Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поразителен этот физиологический каприз! Земля Майи — это цветник красивых девушек с высокой белоснежной грудью, напоминающей голубок в своем гнезде; их стройные, округлые бедра пленяют вас, и вы заболеваете, когда видите эти колонны, и всегда приходит на память плющ из камоэнсовского стиха...
Плющом вкруг них желанья обвились…
Всегда приходят на память и вышеприведенный стих, и другие стихи Второй песни, потому что «Лузиады» — это поэма, которую мы читаем в школах и которую находим в рабочих корзинках учениц швейных мастерских, — этим ученицам удалось ускользнуть от пагубного аскетизма лазаристов[78].
Как только вы пересечете границу Майи, первая женщина, которая попадется вам в первом же приходе Фамаликана, окажется некрасивой и грязной до отвращения, тощей, с расцарапанной грудью и в платье, которое, как на грех, подчеркивает все недостатки ее скверной фигуры. И до самой Браги, если вам угодно, вы везде и всюду сможете вдыхать благоухание чистого цветка целомудрия. Если существует край, где святой отшельник может уединиться и избавиться от искушений плоти, то это именно тот край, о котором идет речь. Каждая здешняя женщина — это священный талисман, который обращает в бегство трех врагов души, особливо первого[79].
В мае — в месяце цветов, в месяце любовной лихорадки, словом, в роковом для любовных дел месяце — Белшиор полюбил. Ему было девятнадцать лет, у него были румяные щеки, широкие плечи, он посвистывал, как дрозд, играл на гитаре, а полюбил он Марию Рыжую, дочь Силвестре Рыжего, богатейшего землевладельца во всей округе. Эта любовь была окружена тайной, словно преступление, и по этой самой причине разгоралась с неистовой силой, достигнув кульминации страсти, которая граничит с катастрофой. Если бы подкидыш посмел похвастаться тем, что завоевал благосклонность Марии Рыжей, его отколотили бы либо соперники, либо кто-нибудь из трех священников, которые приходились девушке дядьями. Эти трое священнослужителей прославились своими подвигами, когда еще учились в Браге. Они были участниками партизанской войны против узурпатора[80], затем снова взялись за оружие в 1846[81] году и приняли участие в побоище в Браге; домой они вернулись после смерти Макдоннелла[82] и теперь служили обедни за восемь винтенов, не желая использовать свой сан в целях наживы.
Как-то раз, поздно вечером, один из этих священников, возвращаясь домой, различил какую-то фигуру в тени миртовых деревьев, образовывавших живую изгородь вокруг гумна, принадлежавшего семье Силвестре, и смутно разглядел сквозь эту изгородь быстро удалявшуюся белую юбку.
Он приблизился было к темной фигуре и палка его уже взлетела в воздух, чтобы нанести удар, но вдруг он услышал звук взводимого пистолетного курка. Он удержал занесенную руку и спросил:
— Кто здесь?
— Белшиор Бернабе.
— Что ты тут делаешь?
— Ничего, отец Жоан.
— А почему же ты прятался?
— Я никому ничего дурного не делаю, отец Жоан.
— Но ты взвел пистолетный курок! — И отец Жоан с яростью бросился к нему. — Чего тебе нужно в этом доме, подкидыш несчастный? Ты бегаешь за моими племянницами?.. — И тут он присовокупил словцо, характеризующее поведение матери Белшиора.
— Отец Жоан, если вы меня ударите, то как ни тяжело мне это будет, но... знайте, что я выстрелю. Идите своей дорогой и оставьте в покое того, кто кроток и тих.
Отец Жоан Рыжий зажал под мышкой окованную железом дубинку и пробормотал:
— Я еще доберусь до тебя, бездельник!
И ушел.
На рассвете он оседлал свою кобылу и отправился в Фамаликан, поговорил там с властями, с членами окружной комиссии, с сельским старостой и вернулся домой в прекрасном настроении. На следующий день на дверях церкви Пресвятой Богородицы висел список молодых людей, призывавшихся в армию; в этом списке числился подкидыш Белшиор Бернабе.
А между тем Силвестре, отец Марии, созвал в надстройку над амбаром своих трех дочерей и спросил:
— Кто из вас вчера ночью был на гумне и разговаривал с этим подкидышем — с Бернабе?
Две дочери нимало не медля ответили хором:
— Не я!
И прибавили:
— Чтоб мне ослепнуть!
— Пусть у меня ноги отсохнут!
— Будь я проклята!
Третья дочь, Мария, опустила голову, спрятала лицо в льняной фартук и заплакала.
— Так это ты?! — закричал отец и схватил грабли.
Он разбил бы ей голову, если бы сестры Марии не схватили его за руку. Отец, могучий сорокалетний мужчина, с трудом высвободился из рук отважных девушек, бросил грабли и в порыве бешеной ярости так ударил Марию кулаком, что та упала замертво.
Он тотчас же обратился к ее сестрам и сказал:
— Эта тварь будет сидеть здесь взаперти, слышали? Хотите — приносите ей похлебку, не хотите — пусть подыхает и пусть ее черти унесут.
И, уходя, он повернул ключ в замке и спрятал его во внутренний карман куртки.
Когда Белшиор, обливаясь слезами, объявил ткачихе, что идет в солдаты, та оперлась подбородком на руки, сложенные для молитвы, подняла глаза к образу Спасителя и так простояла несколько мгновений; затем спокойно сказала:
— Ты не пойдешь в солдаты, сынок. Силвестре Рыжий уже предлагал мне две сотни за этот дом с тем, что я буду жить в нем до самой смерти. Я продам дом, ты останешься без дома, ну что ж, проживешь как-нибудь. Но в солдаты ты не пойдешь. Ты дашь начальникам денег, как это делают сыновья богачей, и тебя освободят.
Белшиор, однако, продолжал плакать, и время от времени сквозь его рыдания слышались какие-то слова, которые ткачиха, будучи малость глуховатой и ровно ничего не зная о любовных делах юноши, не могла разобрать.
— Да не плачь же ты, мальчуган! — уговаривала его старуха и твердила о продаже дома; в конце концов Белшиор, вынужденный объяснить, в чем дело, воскликнул:
— Бедняжка Мария Рыжая погибла!
— Господи!.. Что такое ты сказал, Белшиор?
- Письма молодому романисту - Варгас Льоса Марио - Разное
- Великий Гэтсби. Ночь нежна - Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Зарубежная классика / Разное
- Фунты лиха в Париже и Лондоне - Оруэлл Джордж - Зарубежная классика
- Обломов - Иван Александрович Гончаров - Разное / Русская классическая проза
- Фиеста - Эрнест Миллер Хемингуэй - Зарубежная классика
- Победивший дракона - Райнер Мария Рильке - Зарубежная классика / Классическая проза / Разное
- Немецкая осень - Стиг Дагерман - Зарубежная классика
- Пират - Аргирис Эфтальотис - Разное
- Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника - Иван Сергеевич Тургенев - Разное / Русская классическая проза
- Последний сон - Майя Анатольевна Зинченко - Периодические издания / Русская классическая проза / Разное