— При свете звезд мы в плавание выходим, — сказал я. — И поскольку у вас так много денег, самое лучшее, единственное, что вы можете сделать, коли так свято чтите день рождения вашей невесты, единственное, что вы можете сделать, это вернуться к чудовищу «Т. Т.» и попросить соединить вас с Пухато по телефону.

— Из Гамбурга? — спросил он горько, с беспощадной иронией гонимых судьбой.

— Да, из Гамбурга, по «Т. Т.». Я тысячу раз так делал. Слышимость лучше, чем если бы вы говорили из самой Санта-Марии.

Минута борьбы между надеждой и атавистическим недоверием. Потом он встрепенулся и, похлопав пачку банкнот в кармане брюк, сказал: «Ладно, пошли», словно вызывая на спор ребенка.

И мы пошли — я слегка навеселе, он с решимостью, что будет доказано, раз и навсегда всем и ему самому, что с самого начала его жизни ему отказано даже в видимости счастья и что нет силы, способной смягчить это особое, постигшее его проклятие, из которого он черпал гордость и чувство превосходства, позволявшие ему продолжать жить.

Телефонный отдел располагался в том же здании, где принимали телеграммы и где сидела старая дева, надувшая Матиаса на сумму в три марки сорок пфеннигов, присвоив взамен из злобы и алчности поздравление с днем рождения Марии Пупо, в Пухато.

Однако телефоны находились в другом, левом, крыле, и я повел его на буксире к стойке, за которой сидела изящная, молодая, приветливо улыбающаяся блондинка. Это была служащая «Т. Т.».

Я сказал, что требуется, перевел, объяснил, а она смотрела на меня, пристально и без особого доверия. Я опять сказал все по слогам, демонстрируя полную искренность и ангельское терпение — готов повторять до второго пришествия.

Она все сомневалась, но в конце концов согласилась, причем ее лицо даже побелело от чрезмерной и вроде бы скорбной улыбки. Правда, перед тем как окончательно поверить, она еще чуть-чуть поколебалась и сказала:

— Прошу прощения, минуточку, — после чего кивнула в знак согласия, отошла от стойки и исчезла — такая молодая — за дверями и портьерами, где-то за пределами большого зала «Т. Т.».

Потом появился старший «Т. Т.» в круглых очках с золотой оправой и спросил, правда ли то, что кажется ему невозможным:

— Такое совпадение, сеньоры…

Я это предвидел. Не знаю, что творилось в душе у Матиаса, как он согласовывал эти проволочки со своим излюбленным личным злосчастием. Как я уже сказал, я был немного пьян и развязен. Я подвергся дальнейшим допросам других «Т. Т.», все более и более высокого ранга. И чистосердечно, не колеблясь, я повторил те же правильные ответы — потому что в конце концов и нам была дарована привилегия отодвигать портьеры и проходить дверь за дверью, пока мы не оказались перед самым главным «Т. Т.», настоящим высшим начальником.

Он уже стоял позади карликового письменного стола в виде подковы. Жара, двухлетнее виски, обуявшее Матиаса безумие — от всего этого мне на миг почудилось, будто этот господин ждет нас с того момента, как мы покинули Санта-Марию. Он был высок, тучен, походил на чемпиона по футболу в Грюнвальдском университете, оставившего спорт года два назад.

Румяный, веснушчатый блондин, любезный и препротивный.

— Сеньоры, — сказал он. Я сделал вид, будто ему верю. — Мне сказали, что вы желаете получить телефонную связь с Южной Америкой.

— Да, — сказал я, и он предложил нам сесть.

— С Южной Америкой, — повторил он, улыбаясь и глядя в потолок.

— Пухато, сеньор, в Санта-Марии, — сказал я, оборачиваясь к Матиасу в ожидании поддержки.

Но напрасно я надеялся. Безумный телеграфист предпочел — из хитрости или в порыве решительного бунта — занять позицию полного отчуждения: пустые глаза, шелковистые усы, увядшие, скучные, шевелились от дуновений кондиционера. Он, Матиас, ни в чем не участвовал, он был лишь внимательным, ироничным свидетелем, уверенным в поражении, равнодушным, держащим дистанцию.

Тучный господин что-то вещал в центре стола-подковы. Он был старше нас, и очень скоро дружеское веселье его речи сменилось чинно сухим тоном.

Его уже окружали служащие со счастливыми лицами, и все мы пили кофе, между тем как он объяснял, что «Т. Т. Телефункен», простой шестеренкой коего он является, только что завершила новую линию коммуникаций между Европой и Южной Америкой и что по этому поводу следует приветствовать трогательную ностальгию Матиаса, ибо зов любви, который мы хотим передать, будет первым настоящим звонком, не говоря, конечно, о бесчисленных технических пробах.

Когда он откинулся в кресле и поднял руку, мы увидели, что вся стена за его спиной была огромной планисферой,[38] на которой требования декоративной геометрии пренебрегли капризными изломами берегов. И он опять улыбнулся и сказал, что благодаря этому празднику нам, кроме чашек кофе, предоставляют бесплатно разговор не больше трех минут.

