Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Непрекращающиеся ходатайства друзей о смягчении участи Дурылина дали результаты к концу 1930 года. Благодаря усилиям Е. П. Пешковой, хлопотам И. С. Зильберштейна, бессменного редактора «Литературного наследства», и с помощью В. Д. Бонч-Бруевича удалось получить разрешение ОГПУ заменить высылку поселением в одном из семи округов и областей СССР. «Вчера получил уведомление от Пешковой, — пишет он Гениевой 3 сентября 1930 года, — и недели через 2 получу здесь официальное — что мне дан минус 6 с прикреплением на 3 года»[403]. Это значило, что Дурылину запрещено проживать в шести крупных городах страны, а по прибытии на место надлежало зарегистрироваться в местных органах ОГПУ и без их разрешения не покидать места своего «прикрепления».
Теперь ему надо решить, куда ехать, и получив документы, срочно переезжать, чтобы застать там картофель, огурцы и сделать запасы на зиму, а то нечего будет есть.
КИРЖАЧ
Дурылин выбрал Киржач — поближе к Москве, к родной земле, «к милому пределу». Удалось заехать в Москву (ОГПУ выдало справку-разрешение на временный въезд в столицу), повидать близких, распорядиться частью накопленного в Томске архива, переговорить с друзьями о возможных публикациях.
Приехали в Киржач 13 октября 1930 года, и в первый же день — потрясение. В дом, где они сидели в гостях у Прасковьи Анатольевны и Александра Константиновича Рачинских, вошли люди в форме ГПУ и учинили разгромный обыск. Под утро увели Рачинского и Дурылина. Сергея Николаевича на следующий день выпустили, а Рачинского увезли в Иваново, и он сгинул. Можно себе представить, что пережили все эти люди. А Сергей Николаевич от потрясения заболел — отнялись ноги и поясница. К нему в январе 1931-го (по другим данным, в конце 1930-го) приезжал друг — врач-невропатолог, отличный диагност Сергей Алексеевич Никитин, уже тогда бывший (пока тайно) в сане священника, будущий владыка Стефан, епископ Можайский, викарий Московский. «Я остался жив, — пишет Дурылин Нестерову, — мне было очень плохо. Узнал во второй раз в жизни, что значит умирать, и почувствовал, что это знание не даётся даром»[404]. У Дурылина частые сердечные приступы, он катастрофически слепнет, оглох на левое ухо. Решил, что пора подводить итоги своей жизни и со свойственной ему откровенностью и требовательностью к себе пишет И. И. Горбунову-Посадову: «В итоге моей жизни вижу целые протори заблуждений, ошибок, проступков, нелепостей, и утешаться могу разве тем, что в мотивах самых нелепых моих поступков никогда не было корысти и простого себе служения, но это — плохое утешение. <…> Мой жизненный путь похож на просёлок, который исчертит своими рытвинами и взгорками, подъёмами и спусками целую равнину, прежде чем привести туда, куда на глаз можно было бы дойти в десять минут, идя по прямой. Видно, такая моя судьба!»[405]
Первые два месяца жили уединённо. Но постепенно жизнь начала налаживаться. Жилось легче, чем в Томске. И жилищные условия были получше, и связь с Москвой наладилась регулярная. Каждую неделю человека два-три приезжали обязательно. Беседы с друзьями нередко продолжались до утра в полной темноте — керосин трудно было достать.
Перед поездкой в геологическую экспедицию приезжал из Сибири Донат Порфирьевич Славнин посоветоваться с Дурылиным как археологом. Славнин в это время работал в Главсевморпути у О. Ю. Шмидта и успешно сочетал геологию с археологией и этнографией. Елена Васильевна Гениева навестила Сергея Николаевича и увидела его не столь одиноким и беспомощным, каким он представал в письмах из Томска. Сохранив уважение и добрые чувства к нему, она всё же сократила их переписку, вернее, свои письма к нему. Но будет по-прежнему помогать ему в работе, делая переводы для его книжек о Дюма и Олдридже. Дважды приезжал Юра Гениев, уже юноша, и они говорили обо всём: о курении, о вине, о женщинах, о товариществе, о достоинстве, сопротивляемости… Екатерина Петровна Нестерова привозила в подарок этюд Нестерова «Дозор» и увезла обратно. Этот этюд, как и другие, как и портрет «Тяжёлые думы», будет храниться у художника до возвращения Дурылина из ссылки. Дурылин написал стихотворение к этюду и послал художнику.
