Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это же время в прусскую главную квартиру прибыл французский посол Бенедетти, который имел перед собой задачу довести до сведения главы прусского правительства точку зрения Наполеона. Она заключалась в том, что Пруссия не должна излишне усиливаться за счет свой победы. Бисмарк пообещал, что сфера влияния Берлина не выйдет за пределы северной части Германии и государства к югу от Майна полностью сохранят свою независимость. Франция, продолжал он, в свою очередь, может компенсировать себя за счет территорий вне пределов бывшего Германского союза, к примеру за счет Бельгии. Разумеется, Бисмарк не собирался поддерживать территориальные приращения Франции, но в сложившейся ситуации считал необходимым дать Бенедетти некоторые авансы, чтобы удержать Наполеона от вмешательства. С такими условиями в Париже могли смириться, тем более что Бисмарк обрисовал французскому послу перспективу общенационального подъема в Германии, направленного против западной соседки в том случае, если последняя попробует диктовать свои условия. Тем не менее глава прусского правительства понимал, что одними авансами французский император не удовлетворится и нужно скорее завершать войну. Счет шел на дни.
21 июля между Австрией и Пруссией было заключено перемирие сроком на пять дней, которые были использованы для активных переговоров между противоборствующими сторонами. В первую очередь это касалось прусской главной квартиры, где конфликт между Бисмарком и королем достиг своего пика. 23 июля состоялся военный совет, на котором глава правительства «твердо решил превратить принятие австрийских предложений в вопрос доверия кабинету. Положение было затруднительным; всех генералов объединяло нежелание прервать наше до сих пор победное шествие, а король чаще и с большей готовностью шел в те дни навстречу влиянию военных, нежели моему. Я был единственным человеком в главной квартире, который нес в качестве министра политическую ответственность». Поскольку Бисмарк вновь оказался фактически прикован к постели, военный совет был проведен в занимаемых им помещениях. «Я изложил мое убеждение, высказавшись в том смысле, что необходимо заключить мир на предложенных Австрией условиях, но остался в одиночестве; король согласился с военным большинством. Нервы мои не выдержали овладевавших мною днем и ночью чувств, я молча встал, прошел в смежную спальню и разразился там судорожными рыданиями. Рыдая, я слышал, как военный совет в соседней комнате был прерван. Тогда я принялся за работу и письменно изложил доводы, которые говорили, по моему мнению, в пользу заключения мира. Я просил короля, в случае его нежелания последовать моему совету, сделанному со всей ответственностью, освободить меня от моих обязанностей министра при продолжении войны» [313].
На следующий день глава прусского правительства явился к королю с докладной запиской. «Мне представляется важным, чтобы нынешний благоприятный момент не был упущен, – писал Бисмарк. – Было бы политической ошибкой, попыткой потребовать немного больше территории или денег ставить под вопрос весь достигнутый результат и подвергать его риску на поле боя или испытывать счастье на переговорах, в которые не исключено вмешательство сторонней силы» [314]. В докладной записке Бисмарк еще раз перечислял все аргументы внешнеполитического характера, толкавшие к скорейшему заключению мира, а также указывал на то, что в армии разразилась эпидемия холеры, затруднявшая продолжение операций.
Король, по всей видимости, находился под сильным давлением по крайней мере части представителей военной верхушки, поскольку в беседе с главой правительства пустил в ход все возможные аргументы. В частности, он заявил о необходимости наказать виновников войны, в первую очередь саксонцев и австрийцев. Бисмарк горячо возражал, подчеркивая, что речь идет не о судебном процессе, а о достижении поставленных целей. О том, что произошло дальше, он с присущим ему драматизмом пишет в своих воспоминаниях: «Противодействие, которое, согласно моим убеждениям, я считал себя обязанным оказать взглядам его величества относительно использования военных успехов и его стремлению продолжать победное шествие, что его величество пришел в такое возбуждение, что дальнейший разговор между нами сделался немыслимым. Под впечатлением, что мой совет отвергнут, я вышел из комнаты с намерением просить короля разрешить мне в качестве офицера вступить в мой полк. Вернувшись в свою комнату, я был в таком настроении, что мне пришло на ум, не лучше ли броситься из открытого окна четвертого этажа. Я не обернулся, когда услышал, как отворили дверь, хотя и предполагал, что вошел кронпринц, мимо комнаты которого я прошел по коридору. Я почувствовал, что он положил мне руку на плечо и сказал: «Вы знаете, что я был против войны, вы считали ее необходимой и несете ответственность за это. Если вы теперь убеждены, что цель достигнута и что теперь следует заключить мир, я готов помочь вам и поддержать ваше мнение у отца». Затем он отправился к королю и вернулся полчаса спустя в том же спокойном и дружелюбном настроении, но со словами: «Это стоило мне большого труда, но все же отец согласился». Это согласие получило свое выражение в помете, примерно следующего содержания, начертанной карандашом на полях одной из последних поданных мною записок: «После того как мой министр-президент покинул меня на виду у неприятеля, а я здесь не в состоянии заместить его, я обсудил этот вопрос с моим сыном, и так как последний присоединился к мнению министра-президента, то я вынужден, как это мне ни больно, после столь блестящих побед, одержанных армией, вкусить горьких плодов и принять столь постыдный мир». (…) Я с удовлетворением воспринял согласие короля на то, что признавал политически необходимым, не придавая особого значения не слишком обязательной форме, в которую это согласие было облечено» [315]. Возможно, «железный канцлер» в своих воспоминаниях несколько приукрашивал действительность, однако в том, что в эти дни ему пришлось вести серьезную борьбу, сомневаться не приходится. Конечно, вел он ее не в одиночку – сначала его поддержал кронпринц, а потом и Мольтке. По мнению Э. Энгельберга, большинство военных на деле выступали за прекращение кампании, и это не Бисмарк, а Вильгельм находился в изоляции, однако этот вывод представляется не вполне корректным [316]. В любом случае, Бисмарку вновь пришлось действовать вразрез с общей тенденцией, как это было уже не раз. Это свидетельствует о силе его воли и уверенности в собственной правоте, однако в то же время у главы прусского правительства усиливалась склонность не прислушиваться к чужому мнению и некритически относиться к собственным представлениям – то, что потом будут ставить ему в вину многие историки, рассматривая его деятельность в имперский период.
