегивающиеся на щиколотках, лыжные ботинки, — суетился у стола, просматривая конспект лекции; как бы походя, но жадно заглатывал бутерброд с куриным паштетом.

— Саня, — сказала Новинская, стараясь придать своему голосу деловой тон, — я думаю, это не только твое личное дело — остаемся мы на Груманте или будем переезжать на Пирамиду?.. Я бы хотела, чтоб в этом у нас была ясность…

Романов захлопнул папку и, отложив бутерброд, встал из-за стола, посмотрел на часы.

— Наверное, тебе не мешало бы знать и мое мнение по этому поводу, — добавила Новинская.

Романов шагнул к вешалке — снял плащ.

— Санька! — сказала она требовательно. Он задержался у порога лишь на секунду, — не стал надевать даже плащ — закинул на плечо.

— Сделаем, Рая, — сказал так, как говорит человек, у которого времени осталось лишь на то, чтоб добежать до поезда. — Сделается, — и выбежал.

Новинская возмутилась… потом озадачилась: что «сделается»?

Стояла у окна на поселок — провожала Романова пристальным взглядом. А он был уж в плаще, шел споро, почти бежал… или делал вид, что спешит, чувствуя спиной ее взгляд.

Из административно-бытового комбината вышел Багурин. Романов набежал на него, остановился. Вместе они пошли в сторону моста через ручей Русанова. Шли не торопясь, разговаривали. Батурин держал руки в карманах дождевика, Романов махал красной папкой. У моста разошлись: Романов свернул за угол общежития — к лестнице, ведущей на вокзал кольсбеевской электрички; Батурин пошел по мосту — в сторону своего дома… на середине моста остановился, сделал неопределенный жест рукой в сторону вокзала… вошел в дом.

Новинская стукнула кулачками по крышке приемника, на который опиралась, глядя в окно.

Она помылась, надела свежее белье, надела красивое платье, полуоткрытое, туфельки «на шпильках», привезенные Романовым из Лонгиербюена.

Побывала в парикмахерской — сделала прическу.

Со стороны Баренцбурга надвигалось на Грумант широкое, во всю ширину горизонта, массивное облако. Солнце уже склонилось к тундре Богемана — освещало облако как бы в лоб: облако казалось гигантом. Снизу оно было иссиня-черное, в середине и сверху — ослепительно-белое, гигантски кучерявое. Фиорд под ним был темно-синий. Казалось, упади это облако на горы, обступившие фиорд, — сплюснет их своей тяжестью, сровняет с водой… Глядя на облако, пожалела: напрасно она не взяла с собой запасных туфель на микропорке. Но возвращаться на Птичку не захотела: дожди на острове не бывают бесконечными — приходят вдруг и уходят быстро.

В зале для репетиций Новинская играла полонез Огинского «Прощание с родиной». Повторила полонез… в третий раз начала. Кто-то сказал «Без пяти семь — сеанс начинается, пошли». Новинская огляделась. Горячими сделались щеки… Она встала, отошла к окну, прижалась ладошками к прохладным стеклам.

Шел дождь. Солнце подкатилось к скалам Зеленой, коснулось высокой, тяжелой стены, нависшей над маленьким, низким поселком. Лучи солнца пронизывали оседающую неистощимо завесу дождя, зажигали густо падающие крупные капли, — шел хрустальный, ослепительный дождь. На крышах домов горели серебристым огнем клубящиеся брызги. Стекла окна были сухие, прохладные. Шел слепой дождь, но холодный, арктический. Вспомнились материк… Анютка и Юрка… Сделалось одиноко… тоскливо.

Новинская смотрела в окно.

— Раиса Ефимовна…

Леночка была в полиэтиленовой косынке, завязанной на подбородке так, что кончики стрелками торчали в разные стороны, в плаще, затянутом по талии поясом, в туфельках на микропорке. Ее плечи, грудь — вся она была мокрая. Леночка теперь должна была быть в больнице: она дежурила… бежала навстречу косым струям дождя… у Новинской екнуло под ложечкой; наверное, и на лице отразилась тревога…

— Константин Петрович позвонил и велел, чтоб я принесла, — объяснила Леночка, вынимая из-под плаща кулек; такие выдавались в больничной аптеке с порошками, таблетками. — Велел, чтоб немедленно принесла…

У Новинской отлегло.

— Он просит обезболивающее и снотворное, — объясняла скороговоркой девчонка.

Что-то заставило вновь посмотреть в окно невольно… Солнце, скользнув последним лучом по стеклам, спряталось за вершинами скал Зеленой; над берегом, над фиордом дождь все еще был хрустальный, над Грумантом, в ущелье — водянисто-белесый, помутнел. По крутизне берегов ручья Русанова побежали к руслу потоки грязной воды. Дождь шел, конца не было видно.

— Константин Петрович сказал, — объясняла Леночка, — что вы здесь, Раиса Ефимовна, и сказал, чтоб я сказала вам, куда иду и зачем.

Новинская вновь повернулась к операционной сестре — смотрела: она была тоненькая, хрупкая, с легко обозначенными бедрами, но отчетливо выдающейся грудью, розовощекая. Новинская сняла макинтош с вешалки, пошла из комнаты. Леночка не отставала.

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 120

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Арктический роман - Владлен Анчишкин бесплатно.

Похожие на Арктический роман - Владлен Анчишкин книги

Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
Батальоны просят огня (редакция №1) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
Тайна черного камня - Геннадий Андреевич Ананьев - Прочие приключения / О войне / Советская классическая проза
Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
Родной очаг - Евгений Филиппович Гуцало - Советская классическая проза
Беспокойный возраст - Георгий Шолохов-Синявский - Советская классическая проза
Семипёрая птица - Владимир Санги - Советская классическая проза
Два мира (сборник) - Владимир Зазубрин - Советская классическая проза
Новый дом - Леонид Соловьев - Советская классическая проза
Последний фарт - Виктор Вяткин - Советская классическая проза

Оставить комментарий