Шрифт:
Интервал:
Закладка:
О личной жизни Сани после расставания с Сыроежкиной никто ничего толком не знал. Куприянов как-то заявил Андрею, что после истории с Галей он принял твердое решение не знакомиться с девушками ни в институте, ни в библиотеке — слишком хлопотно. Как мы знаем, Мирошкин был с ним в этом вопросе солидарен, и только в этом они и сходились. Куприянов продолжал активно заниматься политикой — аккуратно ходил на митинги оппозиции, участвовал практически во всех демонстрациях. Распад СССР, который Мирошкин почти не заметил, Куприянов воспринимал как личную трагедию. Общество «Память» он покинул, примерно тогда же, когда сбрил свои юношеские усы, зато вступил во Фронт патриотической молодежи. При такой общественной активности у Сани, казалось, могло вовсе не быть личной жизни, уж больно он выглядел нервным и напряженным. Какое-то время Мирошкин даже думал, что разговорами о нежелании сближаться с девушками по месту учебы Куприянов пытается обмануть однокурсников, создав иллюзию наличия хоть какой-то половой жизни вдали от института. Эта мысль, судя по всему, тешила самолюбие Сыроежкиной и питала надежды учившейся в их группе некрасивой армянки Махмурян, которая изо всех сил старалась подружиться со старостой. Куприянов и Махмурян часто ездили вместе из института в библиотеку, и Саня никогда не позволял себе называть девушку обидным для нее прозвищем Хмуря, придуманным, кстати, ее лучшей подругой Сыроежкиной.
Поведение Куприянова на сыроежкинской свадьбе смутило и невесту, и ее свидетельницу Махмурян, и Мирошкина, и прочих гостей. Правда, как потом выяснилось, обжимания на лестнице с подругой Галины продолжения не имели. Второго свидания девушке Куприянов не назначил, чем, надо сказать, разочаровал Сыроежкину. Ей очень хотелось, чтобы староста остановил свой выбор на той девице в лосинах, — она явно уступала Галине внешне. Не случилось. Хотя со свадьбы девушка ушла с Куприяновым…
Участие в политической жизни, кстати, не отвлекало Саню от учебы и библиотеки, где он всегда сидел в окружении жаждавших познакомиться с ним девушек, которых буквально завораживал этот атлетического сложения высокий брюнет с умными глазами, погруженный в чтение литературы, которой было завалено все близлежащее от него пространство. Политика в сравнении с наукой была все-таки вторичной, но эта ее роль в жизни старосты не помешала молодому человеку поучаствовать в приднестровских событиях, а после майского побоища 93-го года — в Москве Куприянов явился в институт с фингалом. Хмуря рассказывала Сыроежкиной (так все по привычке называли новоиспеченную Лещеву), что Куприянова даже «вызывали», но предъявить ему ничего конкретного не смогли и отпустили. Андрей тогда решил, что Саня плохо кончит, и эта мысль в какой-то мере успокоила его — «не жилец» Куприянов стал казаться менее интригующим. Но еще через какое-то время, уже летом, ближе к окончанию учебного года, ошеломленные сокурсники, покидая после пары учебную аудиторию, стали свидетелями бурной встречи Куприянова с некой девушкой, которая заявилась в институт и повисла на шее у старосты. Тот вел себя вполне спокойно, было видно, что подобные девичьи эмоции ему не в новинку. Девицы из группы, критически оценив внешние данные куприяновской избранницы, отметили ее «нехилый» наряд — шелковую белую рубашку, твидовый пиджак бирюзового цвета, юбку-шотландку и замшевые туфли — последние особенно их взволновали. Мирошкин решил, что девочка и правда средненькая, с такими ногами можно было бы надеть юбку подлиннее, но в целом ничего: мордашка симпатичная, глазки голубенькие, мокрая химия ей идет. Хмуря не ограничилась визуальным осмотром, но на правах друга подошла к паре, прервавшей наконец поцелуи, и познакомилась с пассией Куприянова. На другой день по линии Махмурян — Сыроежкина — Лещев вся группа знала подробности: девушку зовут Надя, она из крутых, папа у нее замминистра чего-то. К удивлению Мирошкина, появление в жизни Куприянова Нади не только не отвратило от него Махмурян, напротив, еще более стимулировало желание армянки общаться со старостой, а через полгода, ближе к зиме — когда ветреный националист расстался с дочерью замминистра, — и с оставленной им Надеждой. Кстати, связь с девушкой, отец которой служил «антинародному режиму», не изменила мировоззрение Куприянова — осенний кризис власти он встретил на баррикадах, а после расстрела Белого дома неделю не появлялся на занятиях.
В последующие три года Махмурян, которая, опять-таки на правах друга, была в курсе всех новых любовных похождений старосты, прилагала титанические усилия, направленные на примирение молодых людей, и, надо сказать, небезуспешно. Узнав о наступившей в половой жизни Надежды паузе и почувствовав, что Куприянов с кем-то там опять расстался, Хмуря сразу начинала усиленно «капать на мозги» молодым людям, внушая, что они созданы только друг для друга. Несколько раз она терпела неудачу — встретившись и даже позанимавшись сексом, Куприянов и Надежда расставались, пускаясь на поиски новых приключений. Но неутомимая армянка, кстати, при активной поддержке замминистра и его жены, не сдавалась и, как только вновь ощущала благоприятную конъюнктуру, заново принималась обхаживать своих ветреных друзей, так что в конце концов преуспела. После первого курса аспирантуры Куприянов окончательно сошелся с Надеждой, закончившей одновременно с ним какой-то факультет МГУ и служившей где-то во властных структурах. Они (или им?) сняли квартиру, а через год молодые люди поженились. Усилия Хмури были вознаграждены свежеиспеченным свекром — Махмурян пристроили на работу в Совет Федерации.