Однако на этот раз все завершилось благополучно. 26 июля в Никольсбурге был подписан австро-прусский прелиминарный мир. 23 августа он был подтвержден в Праге. Германский союз ликвидировался, Австрия фактически устранялась от любого участия в германских делах. Кроме того, она выплачивала Пруссии контрибуцию и передавала Италии Венецию. Как это ни парадоксально на первый взгляд, поражение монархии Габсбургов открыло дорогу для нормализации австро-прусских отношений. После того как Вена согласилась уйти из Германии, обеим державам стало нечего делить. Правда, для того, чтобы это стало очевидным, потребовалось время. В Вене далеко не сразу отказались от идеи реванша, для которого, правда, у Австрии элементарно не было сил.
Пруссия фактически осталась гегемоном в Германии. Правда, эта гегемония была обставлена рядом условий. По настоянию Франции, рассматривавшей южногерманские монархии как свою клиентелу, влияние Берлина ограничивалось линией Майна. Во многом поэтому государства, расположенные южнее этой реки, отделались сравнительно дешево – денежными контрибуциями. Кроме того, они заключили тайные оборонительные и наступательные союзы с Пруссией. Все это должно было, по мысли Бисмарка, теснее привязать их к Берлину и заложить основу для их позднейшего включения в состав единого государства.
Основной выигрыш Пруссия получила на севере Германии. «В политике нужно, имея много противников, сперва вывести из игры сильнейшего, а затем уничтожить слабейших, что в обычной жизни выглядело бы весьма нерыцарственной подлостью. То, в чем мы нуждаемся, находится в Северной Германии, и здесь мы будем расширяться», – писал Бисмарк 1 августа своему сыну Вильгельму [317]. По настоянию главы правительства была произведена аннексия Шлезвиг-Гольштейна, Кургессена, Ганновера, Нассау и Франкфурта-на-Майне. Тем самым территория Пруссии не только значительно увеличилась, но и приобрела более выгодные очертания – разрыв между Рейнской областью и основной частью королевства наконец-то был уничтожен. Нужно сказать, что и на этой мере Бисмарку пришлось долго и упорно настаивать как среди «своих», так и среди «чужих». Приращение прусской территории одновременно лишало корон нескольких германских монархов, что было грубым нарушением легитимистских принципов, столь дорогих сердцу прусского короля. Вильгельм предпочел бы отнять у своих противников часть территории, но не стирать их владения с географической карты целиком. Позиция Бисмарка была проста и понятна: отнимая у врага часть его территории, превращаешь его в долговременного противника, что крайне вредно для дальнейшего объединения страны; малые германские государства надо либо прощать, либо уничтожать полностью. Тем не менее на его предложения Вильгельм согласился с крайней неохотой, тем более что окружение Аугусты и кронпринца категорически осуждало «пиратскую политику Отто Аннександровича» [318].
- ПИСЬМА К РУССКОЙ НАЦИИ - Михаил Меньшиков - Публицистика
- Россия и Германия. Стравить! От Версаля Вильгельма к Версалю Вильсона. Новый взгляд на старую войну - Сергей Кремлёв - Публицистика
- Они шли убивать. Истории женщин-террористок - Вера Николаевна Фигнер - Прочая документальная литература / Публицистика
- Клевета на Сталина. Факты против лжи о Вожде - Игорь Пыхалов - Публицистика
- Повесть Гоголя «Портрет» - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Джобc Стивен - Джин Ландрам - Публицистика
- Эт-руски. Загадка, которую не хотят разгадать - Анатолий Фоменко - Публицистика
- Врата Европы. История Украины - Сергей Плохий - Публицистика
- Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов - Светлана Александровна Смагина - Кино / Публицистика
- Турецкие диалоги. Мировая политика как она есть – без толерантности и цензуры - Иван Игоревич Стародубцев - Политика / Публицистика