Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Первый вопрос, — продолжал я. — Почему Ученый считает меня опасным?
— Ответ вы знаете лучше меня, — пробормотал Антарм. — Мои объяснения только помешают вам, Ариман.
— Объясните, — потребовал я.
Антарм дернулся у меня под рукой, но я сжал пальцы на его шее, и он затих. Минуту спустя я ослабил давление, и Следователь прокашлялся.
— Вы опасны, — с неожиданным жаром произнес Антарм, — потому что ваш образ мысли не принадлежит этому миру. Вы утверждаете, что помните себя существом иного мира, это невозможно, вы должны это знать, это безумие, но оно — ведь это мысль, а следовательно действие — разрывает ментальные связи вокруг вас и на много лет в будущее. Ваша память — вот что самое опасное!
Антарм неожиданно забился у меня в руках, будто курица, которую поймал хозяин и понес под нож, а она поняла, что жизни ее приходит конец и сопротивляется изо всех куриных сил, без смысла и надежды.
— Спокойно, — сказал я, прижимая Антарма к земле.
— Не могу, — прохрипел он. — Вы же не даете мне думать. Как я могу отвечать, если нужно подумать?
— Думайте на здоровье! — воскликнул я.
— Так вы же мне пошевелиться не даете…
— При чем здесь… — начал я и прикусил язык. Действительно, если энергия движения мысли неотделима от энергии движения вещества, не следует ли из этого, что думая о чем-то, я непременно должен совершать какие-то механические действия?
— Отвечайте не думая, — потребовал я. — Так даже лучше, вам не придется что-то скрывать.
— Я и не могу…
— Не спорьте! До каких пределов простираются ваши полномочия? Например, если вы сочтете меня слишком опасным, есть ли у вас полномочия убить меня, чтобы избавить мир от врага?
— Убить вас? — искренне поразился Антарм. — Как вы это себе представляете?
— Я же каким-то образом убил Учителя!
— Но это совершенно другое! Направленный переход энергии, понимаете?
— Не понимаю. Переход какой энергии, откуда и куда? И что я в конце концов сделал с Ормуздом? Убил или нет?
Я кричал и, не осознавая того, все крепче сжимал горло следователя. Антарм уже и биться перестал, смотрел на меня с недоумением, я видел его взгляд даже в темноте, потому что он проникал в душу, я и не подозревал, что такое возможно — не видя человека, ловить его взгляд и читать в нем ответ на свои мысли.
— Убил я Ормузда или нет? — повторил я и ослабил хватку, готовый в любой момент применить один из болевых приемов.
— Убили, — сказал Антарм.
— Можно ли вернуть ему жизнь?
— Можно.
— Так какого дьявола! — воскликнул я. — Верните.
— Невозможно.
— А если яснее?
— Я не управляю законами природы. И Ученый не управляет. И никто. Вы можете, и потому вы опасны.
— Что я должен сделать?
— Откуда мне знать?
— А Минозис знает?
— Нет, конечно. Только вы.
— Я тоже не знаю, — сообщил я. — Хорошо, пойдем дальше. Здесь может быть кое-кто из моих старых знакомых. Я говорил вам. Те, кого я убил в моем мире. Якобы. Как мне их найти?
— Не знаю, — уныло произнес следователь. — Это из области воображаемого. Воображаемое — не мысль, оно не обладает энергией натяжения. Воображаемое создает только потенциальную энергию.
— О чем вы толкуете? Я не воображал этих людей. Они существовали на самом деле. Они умерли. Они могут быть здесь. Как и я. Я умер тоже. Этот мир — мир, куда люди попадают после смерти.
— Я не силен в философии, — сказал Антарм. — Но даже мне известно, что люди возникают на полях пришествия, а не из каких-то иных миров.
Антарм был убежден в том, что говорил. В его философии никакого другого мира просто не существовало. В его философии не существовало даже богов — и я понимал почему. Зачем создавать Бога в своем воображении, если реальное и идеальное равно доступны не только пониманию, но простому физическому воздействию? «Да будет свет!» — так мог сказать и сотворить словом в моем мире только Бог. А здесь и подумать, и сказать, и сделать и уничтожить сделанное мог каждый, и я в том числе, что и доказала нелепая смерть Ормузда — просто я не знал, в отличие от Антарма и других, как управлять этой своей способностью.
Антарм опять начал дергаться и, следовательно, думать, а мне это было не нужно.
— Быстро! — сказал я и двинул его в ребро. — Как мне найти этих людей? Жду ответа.
— По звездам, как еще! — вскинулся Следователь.
— То есть?
— Найдите звезду, соответствующую ментальной сути того, кого вы ищете. Возьмите луч. И — вперед.
— Как я найду звезду, если я и этой сути, как ее… ментальной… не знаю?
— Иногда я не понимаю Ученого, — сказал Антарм помолчав. — Он говорит, что вы опасны, но как вы можете быть опасны, если ничего не знаете и ничего не понимаете?