Я с восторгом закивал, произнес слова благодарности и поздравления, думая, что все это вполне нормально, что для меня инаугурации всегда сопровождались чем-то бесплатным, и в то же время наблюдая за скрытным лицом телеграфиста, за его осуждающим ожиданием.

Наступила пауза, и вот тучный господин пододвинул Матиасу один из телефонных аппаратов, бело-черно-красный.

Матиас не шевельнулся, и, если бывает серьезная насмешка, на его изможденном лице и в голосе такая насмешка была.

— У Марии нет телефона, — сказал он. — Позвоните вы, Мичел. Позвоните в лавку и попросите, чтобы за ней сходили, хотя я не знаю, какой там теперь час. Спросите у них, потому что там, возможно, уже очень поздно, и они спят.

Он хотел сказать — Пухато спит. Я все это передал директору, мы запросили связь с Гринвичем и выяснили, что в Санта-Марии только что зашло солнце. На переезде, со стороны Пухато, телята мычат, станционные шлагбаумы медленно, со скрежетом опускаются в ожидании поезда в 18 часов 15 минут, идущего в столицу.

Тогда я, заторможенный всеми этими предварениями, сковавшими меня как артрит, не переставая мечтать о свободе и о Санпаули, протянул руку и поднес телефон почти к самой своей груди. Матиас, весь напряженный, ни на кого не глядя, сказал моим рукам:

— Код Пухато 314. Лавка. Попросите, чтобы ее позвали.

Уточнив свои действия с главным немцем, я поговорил с телефонисткой. Терпение и многократное повторение облегчили мне эту задачу.

Уж не знаю как часто телефонистка повторяла: «Не кладите трубку, я соединяю», или что-то в этом роде. И тут даже сам Матиас был вынужден поднять глаза и оценить чудо, совершавшееся на стене-планисфере. Мы увидели, как загорелась красным светом маленькая лампочка здесь, в Гамбурге, увидели другую, осветившую Кельн, потом увидели мигающие порой другие лампочки, загоравшиеся с неправдоподобной скоростью и уверенностью: Париж, Бордо, Аликанте, Алжир, Канарские острова, Дакар, Пернамбуко, Баия, Рио, Буэнос-Айрес, Санта-Мария. Заминка, мерцание, голос другой телефонистки: «Не кладите трубку, вызываю Пухато, три один четыре».

И наконец: Вильянуэва Эрманос, Пухато. Говорил спокойный, басовитый голос, тон равнодушный, после первой рюмки вермута. Я попросил Марию Пупо, и отвечавший пообещал ее позвать. Я ждал весь в поту, твердо решив игнорировать Матиаса до конца процедуры, глядя на наш мир, освещенный горящими точками позади широкой физиономии и счастливой улыбки директора, справа и слева окруженного почтительно более сдержанными улыбками роботов «Т. Т. Телефункен».

Пока наконец Мария Пупо не подошла к телефону и не сказала: «У телефона Мария Пупо. Кто говорит?»

Я человек наивный. Дружелюбно, ничуть не дерзко, я объяснил, что ее жених, Атилио Матиас, желает передать ей поздравления из Гамбурга, из Германии. Последовала пауза, затем зазвучал контральто Марии Пупо, пересекая мир и волнующиеся шумы его океанов:

— А пошел ты к чертовой матери с такими шуточками, ублюдок дерьмовый.

Она швырнула трубку, и красные лампочки стали быстро гаснуть в обратном порядке, пока стена-планисфера не растворилась снова в полутьме и все три континента безмолвно не подтвердили, что Атилио Матиас был прав.

Примечания

Улица Флорида пролегает перпендикулярно Авениде-де-Майо, главной улице Буэнос-Айреса, сообщаясь с ней короткой Диагональ-Норте. — Здесь и далее примечания переводчика.

Ушуая — город на крайнем юге Аргентины.

Ситка — город на юге Аляски.

Авенида Ривадавия является продолжением Авениды-де-Майо.

Кларк Гейбл (1901–1960) — американский актер.

1 ... 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Манящая бездна ада. Повести и рассказы - Хуан Онетти бесплатно.

Похожие на Манящая бездна ада. Повести и рассказы - Хуан Онетти книги

Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
Считанные дни, или Диалоги обреченных - Хуан Мадрид - Современная проза
Мне грустно, когда идёт дождь (Воспоминание) - Рэй Брэдбери - Современная проза
Тень Галилеянина - Герд Тайсен - Современная проза
Из Фейсбука с любовью (Хроника протекших событий) - Михаил Липскеров - Современная проза
Другие голоса, другие комнаты. Летний круиз - Капоте Трумен - Современная проза
Рассказы - Хуан Саэр - Современная проза
Конкурс комплиментов и другие рассказы от первого лица - Нестерова Наталья - Современная проза
Замок на песке - Айрис Мердок - Современная проза
Ловкость рук - Хуан Гойтисоло - Современная проза

Оставить комментарий