Сейчас, когда я пишу эти строки, моё сердце снова замирает. Я пристально вглядываюсь в прошлое и думаю: «Да, где?.. Когда?..» Наверное, это воспоминания о каком-то далёком, забытом старом сне, потому что в этом странном, неопределённом чувстве есть что-то такое, чего не может постичь ум. Мне начинает казаться, будто я лечу в воздушной пустоте. Мимо несётся поток из листьев, которые шуршат, задевают моё лицо, волосы… Где это было? Нет, нет, всё это выдумка, ничего подобного никогда не было в моей жизни. Это чувство я испытываю впервые.

В тот день я забыла о своих учениках и занялась только Мунисэ: обмыла её милое тельце, напоминавшее мне белую лилию, измученную бурей, расчесала её русые, почти льняные волосы.

Бедняжка долго не могла успокоиться и плакала навзрыд. Ах, эти слёзы! Мне казалось, они текут не по лицу девочки, а по моему израненному сердцу.

Постепенно мне удалось успокоить её. На скорую руку я стала переделывать для неё одно из своих старых платьев. А Мунисэ, пока я возилась с платьем, как котёнок тёрлась головой о мою юбку и серьёзно смотрела мне в лицо своими блестящими глазами.

Как и во всех детях, слишком рано познавших трудности и несправедливые удары жизни, в Мунисэ было много от взрослого человека. Ей давно были известны такие вещи, которые я начала понимать всего лишь несколько месяцев тому назад. Вся забота о младших братьях лежала на её плечах. Но разве угодишь мачехе? Бедной Мунисэ по нескольку раз в день приходилось отведывать палки.

Неделю тому назад в их сад забрела соседская корова. Пока Мунисэ выгоняла её, самый младший братишка вывалился из люльки. За это мачеха сильно отколотила девочку, заперла в хлеву и три дня ничего не давала есть, кроме сухих хлебных корок.

Мунисэ показала мне на своем белом, как слоновая кость, теле ссадины и синяки — следы побоев.

Я не удержалась и спросила:

— Хорошо, Мунисэ, разве отец тебя не жалеет?

Девочка пристально глянула мне в лицо, словно поражалась моей наивности, потом улыбнулась:

— И он меня жалеет, и я его… Ведь у нас с ним ничего нет…

Сказав это, она вздохнула и развела в стороны крошечные руки, как бы подчёркивая безнадёжность своего положения. У меня даже защемило сердце.

Какое удовольствие я получила, наряжая Мунисэ! Можно было подумать, что играла в куклы. Я подвела девочку к небольшому зеркалу. Она вспыхнула от радости, зарделась. Но я заметила в её глазах что-то похожее на испуг. Иначе и не могло быть, — коротенькое платье из синей шерсти, длинные чёрные чулки, розовая лента в волосах, заплетённых в две косички, всё было для неё чужим.

Как я потом узнала, наряд Мунисэ стал на много дней поводом для всевозможных сплетен в Зейнилер. Некоторым моя забота пришлась по душе, но очень многие остались недовольны. По их мнению, ни к чему было проявлять сострадание к «змеёнышу», мать которого развлекается в горах. Нашлись и такие, которые считали, что наряжаться подобным образом — грех, другие утверждали, что эта «роскошь» может только испортить девочку, и она пойдёт по дурному пути своей матери.

Бедняжке Мунисэ недолго пришлось наслаждаться своей розовой лентой и хорошеньким синим платьем. Мачеха, неизвестно что подумав, спрятала все эти наряды в сундук. Через два дня девочка пришла на урок в прежнем тряпье.

Мунисэ посещает школу очень редко. Вот уже три дня, как я её не вижу. Интересно, что случилось? Завтра я расспрошу о ней маленького Вехби.

Зейнилер, 30 ноября.

Я с каждым днём всё больше и больше привыкаю к школе. Некогда заброшенный класс стал чистым и опрятным. Мне удалось даже немного украсить его.