Ко времени свадьбы произошло окончательное перерождение Сани Куприянова. Он перестал заниматься политикой. Еще осенью 93-го года, вскоре после расстрела парламента, уцелев, Куприянов как-то, презрительно улыбаясь, заявил Мирошкину и Лещеву: «Теперь я твердо убежден, что наш народ — быдло». Он перестал бегать на митинги, благо Фронт патриотической молодежи попал под запрет властей, и, оказавшегося вне какой бы то ни было организации Куприянова некому было вовлекать в деятельность, интереса к которой он теперь не испытывал. С такой же презрительной усмешкой он молчал и когда все вокруг бурно обсуждали войну в Чечне. Нет, ему было не все равно — Саня считал, что «хороший чеченец — это мертвый чеченец», и его взгляды на чеченский вопрос в целом не шли в разрез с проводившейся властями политикой на Кавказе. Он занял позицию наблюдателя, и лишь весной-летом 1996-го, когда страна жила президентскими выборами, Куприянов вдруг оживился и принял активное участие в избирательной кампании Зюганова. Он даже явился на лекции по философии для аспирантов с подписными листами в поддержку выдвижения в президенты лидера КПРФ. Как хорошо помнил Мирошкин, ни одной подписи Куприянов тогда не получил. Сам-то Мирошкин голосовал за Явлинского, и потуги бывшего члена общества «Память» и бывшего антикоммуниста Куприянова были ему смешны. Но ради любопытства он согласился сходить на съезд некого общества «Возрождение», в котором теперь состоял Куприянов.
В начале лета Куприянов передал Мирошкину пригласительный билет, в котором было написано:
«ПРИГЛАСИТЕЛЬНЫЙ БИЛЕТ Уважаемый Андрей Иванович! Центральный совет Всероссийского общественно-политического движения «ВОЗРОЖДЕНИЕ» приглашает Вас принять участие в работе первого съезда движения.В программе съезда намечено проведение широкой политической дискуссии по анализу ситуации в стране, деятельности оппозиции в современных политических условиях и консолидации самых широких общественных сил на основе идеи
ГОСУДАРСТВЕННОГО ПАТРИОТИЗМА.
В качестве гостей на съезд приглашены государственные, политические и общественные деятели, военнослужащие, предприниматели, деятели науки, культуры и образования, журналисты.
Съезд состоится 4 июня (вторник) в 10.00 в Парламентском центре
По адресу: г. Москва, Цветной бульвар, д. 2.
Начало регистрации в 9.00».
Мирошкин пошел на съезд главным образом для того, чтобы увидеть тех «деятелей науки, культуры и образования», которые решили поддержать на выборах не «интеллигентнейшего и умнейшего» Григория Явлинского, а «краснорожего и недалекого» Геннадия Зюганова. Последнего, кстати, он действительно увидел, как только, встречавший Андрея у входа в Парламентский центр Куприянов провел однокурсника в холл, записал у симпатичной девушки, сидевшей за специальным столиком регистрации, и проводил наконец в зал. Зюганов восседал в первом ряду и общался с каким-то полным молодым священником с жидкой козлиной бородкой. Присевший было в кресло рядом с Мирошкиным, Куприянов кому-то помахал рукой и отошел ненадолго, оставив Андрея рассматривать депутатов. Среди них действительно попадались знакомые лица — то были обещанные в приглашении деятели культуры. Почти никого из них он не знал по фамилиям — нельзя было упомнить всех актеров, игравших во времена его детства в картинах на производственные темы, а теперь, изрядно постарев, оказавшихся на обочине жизни. Куприянов вернулся с женщиной. Она была несколько старше их или казалась таковой — в отличие от одетых в джинсы и рубашки Мирошкина и Куприянова на ней был деловой брючный костюм. Впрочем, нет, не стиль одежды старил ее — было что-то — в глазах, в манере краситься или укладывать волосы, — что-то показывавшее, что она взрослее. «Это Татьяна Леонидовна Балакирева, — представил ее Куприянов, — художник, один из лидеров молодежного крыла «Возрождения». Она села рядом с Куприяновым, и Мирошкин подумал тогда, что между нею и Саней «что-то есть или по крайней мере было».
- Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров - Роман
- На краю моей жизни (СИ) - Николь Рейш - Роман
- Крах всего святого (СИ) - Попов Илья В. - Роман
- Фортуна - Александр Хьелланн - Роман
- Черный пробел - Андрей Добрынин - Роман
- Призрак Белой страны - Александр Владимиров - Роман
- Сын тысячелетнего монстра (СИ) - Неумытов Кирилл Юрьевич - Роман
- Что забыла Алиса - Лиана Мориарти - Роман
- Зов Тайрьяры (СИ) - Московских Наталия - Роман
- Защита Периметра. Второй контракт (СИ) - Михаил Атаманов - Роман