назад, до того, как кланы Талин и Ренала устроили бойню, которая позволила им захватить престол. Правда, впоследствии они вступили в борьбу за него и в конце концов уничтожили друг друга. Тридцать третья Сизин – тоже Талин-Ренала – находилась от даты той резни на расстоянии большого пальца: она родилась через двадцать лет после тех событий, но не прожила и трех лет.
Презрительно фыркнув, Сизин бросила свиток обратно на полку и повернулась к Итейну, который вплыл в комнату. Его появление выдал лязг брони.
Он выглядел роскошно в серебристых, отполированных до блеска латах и кольчуге. На его нагруднике был выгравирован императорский герб, рядом с которым находился другой символ – темное перо. На поясе Итейна висел шлем и кривой нож, а огромный меч Пересеф призрак нес на плече. Клинок светился как-то по-новому, чего нельзя было сказать о самом Итейне. Старый призрак выглядел мрачным и взволнованным; точно так же чувствовала себя Сизин. Свитки и мысли о будущем были забыты, их место заняли сомнения, и Сизин прокляла Итейна за это.
– Новости?
– Никаких, ваша чудесность.
– Что-нибудь про вдову Хорикс?
– Нет.
– Сообщил ли Темса про нападение на Буна?
– Ни словечка.
Сизин стукнула костяшками пальцев по ладони.
– Тогда какого хрена ты сюда пришел?
– Убедиться в том, что вы не рвете на себе волосы, ваше великолепство.
Звякнув браслетами, Сизин сложила руки за спиной и подошла к нему.
– Скажи, Итейн, как давно ты стал призраком?
– Вам прекрасно это известно.
– Напомни мне.
Итейн вздохнул. Эту тему он не любил. Он даже поднес руку к белому шраму на правой щеке; в этом месте его голову давным-давно пробила палица какого-то воина из рода Ренала.
– Сто двадцать шесть лет назад, принцесса.
– И сколько времени с тех пор ты служил королевским домам?
– Сто двадцать шесть лет. Переходил от одного правителя к другому. Вы это знаете.
Сизин улыбнулась.
– И все это время многие императоры и императрицы отчитывали тебя за дерзость, но ты не меняешься. Итейн, ты тень-слуга, а не придворный шут. Мой прадед не зря запретил шутов.
Итейн опустил голову – то ли извиняясь, то ли призывая проявить терпение.
– Ваша мать не была против, – сказал он наконец.
Сизин захотела его ударить, но ни одна трепка, похоже, не заставила его прикусить язык.
– Не упоминай при мне про мать! Эта женщина нас бросила, и, если она когда-нибудь вернется из Красса или из любой другой страны, куда она сбежала, ее встретит совсем другой Аракс.
– Значит, от вашего сокола вестей нет?
– Скажу тебе честно, Итейн: мне уже плевать. Она отказалась от возможности побороться за трон, и теперь я покажу и ей, и отцу, как я поступаю с предателями. Просто ей повезло – она ушла от моего ножа. – Сизин похлопала себя по бедру, на котором висел клинок, украшенный серебряными цветами.
– Может, именно поэтому она и ушла, – пробурчал Итейн, разглядывая полки.
– Значит, она не только дура, но еще и трусиха. Сейчас у меня есть более важные дела – например, побороть твое упрямство и тупость, – зарычала Сизин. – Мне уже хочется разобраться с тобой раз и навсегда, бросив твою монету в Никс.
Итейн посмотрел ей в глаза и не отвел взгляд.
– Ну так разберитесь раз и навсегда, и тогда я наконец обрету свободу. Прошло уже сто двадцать шесть долгих лет, принцесса, и если уж говорить начистоту, то мне кажется, что я ее заслужил. Так что разберитесь со мной, сделайте одолжение. А когда следующий авантюрист придет, чтобы разделаться с вами – точно так же, как вы сейчас хотите поступить со своим отцом, – тогда, надеюсь, вы пожалеете о том, что рядом с вами нет меня. – Его пальцы застучали по лезвию Пересефа.
– Ты в одном шаге от измены, тень.
– И это мне говорит принцесса, замыслившая убить своего императора.
Сизин уже собиралась прочесть ему целую лекцию о том, что вынужденное отречение от престола – законный метод престолонаследия у аркийских монархов, как откуда-то донесся лязг доспехов. Спор был забыт. Итейн встал между принцессой и дверью и приготовился к бою.
– Стой! Кто идет?! – крикнул он.
Вбежавший солдат остановился так резко, что заскользил по гладкому полу.