Дети, в первое время казавшиеся мне такими дикими и чужими, теперь стали близкими и милыми. Я ли к ним привыкла, или они благодаря моим неустанным усилиям начали постепенно перевоспитываться, — не знаю. Наверно, тут сказывается и то и другое.

Я много работаю. Больше для себя, чем для них. Я тружусь, не жалея сил, чтобы только убежать от постоянной тоски, которую порождают бездеятельность и одиночество. Сталкиваясь с неудачами, я не унываю. Радуюсь, если чувствую, что мне удаётся в этих ребятах с тусклыми, застывшими глазами и мрачной душой пробудить вкус к жизни, желание думать.

Иногда кто-нибудь из односельчан заходит ко мне в гости. Эти люди не очень любят говорить и совсем не умеют смеяться. Наверно, они меня стесняются и даже избегают. Я понимаю, что, как ни старалась я проще одеться в первые дни, всё равно они считали меня слишком разряженной и не одобряли моих «туалетов». Жена мухтара несколько раз даже делала обидные намёки.

Изо всех сил я старалась понравиться крестьянам, угодить им. Некоторым оказывала мелкие услуги: писала письма, шила платья. Сейчас я чувствую, что мнение обо мне несколько изменилось.

Позавчера ко мне опять приходила жена старосты и передала привет от мужа. Мухтар-эфенди просил сказать мне следующее: «Когда я увидел учительницу в первый раз, она мне не очень понравилась. Но аллах видит, девушка она неплохая. Управляет школой, как хорошая хозяйка. Если ей что понадобится, пусть даст мне знать».

Разумеется, я поблагодарила жену мухтара за столь неожиданное внимание и любезность.

Есть ещё одна значительная персона, которая мне здесь симпатизирует и часто навещает, — это деревенская повивальная бабка Назифе Молла. Так как её звать не Зехра и не Айше, думаю, она родом из других мест, что подтверждает также и её чрезмерная болтливость.

Я стараюсь никого ни о чём не расспрашивать, не хочу, чтобы думали, будто я собираю сплетни. Но эбе-ханым[60] сама мне рассказывает о всех любопытных и забавных происшествиях в деревне. Она по-своему не лишена сообразительности и деликатности. Как-то раз очень снисходительно и даже с жалостью рассказала мне о матери Мунисэ. Говорила она почему-то шёпотом, словно боялась, что нас могут услышать, хотя в комнате мы были одни. А под конец, покачав головой, добавила:

— Виноват простофиля-муж. Это он должен ответить за её грех. Только, смотри, доченька, не вздумай кому-нибудь передать мои слова. Здесь за это человека камнями до смерти изобьют.

У Назифе-ханым есть сынок, слывущий хафизом[61]. Сейчас он уехал на рамазан в Б… собирать джерр[62]. Очевидно, его дела идут успешно, так как он ещё не вернулся. Назифе-ханым собиралась в этом году, «если аллаху будет угодно», поженить своего отпрыска. Пользуясь каждым удобным случаем, она расхваливала хафиза, подмигивая мне при этом многозначительно и обнадёживающе. Это должно было означать, что, если мне удастся соблюсти некоторые условия, я буду удостоена чести стать супругой хафиза-эфенди.

1 ... 47 48 49 50 51 52 53 54 55 ... 115

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Птичка певчая - Решад Гюнтекин бесплатно.

Похожие на Птичка певчая - Решад Гюнтекин книги

Замужняя невеста - Лариса Кондрашова - Исторические любовные романы
Лотос Серебристый - Александра Хартманн - Историческая проза / Исторические любовные романы
Придворная роза - Аманда Маккейб - Исторические любовные романы
Мой любимый негодяй - Эви Данмор - Исторические любовные романы
Запретная драгоценность - Луиза Аллен - Исторические любовные романы
Путеводная звезда - Анастасия Дробина - Исторические любовные романы
Секреты леди - Анна Бартон - Исторические любовные романы
Кирклендские услады - Виктория Холт - Исторические любовные романы
Непобежденная - Ханна Хауэлл - Исторические любовные романы
Обольщённый (ЛП) - Чемберс Джоанна - Исторические любовные романы

Оставить комментарий