только обо мне, я бы не торопился переезжать, но недавно я приобрел кое-какой ценный груз, которым не хочу рисковать. 
— Оу. Как мило. Назови меня еще раз словом «груз», и посмотрим, сколько времени пройдет, прежде чем тебе сломают нос. Можешь спросить Кирана, он тебе скажет.
 Удивленный моим едким тоном, Деклан коротко выдыхает через нос. Затем он, ухмыляясь, шлепает меня по заднице.
 — Надень пальто и ботинки.
 Я хлопаю ресницами в его сторону и поднимаю руки.
 — Я даже надену рубашку, если ты просто развяжешь меня. Сэр.
 Деклан бормочет:
 — Башковитая чертовка, — и развязывает узел на галстуке. Затем он быстро и крепко целует меня и отворачивается. Его галстук болтается в пальцах, пока Деклан проходит в гостиную, берет пульт дистанционного управления с большого стеклянного журнального столика, включает телевизор и переключает канал на новостной блок.
 Когда я поворачиваюсь, чтобы выйти из кухни и направиться в спальню одеваться, мужчина-репортер мрачным тоном рассказывает об ужасном обнаружении еще одного обезглавленного тела на городской свалке, предположительно, это человек, известный властям как лидер местной транснациональной банды MС-13.
 Я замираю. По рукам пробегают мурашки.
 MС-13 была той бандой, которая преследовала нас от аэропорта. Банда, о которой говорил Деклан, убила бы нас, если бы поймала.
 Были ли они и той бандой, ответственной за убийство его босса Диего, обезглавленное тело которого подобным же образом бросили на городской свалке?
 Думаю о татуировке, которую Деклан сделал над сердцем, и мурашки по рукам распространяются по всему телу.
 «Мне отмщение», гласит надпись.
 Возможно, это не только часть отрывка из библейского писания.
 Может быть, это больше похоже на заявление о миссии.
 Когда я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на него, Деклан неподвижно стоит посреди гостиной и смотрит репортаж с мрачной, довольной улыбкой.
   29
 СЛОАН
  Мы покидаем высотку в середине каравана из дюжины черных внедорожников.
 На выезде из гаража половина из них поворачивает налево. Другая половина поворачивает направо. В следующем квартале происходит то же самое, пока в нашем сопровождении не остается только две машины, когда выезжаем из города.
 Это техника уклонения. Я также ощущаю напряжение в машине. И Деклан, сидящий рядом со мной, и Киран, сидящий за рулем, напряжены, как пружины. Я понимаю, что они высматривают любого, кто может попытаться напасть на нас внезапно или последовать за нами к нашему новому месту назначения.
 Чего не понимаю, так это того, насколько я тоже взвинчена.
 Волнуюсь не за себя. За Деклана. Из-за того, что может с ним случиться. Его могут арестовать. Его могли застрелить. Он мог быть взят в плен и подвергнут пыткам конкурирующей бандой. И я была бы беспомощна что-либо с этим поделать.
 Я ненавижу быть беспомощной. И также ненавижу нервничать.
 На самом деле, я нахожу довольно много вещей, которые можно ненавидеть в этом новом ландшафте под названием «забота», большинство из которых связано с изменениями во мне самой.
 Как ты можешь быть крутым, когда постоянно беспокоишься о ком-то другом?
 Деклан замечает беспокойство и сжимает мою ладонь.
 — Мы скоро будем на месте.
 — Как далеко это находится? — спрашиваю я.
 — Мы полетим на вертолете из аэропорта. Лететь один час.
 — Куда именно?
 — Мартас-Винъярд.
 Деклан внимательно наблюдает за моим лицом, пока я перевариваю эту информацию, и крепко сжимает мою ладонь.
 — С каких пор у тебя дом в Мартас-Винъярд?
 — Где-то пару дней.
 Я удивленно приподнимаю брови:
 — Дней?
 Сухим тоном Деклан говорит:
 — Я не знал, сколько твоих бывших любовников попытаются пробраться в мой дом.
 — Ты делаешь все довольно быстро.
 — Если меня правильно замотивировать, то со скоростью света, — бормочет он, не сводя с меня пристального взгляда.
 — Значит, теперь у тебя есть мотивация?
 — Ты же знаешь, что есть.
 — Это из-за меня?
 — Не будь такой скромницей.
 — Но я такая милая, когда скромничаю.
 Деклан протягивает руку и гладит меня по щеке.
 — Ты волнуешься?
 — Черт возьми, да.
 — По поводу чего?
 — Что ты умрешь в преклонном возрасте, и мне придется срочно искать риелтора, чтобы избавиться от этого любовного гнездышка, которое ты случайно прикупил.
 Зная, что я не хотела признаваться, что беспокоилась о том, что может с ним случиться, Деклан хихикает:
 — Вряд ли это можно назвать райским уголком.
 — Что ты имеешь в виду?
 — Это поместье площадью десять тысяч квадратных футов на шести акрах.
 Мои губы приоткрываются, но у меня не получается даже пикнуть.
 Он улыбается, видя мое потрясение.
 — Еще есть пляж. Собственная вертолетная площадка. У Обамы дом неподалеку.
 Ошеломленная, я тихо произношу:
 — О, хорошо. Мы можем вместе выпить коктейли, поговорить о мире во всем мире.
 — Сомневаюсь в этом.
 — Почему нет?
 — Ты же позиционируешь себя, как члена либертарианской партии США. Они, вероятно, подумали бы, что ты — чокнутая.
 Я закрываю лицо руками.
 — Чувак, эта проверка биографии на самом деле была чем-то совсем иным.
 Деклан тихо говорит:
 — Да. Она позволила найти кого-то столь очаровательного. Женщину, которая марширует в такт ритму своего барабана.
 Я опускаю руки и смотрю на него.
 — Ты хочешь сказать, что я — эксцентрична.
 — Просто пытаюсь сказать, что ты — личность превыше всего остального.
 — Нет, прежде всего, я умнее тебя, помнишь?
 — Ты также без ума от меня.
 Взволнованная жаром в его взгляде, я отвожу взгляд.
 — Или, может быть, просто сумасшедшая.
 Деклан наклоняется, целует меня в раскрасневшуюся щеку и шепчет мне на ухо:
 — Ты боишься, что мне навредят. А это значит, что ты без ума от меня. Признай это. Я хочу услышать, как ты произносишь эти слова.
 — Если ты собираешься быть самодовольным по этому поводу, я напомню тебе, что я также беспокоюсь о Ставросе.
 — Как если бы кто-то беспокоился по поводу домашнего питомца. Для тебя он не более чем песчанка. Я, же с другой стороны…
 — Эгоистичный монстр? — Я улыбаюсь ему. — Согласна.
 Деклан кладет руку мне на горло и хрипло парирует:
 — Монстр, который хочет, чтобы ты призналась ему, что ты к нему чувствуешь.
 Я бросаю взгляд на Кирана, сидящего на водительском сиденье.
 — Сейчас?
 — Сейчас. Твоя речь о Гранд-Каньоне пробудила во мне жажду большего.
 — Я не могу повторить это. Это было импровизацией.
 — Боже, как мне нравится, когда ты используешь все свои громкие слова.
 — Не веди себя, как осел.
 — Подумай о чем-нибудь, что описывает то, что ты чувствуешь ко мне. Просто назови мне что-то одно, детка.
 Его горячее дыхание обжигает шею. Рукой он крепко сжимает мое горло. Его голос низкий и грубый, и все это заводит меня, как будто внутри тела щелкнули выключателем.
 Я закрываю