и бросила на мужчину проникновенный взгляд, тот тут же поёжился и упал обратно на стул.
— Я повторяю, что этот человек важен и может присутствовать на собрании. Что вас смущает? Его предложения были неподходящими и глупыми? — холодно сказала она. — Не заметила ничего, что могло бы вызвать чей-либо гнев, уважаемый Данзель.
Жрец потупил взгляд, но не собирался останавливаться: он сжал кулаки и продолжил.
— Поймите, что само его присутствие здесь — уже серьёзное оскорбление для всех присутствующих! — прорычал он. — Почему мы должны слушать какого-то неизвестного разведчика?
— Он заслуживает всеобщего уважения, а не порицания, — сказала Марона. — Считайте, что он мой личный приближённый и важный помощник, что, на самом деле, и является таковым уже много месяцев.
Данзель покачал головой и бросил на меня взгляд.
— Я не имею права оспаривать его статус в вашем доме, но у этого Искателя нет звания в Гильдии, за ним не числятся серьёзные подвиги, его имя никому неизвестно. Для нас это просто мальчишка, который чудом оказался здесь! — прорычал он, и его лицо перекосилось от ярости.
Жрец поднялся и подошёл ко мне, грозно нависнув, будто это придаст значимости его словам.
— Не потрудишься ли объяснить, каким таким образом ты добрался до тридцать третьего уровня, будучи таким молодым? Всего на три уровня ниже меня, и это при том, что я шёл к этому почти сорок лет! Я живу вдвое больше тебя, видел куда больше, чем ты, и убил тысячи монстров вот этими вот руками! Так скажи мне, Охотник, как такое возможно?
Мужчина не давал мне вставить слово. Серьёзно же я его разозлил. Хотя чем именно? Тем, что успешнее него? Будто кто-то упрекает его за то, что он не способен внести серьёзный вклад в битву. Или это его так заело, что не он заслужил большого признания баронессы?
— После получения класса в двенадцать лет, тебе бы пришлось усердно работать сутками, чтобы повышать уровень. И что, хочешь сказать, ты делал это? Ребёнок не в состоянии самостоятельно зачищать логова монстров, значит, тебя тащили за собой взрослые, хорошо снаряжённые Искатели, выполняющие всю грязную работу. Целая команда вооружённых до зубов людей работала бы только ради тебя! Уверен, что ты дворянский отпрыск, который сорил деньгами направо и налево, лишь бы получить такой высокий статус и порадовать семью! Имей мужество признать это, сопляк!
Марона встала так резко, что стул позади неё завалился назад. Мэриголд вздрогнула и быстро подняла его, вежливо поклонившись баронессе.
— Господин Данзель, мне надоело это выслушивать, — сдержанно сказала Марона. — В ваших словах нет и толики правды, не говоря уже о том, что я слышу поток зависти от глубоко уважаемого мною Жреца! Немедленно прекратить этот вздор!
— Миледи, мои искренние извинения, но я должен был сказать об этом! — резко бросил мужчина. — Ради вас и памяти вашего мужа, моего старого дорогого друга. Ваш любовник — избалованный юнец, которому всё досталось на блюдечке с голубой каёмочкой, и теперь он притворяется, будто понимает войну! Почему он имеет право сидеть за этим столом, словно он закалённый в боях ветеран? Ещё и давать свои странные советы, когда на кону сотни человеческих жизней? Пускай отправляется в свою палатку и ждёт, когда вы пригласите его на обед! Здесь ему делать нечего!
Баронесса резко хлопнула в ладоши.
— Всё, я кажется ясно сказала, но повторю ещё раз: Немедленно прекратить! — сурово процедила она. — Мы давно знакомы, и ты старый друг моего усопшего мужа, но как ты смеешь оскорблять меня и Артёма? В тебе говорит зависть, которая выглядит жалко, когда на кону действительно тысячи чужих жизней! Неужели ты забыл, какую работу проделал этот человек? Ты бы справился с этим вместо него, скажи мне? Если да, то почему молчал?
— Я… Миледи… Не это имел ввиду, не вас… — пробормотал Данзель и хотел продолжить, но его прервала баронесса.
— Довольно, — сказала Марона. Её голос был мягким, но повелительным. — Принеси извинения и не говори больше ничего, пока не обретёшь контроль над собой. И, что важнее, над своим языком, который слишком развязался. Если ты так уважаешь моего мужа, своего друга, так почему оскорбляешь меня и мой выбор?
Не дожидаясь ответа от Жреца, она подошла ко мне и Илину.
— Прошу прощения за эту сцену. Мне не хотелось бы этого говорить, но я бы попросила вас с господином Илином пойти и немного отдохнуть, вы заслужили это как никто другой, — сказала она и слегка склонила голову. — Благодарю за вашу смелую службу Теране и её жителям.
Переглянувшись с Илином мы встали, вежливо поклонились и вышли из палатки. Судя по взгляду Мароны, сейчас она будет разносить Данзеля в пух и прах. Чтобы не рушить его самооценку ещё больше. Да и не правильно такого опытного командира прилюдно склоняют по падежам, от этого лишь больше разозлится. Но его мне совершенно не жаль. Сам виноват, что закатил истерику на ровном месте.
Мы встали у палатки и усмехнулись друг другу.
— Ну, отчасти понятно, почему его так задело твоё присутствие. Я-то ещё ладно, но ты другой, — весело сказал он. — Молодой перспективный красавец, который может проводить сложные военные операции, ещё и обладающий очень высоким уровнем, до которого добраться крайне трудно обычному человеку. Удивлён, как он ещё на меня не завистливый взгляд… Но я его не оправдываю, просто это было странное поведение в наших-то условиях.
Я кивнул и пожал плечами.
— Ну, к дуракам я уже начал привыкать, но это не повод, чтобы так срываться на людях, совершенно ничего не зная о них и их жизни. Ой, да и ладно. Мы с баронессой можем поговорить и наедине, — сказал я и усмехнулся.
Не знаю, что там произошло в палатке, но через пару мгновений Жрец пулей вылетел оттуда и что-то буркнув ошалевшей охране баронессы зашагал прочь, наверняка в свою изысканную палатку, стоящую неподалёку. Напоследок он бросил на нас испепеляющий взгляд, в котором читалась ярость, злоба и стыд.
— Зависть — особенно такая, озлобленная — невероятно отвратительная штука, которая не принесёт кому-то пользы, — мягко заметил монах, глядя вслед Данзелю.
Я пожал плечами и похлопал Илина по плечу.
— По крайней мере, Марона не позволит ему мне мстить, как это произошло с Фендалом. А пока он не попытается меня убить