Не ехали бы люди к Дурылину за десятки и сотни километров, если бы он был только эрудированным, умным, но сухим учёным. Нет, он был весёлый собеседник, любил шутку, радовался, когда мог сделать людям что-нибудь приятное и был изобретателен на сюрпризы и выдумки. Вот и в Киржаче они с Ириной Алексеевной на Новый, 1931 год придумали устроить сюрприз для детворы. Нарядились Дедом Морозом и Снегурочкой, разукрасили ёлку на опушке леса, примыкающего к городу, и разложили под ёлку подарки. Для каждого подарка Ирина Алексеевна сшила специальную рукавичку. Ребятишек из бедных семей собрал и привёл на опушку семилетний Коля Дмитриевский — сын врача, лечащего Дурылина. И тут неожиданно загорелись свечи на ёлке, у которой детей встретил не менее их счастливый Дед Мороз. Со Снегурочкой пропели песенки, и началась раздача подарков. На следующий день на базаре только и было разговоров, что о вчерашней ёлке на опушке. Никто не знал, кто устроил это волшебство, а дети верили, что Дед Мороз.
Работы у Дурылина в Киржаче было много и по душе, но именно в Киржаче, работая при трёхлинейной керосиновой лампе, он окончательно испортил глаза. И. С. Зильберштейн заказал к столетию Гёте большую и срочную работу для юбилейного выпуска «Литературного наследства». Доставал и присылал необходимые материалы, в том числе и из архивов Гёте в Веймаре и Франкфурте на немецком языке. Сам приезжал в Киржач забирать готовые части рукописи. «Однажды вышел курьёз, — вспоминала Ирина Алексеевна. — Из Веймара были высланы 2 книжки с царским штампом. Их нам не отдали сразу, а задержали. А Илья Самойлович, не получая ответа от Сергея Николаевича, слал телеграмму за телеграммой, спрашивая, получили ли мы книги. Наконец является военный из местного ГПУ, извиняется, что почта задержала книги, расшаркивается перед Серг. Ник. и просит срочно послать телеграмму о получении книг»[406]. По просьбе Дурылина библиографические и текстологические справки добывал для него литературовед, бывший его ученик, А. А. Сабуров. Его удивляло, с какой точностью Сергей Николаевич указывал всегда название книги, журнала, год выхода, номер и что именно нужно найти. Как будто в его памяти хранились страницы журналов даже XIX века. За полгода был написан тридцатилистный труд «Русские писатели у Гёте в Веймаре». Но готовился к нему Дурылин, по его признанию, 25 лет.
Ещё мальчиком, прочитав «Фауста» Гёте, Сергей Николаевич начал собирать материал о писателе: заполнять библиографические карточки на все прочитанные книги и статьи о Гёте, делать выписки, в том числе и о связях Гёте с Россией, с русскими писателями, художниками, музыкантами, дипломатами. В своей работе он впервые опубликовал некоторые письма Гёте, посвящённые ему стихи, письма В. А. Жуковского, В. К. Кюхельбекера, А. И. Тургенева, Ф. Н. Глинки, Ф. П. Толстого и др. Он обнаружил 40 русских посетителей Гёте (от А. Н. Радищева до славянофилов), а до него было известно только восемь имён. На основе скрупулёзно собранного и тщательно проанализированного, проверенного и перепроверенного материала Дурылин разбивал легенду за легендой о связях Гёте с Россией. Один из примеров: поставив под сомнение знакомство Гёте с царём Николаем I, о котором неоднократно писали немецкие исследователи, Дурылин поднял немецкие и российские журналы за 1892 год, на которые ссылались исследователи, и ничего похожего там не обнаружил. Но отличная память подсказывала ему, что где-то он читал о беседе Николая I с Гёте. И вспомнил — в записках О. Н. Смирновой[407], изданных в 1894 году. Зная, что Ольга Николаевна была ярой монархисткой и не чуралась вымысла в записях о встречах Николая I с разными людьми, Дурылин установил, что и эта легенда была вымыслом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Сравнительные жизнеописания - Плутарх - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Нестеров - Сергей Дурылин - Биографии и Мемуары
- Мой XX век: счастье быть самим собой - Виктор Петелин - Биографии и Мемуары
- «Расскажите мне о своей жизни» - Виктория Календарова - Биографии и Мемуары
- Иоффе Абрам Федорович. Помощник Рентгена Вильгельма Конрада - Владимир Левченко - Биографии и Мемуары
- Петерс Яков Христофорович. Помощник Ф. Э. Дзержинского - Светлана Аршинова - Биографии и Мемуары
- Коновницын Петр Петрович. Помощник Кутузова - Владимир Левченко - Биографии и Мемуары
- Старовойтова Галина Васильевна. Советник Президента Б.Н. Ельцина - Маариф Бабаев - Биографии и Мемуары
- Моя жизнь. Записки суфражистки - Эммелин Панкхёрст - Биографии и Мемуары