то бы с голоду все сдохли.
Ага, сама.
— Скота нет, зерна нет, урожая нет, — продолжал Крупский. — Все разрушено же. Крестьяне же вот только урожай собрали и его тут же уничтожили. Метко били гады.
Никита Сергеевич хлопнул стопку и приказал себе налить еще одну. Эльза Павловна, как ни пыталась, остановить его не смогла.
— И всё ведь, как назло, в кучу свалилось, — раздухарился Никита Сергеевич. Такой спокойный была всегда, а тут похоже навалилось на него и алкоголь язык развязал. Такой возможностью надо было пользоваться.
— А вы не знаете, кто бы мог давить на князя? — задал я аккуратный вопрос. — Вы же наверно видели, кто к нему приходил, уходил.
— Да там все подонки до единого, — махнул рукой Никита Сергеевич. — Кроме, пожалуй, Смирниных, да Ржевских еще. Эти точно были за него. Все остальные могли легко воткнуть нож в спину. И у них получилось, будь они прокляты. Эх… — Никита Сергеевич махнул еще одну стопку, но новую ему уже никто не налил.
Эльза Павловна жестами отправила Зинку вместе с графином на кухню. От греха подальше, так сказать.
— То есть вы думаете, что его все-таки убили? — предположил я.
— Конечно, — как будто само собой разумеющееся, ответил Никита Сергеевич. — Григорий Осипович не из тех людей, кто сводит счет с жизнью вот так просто. На нем была ответственность за свою крепость. За Самару! За своих людей!
Интересно получается. А я больше склонялся к самоубийству. Но Крупскому видней, он все-таки ближе к князю был.
И я даже знаю, кто вполне мог за этим стоять. Аристократы — дело понятное. Им лишь бы свой карман потуже набить. Но исполнитель все равно должен быть, своими руками они ничего делать не будут.
— Кто теперь будет вместо него? — спросил я.
Крупский уже изрядно набрался и теперь сидел слегка покачиваясь. Быстро же он, однако.
— А вот это самый главный вопрос! — поднял палец вверх Никита Сергеевич. — Сын у него только один, но ему всего пять и править, разумеется, он сейчас не может. Княгиня не хочет брать на себя регентство. Ну или в шоке просто была. Как придет в себя — узнаем. Но пока крепостью никто не правит. Это прекрасное время для смуты.
— И она не заставит себя долго ждать, — задумчиво проговорил я.
— Вот именно. Вот именно! — начинал заводиться Крупский. — А она нам нужна? Твари стоят на пороге! А у нас главнокомандующего нет!
— Дядюшка Ник, не кричите! — насупившись сказала Ника.
— Ох, простите… ик! — Крупский громко икнул и прижал ладонь ко рту.
— Никита Сергеевич, солнце мое, — запела Эльза Павловна. — Тебе нужна отдохнуть. Пойдем я тебя провожу.
Крупский еще пытался сопротивляться, но жена неумолимо уводила его в спальню.
— Все плохо, да? — с надеждой в глазах спросила меня Ника.
Я посмотрел на нее и улыбнулся. Бедный ребенок, сколько же всего выпало на твою долю.
— Пока мы побеждаем, — сказал я. — Князя жалко, конечно. Только для нас с тобой ничего не изменится. Наше дело с гриммерами сражаться, помнишь?
— Помню, — кивнула Ника. — Я стану погонщицей, и мы вместе отомстим за папу и маму, — она сжал свой маленький кулачек. — Мальчика только жалко.
— Какого? — не понял я.
— Который встанет вместо князя, — с укором мне сказала Ника. — Мал он еще для таких дел. Взрослые не будут его слушаться.
В ее правоте нельзя было сомневаться. Только вот я сильно сомневался, что аристократы дадут ему взойти на трон. Теперь он был слишком удобной для них целью.
— Ты умна не по годам, — я потрепал Нику по волосам, а потом поцеловал в макушку.
— Ладно, нам пора, — ответила она. — Никон, доедай быстрей и пойдем.
— Ни хатю, — запротивился он.
— Ну мало ли чего ты не хочешь, — по-взрослому сказала Ника. — Надо — значит, пойдем.
— Шуля нас обижает! — обиженно скуксил губу Никон.
— Кто-кто? — переспросил я.
— Шуля!
— Какой Шуля? — ничего не понимал я.
— Да, Шура, — ответила за брата Ника. — Самый взрослый из одаренных. Пока не прислали нового магистра он занимается воспитанием всех. Говорят, он иногда перегибает палку.
— И часто? — удивленно спросил я.
— Всегдя! Он бьет! Палкой! — канючил Никон.
— Чего-о? — вытаращился я.
— По попе бьет! Палкой! Больна! — плакал Никон.
Я переводил взгляд с Ники на него и обратно.
— Я… не знала… — выдохнула девочка. — Он ничего такого мне не рассказывал. Говорил только постоянно что не хочет идти в замок. Если бы я знала, я бы сразу тебе сказал, Лари.
Ну это уже ни в какие ворота.
— Так, вставай, — сказал я Никону. — Пойдем. Сегодня я тебя отведу. А ты, — перевел я взгляд на Нику. — Впредь будь внимательнее к брату. Кроме, тебя и меня у него нет никого. Я понятно выражаюсь?
— Понятно, — скуксилась девочка.
Я в гневе вышел на улицу, ведя за руку Никона. Сев на лошадь, мы поехал к замку.
Зря я на нее накричал. Девочка ни в чем не виновата. На нее и так столько всего свалилось. Непонятно как она сама со всем этим справляется.
Нужно будет извиниться при случае. А то нехорошо получилось.
Никон довольный сидел передо мной и мотал ногами. Я чувствовал, как у него улучшилось настроение, когда я пошел с ним.
Сначала в замок нас не пустили. Сказали, что особый режим и никого не пускают. Но я объяснил всю ситуацию, а один из стражников узнал Никона. С большим скрипом и под честное слово, что я сразу выйду, нас-таки пропустили.
Интересно, что за особый режим такой? Князь-то уже мертв, раньше надо было думать. И как интересно я могу навредить. Они ведь меня узнали, по глазам было видно и все равно упорно не хотели пускать. Похоже на какой-то заговор.
Келья, где занимались одаренные находилась неподалеку от библиотеки, также известной как кабинет магистра Боярышникова. Бывший кабинет.
Еще издалека я услышал детский плачь и дружный подростковый гогот.
Внутри нам предстала «прекраснейшая» картина. Трое парней лет четырнадцати-пятнадцати телекинезом перекидывали деревяного солдатика друг другу. А между
