чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Говорить с ней было всё равно, что говорить со стеной, но я не мог молчать. Я должен был пытаться достучаться до неё. – Тёплую… с пеной… как ты любишь.
С тяжёлым вздохом я поднялся с кровати. Ноги были ватными, каждый шаг давался с трудом. Пока набиралась вода, я быстро переоделся в домашнюю одежду, смывая с себя грязь и кровь этого проклятого дня. Когда всё было готово, я вернулся в спальню, снова осторожно взял Елену на руки и отнёс её в просторную ванную комнату, залитую мягким, тёплым светом. Аккуратно опустил её в воду, наполненную ароматом лаванды – её любимый. А затем сам забрался в ванну позади неё, прижав её тело к своей груди, нежно обхватив руками за талию.
– Вернись ко мне, Лёля, – тихо, почти беззвучно произнёс я, зарываясь носом в её волосы. – Больше никто тебе не угрожает. Я защищу тебя от всего плохого, – Я горько, беззвучно усмехнулся, осознавая всю чудовищную ироничность этих слов. Я, который и втянул её в ад, а теперь клялся защитить.
Так и не дождавшись ответа, не почувствовав ни малейшего движения с её стороны, я начал медленно купать её. Мои руки, покрытые мыльной пеной, скользили по её гладкой, но такой холодной коже, смывая последние следы пережитого кошмара. Каждое моё прикосновение было пропитано нежностью, любовью и раскаянием, на какие я только был способен. Наверное, мне не нужно было этого делать самому. Следовало позвать Анну, или одну из горничных. Но я просто не мог оставаться в стороне и ничего не делать. Я цеплялся за отчаянную надежду, что хотя бы её тело на подсознательном уровне узнает мои прикосновения.
– Когда ты будешь готова, моя маленькая… когда сможешь… я выслушаю тебя, – шептал я ей на ухо, продолжая осторожно омывать её плечи и спину. – Всё, что ты захочешь рассказать. Я буду рядом. И помогу тебе справиться со всеми твоими демонами. Мы пройдём через это вместе. Я клянусь тебе. Только вернись ко мне, Лёля…
Я полностью погрузился в этот почти медитативный ритуал омовения, пытаясь смыть с неё не только физическую грязь, но и невидимые следы пережитого ею ужаса. Говорил с ней без умолку, тихим, успокаивающим шёпотом, рассказывая о всяких пустяках, вспоминая наши счастливые моменты. Я не ждал ответа, просто говорил, надеясь, что мой голос сможет вытащить её из той тёмной пропасти, в которую её столкнули.
И вот, наконец, спустя, казалось, целую вечность, я почувствовал, как напряжение, сковывавшее её тело, начало медленно отступать. Её мышцы стали потихоньку расслаблялись под моими руками. Это было так мало, но для меня в тот момент как крошечный лучик надежды в беспросветной тьме.
Я отложил мочалку и нежно поцеловал Елену во влажные волосы, которые теперь пахли, её любимым шампунем.
– Ты сильнее, чем думаешь, Лёля. – прошептал я ей на ухо. – И мы вместе пройдём через это. Шаг за шагом. Только впусти меня.
Закончив приводить её в порядок, я аккуратно завернул её в большое, пушистое полотенце, снова поднял на руки и отнёс обратно в спальню. Уложил на кровать и надел на неё мягкую пижаму, стараясь не задеть её синяки и ссадины, чтобы не причинить дополнительной боли. Затем бережно прикрыл лёгким одеялом.
Я снова устроился рядом с ней на краю кровати, взял её руку в свою, переплетая наши пальцы.
– Мне так жаль, Лёля. Я никогда не хотел, чтобы с тобой произошло нечто подобное. Этот кошмар не должен был коснуться тебя. Я не уберёг тебя… – я с трудом сглотнул подступивший к горлу ком. – Но может быть уверена, каждый из них сполна заплатил за тот ад, через который ты сейчас проходишь. И тебе не придётся бороться с этим в одиночку. Я буду рядом. Мы справимся вместе.
Нежно поцеловав её в макушку, я с тяжёлым сердцем заставил себя подняться. Боль, вина и ярость всё ещё клокотали во мне, и мне не хотелось оставлять её. Но я должен был убедиться, что справедливость, пусть и в моём, искажённом понимании этого слова, восторжествует. А потом я не отойду от Елены ни на шаг.
Я подошёл к двери спальни и тихонько приоткрыл её. Как я и предполагал, Анна со встревоженным лицом стояла в коридоре. Её руки были нервно сцеплены перед собой.
– Анна, позаботься о ней, пока меня не будет, – приказал я, впускаю женщину в комнату. – Если она проснётся, немедленно звони мне.
Её взгляд, полный материнской нежности и боли, метнулся к неподвижной фигуре Елены на кровати, и на её морщинистом лице отразилась глубокая, искренняя скорбь.
– Конечно, господин Картер. – тихо, но твёрдо ответила Анна. – Не беспокойтесь ни о чём. Я всё сделаю и буду рядом с ней, как с родной дочерью. Можете на меня полностью положиться.
Бросив ещё один долгий взгляд на Елену, я, сжав кулаки, наконец заставил себя выйти из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Коридор показался мне бесконечным, каждый шаг отдавался глухим эхом в голове. Ноги сами привели меня к подвалу, куда уже привезли албанских тварей.
Холодный воздух ударил мне в лицо, как только я открыл тяжёлую дверь. Троих выродков, подвешенных за связанные за спиной руки к массивным металлическим крюкам, как туши скота в мясной лавке. Их ноги едва касались пола, заставляя тела неестественно выгибаться. Яркий, безжалостный свет от нескольких промышленных ламп бил им прямо в изуродованные, окровавленные лица. Рядом молча, как тени, стояли двое бойцов – Антонио и Джузеппе.
– Вы изнасиловали мою женщину. – произнёс я лишённым каких-либо эмоций голосом, медленно надвигаясь на албанцев. Шаги гулко отдавались от бетонных стен. Я остановился прямо перед ними, глядя каждому в глаза по очереди. – Убили моего человека.
Мужчины, хотя их едва ли можно было назвать людьми после содеянного, дёрнулись от ужаса, их тела судорожно забились на крюках. Верёвки, туго стягивающие запястья, казалось, вот-вот врежутся в плоть до костей. В их глазах, ещё недавно полных животной похоти и самодовольства, теперь плескался первобытный страх.
– Пожалуйста… не надо… пощадите… – взмолился один из них. Кровь, смешанная с соплями и слезами, ручьями стекала по его разбитому лицу. – Мы… всего лишь выполняли приказ…
Я издал звук, отдалённо напоминающий смех. Но в нём не было и тени веселья.
– Приказ? – переспросил я, голос сочился ядом. Я подошёл к нему вплотную, так, что он мог чувствовать моё дыхание на своём лице. – Это Замир приказал вам её изнасиловать? Он велел вам наслаждаться её мучениями, её криками,
