Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В сопровождении своего министра Луи Филипп обошел весь замок. Королеву решили поселить на первом этаже. Окна ее спальни выходили на розарий. «Ковры там были сняты. Король спросил, не считаю ли я, что их следует положить на место. Я ответил, что нет. Сейчас тепло, а паркет здесь очень красивый, настолько красивый, что ни один английский паркет с ним не сравнится». Рядом располагался будуар принца, обитый темно-красным бархатом. Еще один будуар предназначался для королевы: «Король с неимоверной дотошностью вникал во все мелочи, требуя, чтобы у королевы были все необходимые удобства. Вчера он пришел в ярость от того, что замки секретера плохо блестели. Они будут блестеть как следует».
Наконец в субботу, 2 сентября, все было готово к приему гостей. И вот королевская яхта появилась в виду Шербура. Этот пароход водоизмещением в несколько тысяч тонн 23 апреля был освящен и получил название «Виктория и Альберт». Капитаном королевской яхты по-прежнему оставался Адольф Фицкларенс. Экипаж судна насчитывал две сотни моряков.
Королевская чета заканчивала одеваться, когда к их яхте пришвартовался «Плутон» с принцем де Жуанвилем на борту. За завтраком сын Луи Филиппа рассказывал Виктории и Альберту о том, что они видели на французском берегу, вдоль которого плыли. Море было таким же голубым, как и небо, и королева любовалась красными островерхими крышами домов Трепора: «Нам открылась маленькая бухта, зажатая меж скал, со старой, очень живописной церквушкой на берегу, не похожей ни на что из того, что можно увидеть в Англии».
Пушечные залпы раздались в тот самый момент, когда лодка французского короля двинулась им навстречу: «Добрейший король стоял в лодке, сгорая от нетерпения выпрыгнуть из нее, и его с трудом удерживали от того, чтобы он не проделал этого раньше, чем лодка подойдет к нам достаточно близко. Едва это произошло, он быстро, насколько это было возможно, взобрался по трапу и сжал меня в своих объятиях». Ей было двадцать четыре года, ему шестьдесят девять лет, лицо его напоминало по форме грушу, на макушке у него красовался парик, а на щеках пышные бакенбарды. Он не отличался изысканными манерами, но вел себя очень сердечно.
Королева Мария-Амелия с дочками и невестками ждала их на пристани. Они поздоровались по-французски и расцеловались, после чего выпили по бокалу вина в раскинутом тут же шатре. Оркестр играл «Боже, храни королеву» и «Парижанку». Толпа аплодировала. Правда, без особого энтузиазма, как отметил Гизо: «В этом краю не слишком жалуют англичан. Ведь это морское побережье Нормандии. За время всех этих войн между нашими странами Трепор два или три раза сжигали, а уж сколько раз подвергали разграблению и не сосчитать. Но оказалось, что нет ничего легче, чем вызвать у нас чувство, которое обычно нам не свойственно. Кругом все только и делали, что повторяли: “Королева Англии приехала с визитом вежливости к нашему королю. Нам тоже нужно быть вежливыми с ней”. Эта мысль овладела людьми и затмила все остальное: воспоминания, чувства, политические пристрастия. Они кричали и будут и дальше кричать: “Да здравствует королева!” — и от чистого сердца будут встречать аплодисментами гимн “Боже, храни королеву”. Их даже особо и упрашивать не пришлось».
Луи Филипп приказал подать старинную карету, скорее огромный шарабан, изукрашенный позолотой, который тянула за собой восьмерка лошадей: «Когда мы выезжали из ворот, лишь половина лошадей слушалась кучера, остальные отказывались это делать и нас мотало из стороны в сторону. “Я просто в отчаянии”, — повторял, сокрушаясь, король». Виктории, которая была вне себя от счастья, что оказалась во Франции, чудилось, будто все это происходит с ней во сне. Ничто не ускользало от ее внимания. Ни чудесные сады, ни белые шали женщин, ни их фартуки. Ни толстый кусок хлеба, который во время ужина положили возле ее тарелки и с которым она не знала, что делать, ни обслуживание за столом — «великолепное, но совсем не похожее на то, к которому мы привыкли у себя дома». Король и королева сами резали ветчину и мясо, чем повергли в шок придворных дам Виктории. Но не ее саму, она была просто в восторге от этой теплой семейной атмосферы, что царила при французском дворе: «Королева постоянно заботилась о том, чтобы всех усадить и сделать так, чтобы все чувствовали себя комфортно».
Вечер прошел за разговорами, за рассматриванием гравюр и за игрой в карты: «Я чувствовала себя у них словно у себя дома, так, будто была членом их семьи». Даже принц Альберт был покорен ими, и это он, никогда не жаловавший французов: «Когда их много, я их ненавижу, а по отдельности они меня забавляют».
Назавтра было воскресенье, а воскресенье у англичан день отдыха. С утра королева присутствовала на англиканской церковной службе, организованной для нее прямо в ее в покоях, а после полудня впервые в жизни посетила католическую церковь: «Прелесть». Последующие дни они чудесно проводили, гуляя у моря, совершая поездки в Трепор и устраивая пикники в лесу. Накрытые столы и королевские кресла стояли там прямо на траве. Но больше всего королеве понравилось кататься всей компанией в старинном шарабане по ухабистым сельским дорогам. Как-то они заехали во фруктовый сад, и она остановилась под персиковым деревом, увешанным спелыми плодами. Король сорвал ей персик, и она вонзила в него свои прекрасные зубки раньше, чем он успел предложить ей нож, который вынул из кармана, проговорив при этом: «Тот, кому как мне приходилось бедствовать и жить всего на 40 су в день, всегда носит в своем кармане нож. Я мог бы уже давно позабыть эту привычку, но не хочу. Кто знает, что ждет нас в будущем». После персиков настала очередь груш и орехов.
Ужин подавали в семь часов, на английский манер. Виктория выходила к столу в красном креповом платье, а французский король и принцы надевали фраки из уважения к Альберту, предпочитавшему цивильное платье военной форме. Кроме того, зная любовь английских гостей к музыке, дважды после ужина для них устраивали концерты. Причем на второй вечер всех присутствующих очень позабавило соло на рожке.
Офицеры «Плутона» организовали на корабле банкет для своих британских соперников. И королева очень надеялась, что после этих совместных возлияний «ненависти к коварным англичанам поубавится». А король, долгое время проживший в Англии в изгнании, уверял, что у самого у него «любовь к англичанам в крови». Он доказал это, преподнеся Виктории в дар два великолепных гобелена: «Охота на Калидонского вепря» и «Смерть Мелеагра»[36]. В свое время они были заказаны Наполеоном для Мальмезона, и на их изготовление потребовалось тридцать лет, отныне они будут украшать дубовую столовую Виндзорского дворца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- 100 знаменитых американцев - Дмитрий Таболкин - Биографии и Мемуары
- Черчилль и Гитлер - Эндрю Робертс - Биографии и Мемуары
- Конан Дойл - Максим Чертанов - Биографии и Мемуары
- Генрих V - Кристофер Оллманд - Биографии и Мемуары / История
- Филипп II, король испанский - Кондратий Биркин - Биографии и Мемуары
- Король Фейсал. Личность, эпоха, вера - Алексей Михайлович Васильев - Биографии и Мемуары / История / Политика
- Самый французский английский король. Жизнь и приключения Эдуарда VII - Стефан Кларк - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Московский проспект. Очерки истории - Аркадий Векслер - Биографии и Мемуары