– Господин, послание для будущей императрицы.
Солдат помахал тонким пергаментом, покрытым каракулями.
– От кого? – спросил Итейн, забирая пергамент.
– От серека Буна.
Рука Сизин, потянувшаяся к посланию, застыла в воздухе. Затем принцесса выхватила пергамент у Итейна и жадно пробежала глазами текст, вчитываясь в каждое слово. Потом она перечитала его, не веря своим глазам.
– ПРОЧЬ! – заверещала она, и солдат выбежал из комнаты.
Итейн подождал, пока папирус в ее руках не превратился в смятый комок.
– Темса? – спросил он.
– Он подвел меня, – сказала Сизин. От гнева и тревоги у нее так сдавило горло, что ее голос превратился в шепот. – Подвел!
– И чего хочет Бун?
– Собрать двор! – взвизгнула она. – Он заявляет, что сереки соберутся здесь к полудню. Заявляет! И дальше пишет, что на собрании хотят присутствовать посланники Церкви Сеша, поскольку якобы собираются сообщить какую-то важную новость. Двадцать лет им было запрещено появляться в Небесной Игле, а этот мертвый ублюдок считает, что может менять правила! – Издав гневный вопль, Сизин порвала папирус в клочья. – Темса, этот говнюк с орлиной ногой, погубил меня! Как он мог подвести меня именно сейчас?
Итейн потер покрытый морщинами подбородок, дожидаясь, когда у нее закончится истерика.
– Вы же вроде сами собирались убить Темсу – и показать городу, что поймали большого злого волка?
– В этом все дело, тупая тень! Теперь Бун сам может играть роль героя. А зачем еще собирать Облачный Двор? Он присвоил себе мой план!
На лице Итейна появилось то особое выражение, за которым обычно следуют слова: «Я же говорил». Сизин не дала ему шанса их произнести.
– Даже не смей, мать твою!
Ей захотелось ходить взад-вперед по комнате. А затем захотелось что-нибудь бросить – лучше всего в Итейна.
Убежище заперто. Замочного мастера похитила Хорикс. Да еще и эта проклятая летучая машина. Проблемы Сизин и так множились десятикратно, а теперь, когда Темса, скорее всего, погиб, и Бун будет этим похваляться, эти проблемы продолжали расти, словно башни. Сизин оскалилась.
– Ладно! Мы запретим остальным серекам входить в Иглу. Скажем, что из-за особых обстоятельств. И убьем Буна здесь же. Я сама это сделаю! – крикнула она.
– Бун заподозрит неладное и откажется.
– Тогда отправим послание в таверну Темсы. Возможно, он сбежал.
– Ладно. Я пошлю гонца.
– На Буна мы внимания не обращаем!
– Тогда он просто соберет всех в другом месте и скажет, что вы сходите с ума. Он осудит вас.
– На нашей стороне слово императора! Игла в опасности!
– То есть вы спрячетесь, как и ваш отец?
Сизин бросила свиток ему в лицо. Итейн небрежно уклонился, и свиток ударился о полки у него за спиной.
– Нет! – крикнула она. – Я отказываюсь прятаться.
– Тогда вы знаете, что нужно делать. Если Фаразар не выйдет из убежища, чтобы положить всему этому конец, вашему происхождению будет противостоять влияние Буна.
Сизин свирепо взглянула на призрака и снова подошла к нему, чтобы посмотреть на пары его лица, на жуткий шрам на его лысом черепе. Пары почти не двигались. На его лице, как всегда, было бесстрастное выражение, отработанное в течение многих десятилетий.
– Итейн, когда-то ты принадлежал Культу Сеша. Я это не забыла и не забуду. Ты же не собираешься выбрать их вместо меня?
Призрак напустил на себя обиженный вид, однако ответил довольно сухо.
– Нет, принцесса, не собираюсь. Ни в малейшей степени. Мои интересы всегда были связаны с этой семьей, кто бы ее ни возглавлял. И, насколько мне известно, ваша семья – это не Культ Сеша.
– Хм…
Сизин не стала развивать эту тему. Доверие в Араксе, и тем более в Небесной Игле, нельзя было заслужить или создать; его всегда втаптывали в грязь. Доверие было слабостью – почвой для предательства, открытой дверью для вора. Уверенность в себе, деньги и власть – вот капитал, который здесь зарабатывали и накапливали.
Сизин встряхнулась, пытаясь избавиться от тревожности, и махнула Итейну.
– Иди, готовь стражу и Облачный Двор.
