ценила. Потому серые сволочи об этом и прознали. Мы тогда с отцом возвращались после тренировки. Наши вокруг лежали, кто с головой пробитой, кто со сломанной ногой, а Корвина связанного уже перекинули через седло, как мешок с брюквой. Папа схватился за меч и бросился вперёд. Двоих порешил, третьего ранил, а потом ему угодили палицей в грудь. И снова. И снова, пока он не свалился с жутким хрипом. Я хотела вырвать ублюдку глаза, но мне попали железным кулаком в нос так, что искры из глаз посыпались…
Равена шмыгнула и утёрла глаз, отвернувшись от огня.
— Когда в себя пришла, ни серых, ни Корвина уже не было. Отец ещё жив был. Подползла к нему, а он попросил, чтобы вложила ему в руки меч. Я тогда решила, что он хочет умереть с оружием в руках, как подобает рыцарю, а он вдруг приподнялся и стал что-то едва слышно хрипеть. Я сразу узнала эти слова. Он столько раз об этом рассказывал…
— Посвящение, — тихо проговорил Таринор, и Равена кивнула в ответ.
— Он успел прикоснуться клинком только к правому плечу. Потянулся к левому и… меч выпал из его руки. Клятву я приносила уже мёртвому телу.
Наступило недолгое молчание, которое нарушал только треск костра. Почти весь лагерь Равены уже отправился спать. Наверняка многие из них уже не раз слышали эту историю.
— Тем вечером мы похоронили погибших, — продолжила девушка, — и я поклялась на могиле отца, что сделаю всё, чтобы вырвать из лап серых сволочей Корвина и всех остальных, кого они схватили. Собрала тех, кто не был сильно ранен, и мы отправились в путь. Мы обошли многие деревни и сёла, к нам присоединялись люди, нас становилось всё больше. Сколько же раз я рассказывала свою историю… Будто снова и снова переживала этот день. Наверное, это и придаёт решимости двигаться дальше. Хотя даже если бы я захотела отступить… — Равена опустила взгляд и грустно улыбнулась. — Люди теперь видят во мне какой-то… символ что ли. Символ надежды. Притом этим символом стал ворон, вестник беды. Будто чья-то мрачная шутка. Я ведь отцовский щит ношу, с вороном. Кто-то увидел, придумал такое прозвище, и пошло-поехало… Иногда мне даже кажется, что я недостойна такого внимания. Я ведь всего лишь девушка с мечом, которую отец не до конца посвятил в рыцари.
— Но ты полностью этого заслуживаешь! — воскликнул оруженосец Оливер, взяв в руки лютню. — Ты принесла рыцарскую клятву, а значит ты рыцарь! Славься дева-ворон!
— Тише, Оливер, — шепнула Равена. — Все уже спят.
— Разве я не прав? Ты дала людям надежду. Они могли пойти за кем угодно, но выбрали именно тебя. Справедливо ли отнимать у них веру?
— Вот вроде сын дроворуба, а лепит не хуже бродячего проповедника, — тихо усмехнулся усатый. — Пора и нам спать, завтра снова топать целый день. Помнится, в былые годы я мог всю ночь с обозной девкой кувыркаться, а потом весь день маршировать. А теперь старость не радость, уж лучше высплюсь…
— Вы ложитесь, дядюшка Вернер. Я дождусь, пока не вернётся сир Доррен со своими людьми.
— Что за сир Доррен? — спросил Таринор.
— Они присоединились к нам не так давно, с неделю как. Ваш командир-иноземец отказался делиться с нами припасами, и нынешним вечером они вызвались купить пропитания в соседних деревнях. Взяли немного денег, ушли и до сих пор не вернулись. Как бы чего не случилось, о нас уже достаточно хорошо знают. Вдруг они попали в засаду… Нет, я не могу вот так сидеть здесь и ждать. Нужно отправиться за ними.
— Тогда со сном можно и повременить, — вздохнул усатый и крутанул локтями в сторону, разминая спину.
Таринор мрачно вздохнул.
Глава 18
Серый конь Равены, размеренно шагал по густому травяному ковру, неся черноволосую всадницу с щитом за спиной. Позади неё сидел суровый Вернер. Он освещал путь фонарём на длинной палке и сосредоточенно вглядывался в темноту. Рядом же неохотно плелась гнедая кобыла Грета, на которой ехал Таринор с хмурой миной на лице. В его голове роились мысли.
Какой-то рыцарь со своими людьми отправился за припасами в деревню? Деревенские и без того к пришлым всегда относились с подозрением, а нынче, когда по округе рыщут серые и разносятся слухи о восстании Равены… Когда эти хмыри заявят, что пришли за едой, селяне наверняка озвереют.
Из-за войн в этом году половина полей и без того неубранными стоят. Поэтому между голодной смертью и защитой дома, пусть и с возможностью получить мечом в бок, найдётся немало тех, кто предпочтёт второе.
Где-то за густыми тучами сверкнула молния, послышался глухой раскат грома.
— Далеко ещё? — спросил Таринор, поёжившись. — Только дождя сейчас не хватало.
— Помню, что нет, — ответила Равена. — Мы проезжали ту деревню по пути сюда.
— Ага, сир Доррен тогда ещё сказал, надо бы сюда вернуться, — донеслось из-за спины наёмника.
Таринор вздрогнул. Он почти забыл, что Оливер напросился с ними. Оруженосец сидел позади и всё это время не издавал ни звука.
— Думаете, они отправились туда, миледи? — добавил он.
Наёмник сдержал улыбку и взглянул на Равену. Ну какая она «миледи»? В этой грязно-жёлтой стёганке, с неровной мальчишеской стрижкой и ломаным носом… Нет, она совсем не напоминала тех, к кому обычно так обращались.
Вспомнить хотя бы ту фрейлину перед приёмом у короля, с лица которой не сходила улыбка. Наверняка, едва переступив границу военного лагеря, она грохнулась бы в обморок от всех тех ароматов, к которым Таринор уже давно привык.
Равена же — деревенская девица. Она не морщила носа ни от вездесущей вони немытых ног, ни от запаха конского навоза. Она пела солдатские песни под дребезжащую лютню у костра и ела простую походную пищу. Потому люди её и любят. С одной стороны видят в ней равную, с другой же — кого-то, кто обладает именно теми качествами, которых им недостаёт: смелости, решительности и, наверное, толики безрассудства. Шутка ли, девица-рыцарь из крестьян, да ещё и войско за собой ведёт…
— Наверняка именно туда они и поехали, — ответила Равена после недолгого молчания. Морщинки между её бровей сделались ещё глубже. — Только бы им никто не навредил…
— И наоборот, — заметил Таринор и, поймав на себе укоризненный взгляд девушки, добавил:
