глаза и ищу идеальное слово, чтобы описать то, что Деклан заставляет меня чувствовать.
— Для меня это похоже на состояние алкогольного опьянения.
Деклан завладевает моими губами, жадно целуя. Мы проезжаем ухаб на дороге и отрываемся друг от друга, но наши лица по-прежнему близко друг к другу.
Деклан говорит:
— Ты не одна так себя чувствуешь.
— Знаю.
— Ты когда-нибудь бывала здесь раньше?
— В Мартас-Винъярд? Нет.
— Не закрывайся. Ты знаешь, о чем я спрашиваю.
У него такой пристальный взгляд. Я чувствую себя незащищенной. При этом он меня полностью обнажает. И я дезориентирована, как будто падаю в глубокую, темную яму.
— Ты же знаешь, что нет.
— Скажи это.
— Тебе действительно нравится вникать в суть в самые неподходящие моменты? Мы даже не одни.
— Скажи это.
Что я точно могу сказать, так это то, что он не удовлетворится, пока не дам ему то, что он хочет. Поэтому наклоняюсь к уху Деклана и повинуюсь ему.
— Нет, я никогда не была здесь раньше. Я никогда ни к кому так не относилась. Никогда не теряла себя и не хотела потерять так, как хочу потерять себя в тебе. И никогда не доверяла ни одному мужчине, включая отца. Так что, если ты разобьешь мне сердце, гангстер, просто знай, что ты будешь первым и последним, кто это сделает. Никто до тебя никогда не был способен даже поцарапать его, и никто не сможет собрать осколки, оставшиеся позади тебя, если ты внезапно решишь бросить меня.
Деклан тяжело вздыхает. Берет мое лицо в ладони. Его глаза яркие и ликующие, ослепительно голубые, и хрипло произносит:
— Я никогда не уйду. Потому что ты станешь моей женой.
— Срань господня.
— Это значит «да»?
— Нет.
— Тогда ответь «да».
— Я не гожусь в жены.
— Я не об этом тебя спрашивал.
— Понимаю. Значит, ты похитишь меня, чтобы жениться насильно?
— Почему ты злишься?
— Потому что твое высокомерие больше, чем вся известная вселенная.
— Это следующий логический шаг.
— Конечно, если бы мы пробыли вместе больше четырех секунд.
— Я долго не проживу, Слоан. Для меня промедление — непозволительная роскошь.
Это тормозит разговор наш быстрее, чем что-либо еще, что он мог бы сказать. Потрясенная, я спрашиваю:
— Ты болен?
— Нет. Я — новый глава международной преступной империи. Моя ожидаемая продолжительность жизни только что резко сократилась. Мой предшественник и года не продержался на посту. Как ты думаешь, сколько еще я продержусь?
Паника превращается в холодный, твердый комок внизу моего живота.
— Дольше, если будешь осторожен.
— Я неосторожен. Это не в моей натуре. На самом деле мне повезло, что продержался так долго. Но часы тикают, и их тиканье становится все громче.
Я не могу решить, то ли мне следует ужаснуться, то ли ударить себя по голове. То, что он говорит, имеет смысл, и, конечно, я все это знала, но слышать, как Деклан произносит это вслух сразу после того, как сделал ошеломляющее предложение, — это уже чересчур.
Я сажусь прямее, стряхивая его руки с лица.
— Позволь мне внести ясность. Ты думаешь, что для меня было бы хорошей идеей выйти за тебя замуж — давай даже не будем начинать все эти смешные истории о том, как мы познакомились, и о том, сколько времени прошло с тех пор, как это произошло, — прекрасно зная, что через несколько коротких месяцев или лет я стану вдовой?
Его брови сходятся на переносице. Деклан поджимает губы, переходя в классический режим сердитого, угрюмого кота так же быстро, как щелкает двумя пальцами.
— Ты стала бы моей единственной наследницей. Ты бы получила все, что у меня есть…
Я обрываю его едким смешком.
— О, мы снова говорим о деньгах! Похоже, у тебя сложилось впечатление, что единственное, что волнует женщин, — это наличные деньги, а это совсем не очаровательно. Но я могу заверить тебя, что мне насрать на то, сколько денег у тебя есть или что ты оставишь мне в случае своей безвременной кончины.
Мой сарказм выводит его из себя.
— Я знаю, что тебе плевать на эти чертовы деньги! Но это может облегчить твою жизнь, когда я уйду!
Сердце бешено колотится. У меня дрожат руки. Мне так сильно хочется заехать ему кулаком в нос. Мне удается говорить ровным голосом, хотя внутри у меня все переворачивается.
— Единственное, что могло бы облегчить все это, — это если бы ты не был тем, кто ты есть. Но это невозможно. Так что давай не будем строить гипотез о будущем, которое никогда не может произойти.
Раздувая ноздри и поджимая губы, Деклан становится похож на быка с оседлавшим его наездником на спине, который вот-вот вырвется из загона.
— И не смотри на меня так свирепо. Если ты хочешь высадить меня на следующем углу, будет прекрасно.
Как оказалось, это было совершенно неправильное высказывание. Он смотрит на меня, и от его взгляда целые города сгорают дотла.
Притягивая меня ближе, обхватив рукой сзади за шею, Деклан рычит:
— Я никуда тебя не отпущу, чертовка.
Я кладу руки ему на грудь и толкаю. Это бесполезно. С таким же успехом могла бы пытаться сдвинуть гору.
— Кстати, я ненавижу это прозвище.
— Ты понятия не имеешь. Тебе это чертовски нравится. И ты ненавидишь то, что тебе это нравится. Привыкай к тому, что тебя видят, и к тому, что ты рядом с мужчиной, который не позволит тебе спрятаться, и который не съежится, когда ты пустишь в дело свой язвительный язычок.
Он прижимается губами к моему рту.
Я начинаю понимать, что это будет то, что вежливо называют неустойчивыми отношениями.
И вырываюсь. Деклан позволяет мне, но только слегка. Я складываю руки на груди и смотрю прямо перед собой через лобовое стекло, пытаясь взять под контроль прерывистое дыхание.
Он мрачно говорит:
— Почему бы тебе не попробовать боксерское дыхание? Я слышал, это полезно в стрессовых ситуациях.
Краем глаза я вижу, как Киран оглядывается на меня в зеркало заднего вида. Если он беспокоится, что его босс вот-вот выцарапает ему глаза, то он прав.
Оставшаяся часть поездки в аэропорт проходит в молчании. Густая, напряженная, обжигающая тишина обволакивает нас. Левая сторона лица, кажется, вот-вот начнет отслаиваться из-за обжигающего взгляда Деклана.
Мы резко останавливаемся на вертолетной площадке. Напряженный Деклан выводит меня из машины и ведет через взлетно-посадочную полосу к большому черному вертолету, который выглядит так, словно был создан для перевозки военных. Деклан открывает пассажирскую дверь, усаживает меня на сиденье, пристегивает и целует. Жестоко.
Затем хрипло говорит:
— Пожалуйста, не отгораживайся от меня. Злись, сколько