— Вернемся к звездам, — сказал я. — Мою-то звезду вы можете мне показать?
— Я? Вам? Каким образом? Я вижу вашу звезду, я нашел вас на поляне по вашему ментальному пути, но как я могу это показать вам, если ваша звезда — другая?
— Не понял. Что значит — другая, если вы ее видите?
— Вижу, но вы ее видеть не можете! Вы можете видеть собственную суть? Нет? И звезду — так же. Мою — да. Любого другого, в том числе и того, кто вам нужен. Свою — нет.
— Чтоб я так был здоров, — пробормотал я. — Последний вопрос. Есть еще одно… одна… Не из моего мира.
— Вы о женщине, что видели в снах? — тихо произнес Антарм, и в голосе его я услышал участие. — Той, которую вы любите?
— Откуда… — я сглотнул. — Почему вы решили, что я ее люблю?
— Вы так думаете, — удивленно сказал Антарм.
— Тогда… Где мне искать ее?
— Не знаю. Я вижу ее отражение в ваших мыслях. Ее собственная мысль для меня скрыта. А по отражению не уловить пути.
— Не уверен, что вы говорите правду, — вздохнул я. — У меня такое впечатление, что вы просто вставляете мне палки в колеса.
— Вставляю куда?
— Вы не знаете, что такое колесо?
— Нет такого слова, — уверенно произнес Антарм.
— Вот как? А слово «телега»?
— И такого слова я не знаю.
— Откуда же его знаю я?
— Это вы меня спрашиваете? — возмутился Следователь. — Теперь вы понимаете, что ваше присутствие в мире создает опасности, без которых мы прекрасно обходились?
— Оттого, что я знаю слова, которых не знаете вы?
— Оттого, что эти слова — из вашей памяти! Вы создаете сущности, соответствующие этим словам!
— Минозис уже говорил мне это, — пробормотал я, вспоминая. — Но ведь это чушь! Я сказал «колесо». Я сказал «телега». Ну и что? Разве в результате этого сотрясения воздуха в мире возникло хоть одно настоящее колесо?
— Что значит настоящее? А слово, произнесенное вами, разве не настоящее? А мысль, этому слову соответствующая, — разве не настоящая? А память о том мире, из которого вы якобы пришли, разве не настоящая?
— Вот! — воскликнул я, вообразив, что поймал Антарма на противоречии. — Вы сказали, что моя память — настоящая! Почему же вы говорите, что я не мог жить в мире, из которого явился в этот, умерев в том?
— Разумеется, память настоящая, — воскликнул Антарм. — Если она существует, то как она может быть иной? Но ваша проблема, Ариман, состоит в том, что все, вспоминаемое вами, лишь в этот момент и создается в реальности, нарушая законы природы. Ученый говорил вам это! Я уверен, что Ормузд говорил тоже.
— Так, — сказал я. — Что-то, значит, все-таки возникает, когда я произношу слово «колесо»?
— Когда думаете о сущности этого слова, — поправил следователь. — Идея слова равнозначна сути, а суть — энергии, а энергия перетекает на низшие уровни, это вы должны знать. Идея и суть — уровни самые высокие, с них можно только спускаться в материальное… Впрочем, я вряд ли смогу обсудить с вами эту проблему достаточно профессионально. Ученый сделал бы это лучше, но он уже принял решение… Ариман, может, вы все-таки перестанете меня душить?
— Я вас отпущу, и вы тут же исчезнете — в этой-то темноте!
— Исчезну? — удивился Антарм. — Куда и зачем? Я выполняю свой профессиональный долг.
— А я — свой, — тихо произнес я. — И боюсь, что выполняю его из рук вон плохо.
Я сжал ладони, мне показалось, что шейные позвонки Антарма хрустнули, тело его обмякло, но я даже не успел испугаться, что убил еще одного человека: что-то подбросило меня и перевернуло вниз головой, и швырнуло, и ударило обо что-то твердое, и самое странное — мне казалось, что сделал это я сам вопреки не только логике, но и простым физическим законам; как, черт побери, я мог сам поднять себя в воздух, и сам швырнуть себя оземь, и при этом повредиться не столько физически, сколько в рассудке?
— Не очень больно? — услышал я беспокойный голос.
— Нет, — отрезал я, поднимаясь. На самом деле все тело казалось помятым, болела каждая мышца, руку я, по-моему, вывернул в локте, а ноги сгибались вовсе не там, где, по моим предположениям, находились колени.
- Стрельба из лука - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- По делам его... - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Преодоление - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Бомба замедленного действия - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Посол - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Из всех времен и стран... - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Крутизна - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- И затонула лодка... - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Летящий орел - Песах Амнуэль - Социально-психологическая
- Чисто еврейское убийство - Песах Амнуэль - Социально-психологическая