даже потёр руки, как ребёнок, которому подарили долгожданную игрушку.
– Прояви фантазию, – я похлопал его по плечу, чувствуя под пальцами напряжённые мышцы. – Только не убивай их. Я с ними ещё закончил.
– Понял, босс, – Джек хищно облизнулся.
Я коротко кивнул и, не оборачиваясь, двинулся к выходу. На сегодня моя работа здесь была закончена. Теперь можно было вернуться к Елене.
Выйдя в коридор, я на мгновение прислонился к холодной стене, переводя дыхание. Воздух здесь, наверху, казался чистым, почти стерильным по сравнению с тем, что я оставил внизу. Но въевшийся в мою кожу и волосы, запах чужой крови, пота и страха преследовал меня.
Прежде чем даже подумать о том, чтобы присоединиться к Елене, я направился прямиком в ванную комнату, смежную с гостевой спальней. Горячая вода обрушилась на меня почти обжигающим потоком, но я стоял под ней, опустив голову, позволяя струям хлестать по лицу и телу. Я тёр кожу жёсткой мочалкой до красноты, снова и снова. Мне нужно было смыть с себя кровь её насильников, чтобы не принести её в нашу комнату, где спала моя девочка.
Закончив принимать душ, я наспех вытерся и переоделся в чистую одежду – простую футболку и свободные штаны. Затем приоткрыл дверь в спальню и тихо прошёл внутрь. Мой взгляд тут же нашёл Анну. Она сидела в кресле у окна, её спина была прямой, а руки сложены на коленях. Даже в этой позе чувствовалась её постоянная бдительность. При моём появлении она быстро поднялась. В её глазах читались немой вопрос и искренняя тревога.
– Как она?
– Всё так же, господин Картер.
Я кивнул, чувствуя прилив благодарности к этой преданной женщине.
– Спасибо, Анна. Идите отдыхать, вы, должно быть, устали. Уже очень поздно. Я позову, если что-то понадобится.
На её лице отразилось облегчение, смешанное с беспокойством.
– Вы уверены, господин? Может, мне остаться?
– Да, Анна, – я постарался, чтобы мой голос звучал мягко, но твёрдо. – Идите. Вам нужен отдых.
Она ещё раз с тревогой посмотрела на кровать, затем на меня, и, коротко кивнув, прошептала:
– Спокойной ночи, господин Картер. Дай Бог, чтобы всё было хорошо.
С этими словами она бесшумно выскользнула из спальни, прикрыв за собой дверь.
И вот, наконец, я остался с Еленой наедине. Её лицо в мягком свете ночника казалось почти детским, беззащитным. Длинные, пушистые ресницы, которые я так любил целовать, отбрасывали тени на бледные щёки. Светлые волосы разметались по подушке. Губы плотно сжаты, даже во сне храня печаль. Глаза закрыты, и я мог только надеяться, что она действительно спит, что её измученное сознание нашло временное убежище в глубоком забытьи. Что там, во сне, ей спокойно и нет места тому кошмару, который она пережила всего несколько часов назад.
Стараясь не издать ни единого скрипа половиц, подошёл к кровати. Аккуратно лёг рядом на свою половину, повернувшись к ней лицом.
– Ты мой свет во тьме, Лёля, – слова сорвались с губ едва слышным шёпотом, полным бесконечной нежности и любви. Я наклонился и коротко поцеловал её в лоб. – Мой единственный ориентир в нашем проклятом мире. Ничто и никогда этого не изменит, amore mio.
Рука сама собой потянулась к её волосам. Пальцы начали осторожно, перебирать мягкие пряди, ласково скользить по её щеке, очерчивая линию скулы, по изящной шее. Затем я бережно обнял её за тонкую талию, притягивая к себе так, чтобы она чувствовала моё присутствие даже во сне. Я вдыхал её запах, такой родной и успокаивающий. Простое присутствие рядом с ней было для меня сейчас важнее всего на свете.
Напряжение последних часов, физическое и эмоциональное истощение, наконец, взяли своё. Убаюканный теплом её тела и чувством, что она рядом, в безопасности, я сам не заметил, как тяжёлые веки начали смыкаться. Последней моей мыслью было твёрдое обещание самому себе: я сделаю всё, чтобы вернуть ей свет. Даже если для этого придётся погрузиться в ещё большую тьму.
Но глубокой ночью меня вырвал из тяжёлого сна громкий крик. Я вскочил на кровати, сердце бешено колотилось в груди, адреналин мгновенно ударил в голову. Первым инстинктивным движением была попытка нащупать под подушкой пистолет, но пальцы наткнулись лишь на прохладную ткань наволочки.
Чёрт! Я оставил его в ванной.
В тусклом свете ночника я увидел, что Елена сидит на кровати, её глаза широко распахнуты, в них застыл такой первобытный ужас, что у меня самого перехватило дыхание.
Она пришла в себя.
Я быстро сел, инстинктивно поднимая руки вверх ладонями к ней, показывая, что не представляю угрозы.
– Лёля, всё хорошо. Ты в безопасности.
Но она, казалось, не слышала и не узнавала меня.
– Нет! Нет! Нет! Не трогай меня! – закричала Елена снова, её голос срывался на визг. Она начала пятиться от меня к изголовью кровати, отталкиваясь руками и ногами, пока не вжалась спиной в холодную стену. Всё её тело била крупная дрожь, как в лихорадке. Она задыхалась от страха. И я просто не мог поверить и осознать, что она боится меня.
– Елена, это я, Ник. Твой Ник, – медленно и очень чётко произнёс я каждое слово, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно мягче. – Всё закончилось, слышишь? Всё страшное позади. Попробуй дышать со мной. Вдох… выдох…
Она пыталась сфокусировать взгляд, в её расширенных от ужаса зрачках мелькали воспоминания. Секунды тянулись, как вечность. И потом, в её глазах сверкнула искорка узнавания, а напряжение в теле чуть ослабло.
– Ник? – прошептала она, её голос был едва слышен, полон недоверия и страха.
И прежде чем я успел ответить, она с надрывным всхлипом бросилась ко мне. Я тут же раскрыл объятия и крепко прижал к своей груди, чувствуя, как её тело сотрясается от рыданий, как она цепляется за мою футболку дрожащими пальцами. Я инстинктивно начал успокаивающе поглаживать её по спине и спутанным волосам.
– Любимая, девочка моя, всё хорошо, я здесь, всё закончилось, – шептал я ей в макушку, снова и снова, как мантру. – Тебе нечего бояться. Ты дома со мной. Слышишь? Тебя больше никто и никогда не тронет, я клянусь тебе своей жизнью.
Прошло какое-то время, может быть, несколько минут, а может, и целая вечность, пока её рыдания не начали понемногу стихать, переходя в прерывистые всхлипы. Она всё ещё дрожала в моих объятиях, но уже не так сильно. И вот, наконец, впервые с того момента, как её сознание вернулось из тьмы, она заговорила. Её голос был тихим, хриплым, надломленным, полным такой невыносимой боли, что у меня самого сердце сжалось в
