Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоя в очереди в библиотечный буфет, Андрей Иванович представлял себе Саню Куприянова в генеральском мундире. Все-таки как странно устроен мир! Почему этому «фашисту» улыбнулась удача? Почему в него вцепились Надежда с ее папой? И почему так не получилось у него, у Мирошкина? Ведь в отличие от этого сытого сынка кагэбэшника, который себя даже работой не утруждал во все годы учебы и витал пять лет в своих националистических грезах, он, Андрей Мирошкин, сын кадрового военного, жил с какими-то курами и рассадой на Волгоградке, несколько раз в неделю ночевал в душном подвале и мечтал, мечтал закрепиться в Москве, вырваться куда-то наверх. И не просто мечтал, а прикидывал варианты, в том числе и варианты с выгодной женитьбой. И почему все так вышло?!. Куприянов оторвал взгляд от дырок на откровенном платье своей соседки и оглядел очередь, заметил Мирошкина и приветливо помахал ему рукой. «Теперь будет расспрашивать, что да как. Сочувствовать. И чего его сюда принесло?! Ведь защитился же! Ну и валил бы в свои леса?» — подумал Андрей Иванович, радостно помахав рукой в ответ. Еще минуту назад он надеялся, что Куприянов заметит его, только выходя из буфета, и общение с ним ограничится, таким образом, одним приветствием. Теперь не отвертишься от разговора. Ладно, в конце концов ведь именно благодаря этому человеку он получил работу в Институте права и экономики.
* * *Зависть нельзя всерьез испытывать к тому, кто далек от тебя. Вот, например, его, недосягаемого, показывают по телевизору, он швыряет деньгами, его любят красивейшие женщины. И что же?! Он может вызывать неприятные чувства, раздражать, но одновременно и успокаивать своим зачастую узким кругозором, незначительным багажом прочитанных книг, убогой речью. «Ну что же, — скажешь, натыкаясь на подобный персонаж в глянцевом журнале, — у нас так. Дураки, как и говно, всегда наверху». А если он умен, талантлив и фонтанирует идеями — тоже не обидно. У нас мало таких! И откуда он только взялся, среди бездарей, этот непонятный небожитель?! И все! Два варианта хода мыслей — и ты, в общем, спокоен. Ты абсолютно спокоен. Настоящую зависть, это мучительное, выжигающее изнутри человека чувство, он испытывает только к своему ближнему, к тому, с кем рядом рос, учился и кто вдруг оказался где-то там, куда уже не прорвешься никогда. Ведь он такой же, как ты! В один садик ходили, родители на общественной лестнице примерно вровень стояли. И почему?! В какой момент жизни была совершена тобой системная ошибка?! Неудачник — даже не всегда неудачник — завистник мучает себя, изводит близких. Особенно страшны его мучения, когда он прилагал хоть какие-то усилия к успеху, шел именно по той тропке, по которой сумел-таки пройти счастливчик.
Андрей Иванович завидовал Куприянову. Нельзя сказать, чтобы он постоянно жил с этим чувством. Нет, зависть просыпалась в нем, когда он слышал о своем однокурснике от Хмури или встречал его в библиотеке. Бывало это нечасто и продолжались его мучения недолго — день-два, не более. В общем, сильно не изматывали. Да и завидовать Мирошкин начал сравнительно недавно — когда рухнули его надежды на защиту диссертации. Но были все предпосылки того, что зависть со временем вырастет во что-то всепоглощающее, — времени действительно пока прошло немного, и жил Андрей Иванович на положении неудачника всего-то несколько месяцев. Но уже ясно он осознавал, что малосимпатичный ему и, как оказалось, умный и циничный Куприянов его «обскакал», сделал шаги, которые Мирошкину не дались — защитился, выгодно женился и, совершив решительный поворот в своей жизни, начал делать карьеру. Ну, положим, такую карьеру Андрей Иванович сделать не хотел. Его бы вполне устроила скудная зарплата ведущего научного сотрудника Института истории или профессора его исторического факультета, с беготней по подработкам и осознанием, что для одного-двух десятков специалистов по его тематике имя Андрея Ивановича Мирошкина что-то да значит. Неудачу с защитой он тоже пережил — в конце концов тут вторглась стихия. С женитьбой все было сложнее, здесь каждый был сам кузнец своего счастья, и то, что сковал себе Мирошкин, его не устраивало.
И когда он только начал рассматривать женщин с точки зрения возможной выгоды от общения с ними?! Ясно, что во время знакомства с Мешковской, Тенитиловой и Ильиной он еще этим подходом не руководствовался. Вернее, Тенитилова смутила его своим стремлением выйти замуж за офицера госбезопасности, но он-то тогда даже осудил ее как хищницу. Впрочем, осознание того, что жениться желательно на москвичке, к нему пришло рано, это качество он уже точно записывал в пользу Лавровой, с которой у него все было «по-настоящему серьезно». Но взгляд на женитьбу, как на способ решения большинства бытовых проблем, пришел к нему только после знакомства с Настей Костюк, когда Мирошкин впервые получил возможность лицезреть несколько более высокий класс жизни. Семьи девушек, с которыми он общался ранее, были примерно одного уровня с его семьей, разве что жили в Москве. Костюк была дочерью генерала, выведенного в составе наших войск из Германии и успешно осевшего в столице со своей женой и симпатичными дочками в трехкомнатной свежеотремонтированной квартире в новом доме недалеко от станции метро «Кунцевская».
Андрей познакомился с Настей летом, после окончания пятого — последнего — курса университета. В прошлом остались страдания по поводу отношений с Лавровой, изматывающее писание диплома, с непродолжительным переездом на жительство в Заболотск и печатанием его на пишущей машинке, которую после ее списания на помойку притащила домой из библиотеки Ольга Михайловна. В институте занятия он тогда практически перестал посещать — история Востока новейшего периода была неинтересна, да к тому же какой-то сумасшедший, на протяжении двух месяцев сообщавший по телефону в деканат о заложенной бомбе, столь регулярно срывал занятия, что поездки на Юго-Запад Москвы стали казаться пустой тратой времени. Переезд в родной город вновь сблизил Андрея с родителями, которые уже начали воспринимать сына как «отрезанный ломоть». После разрыва с Лавровой возвращение в семью, к чистым и родным людям, согрело ему душу. Но сидение за машинкой изматывало младшего Мирошкина еще больше, чем процесс написания. Печатание двумя пальцами давало в день не более пяти страниц. А ему надо было еще и два-три раза в неделю ездить дежурить в фирму. В итоге, наблюдая метания сына, родители посоветовались и предложили Андрею воспользоваться услугами знакомой машинистки. Сын решил сам оплатить расходы — так ему надоело, не разгибаясь, клацать клавишами «Ятрани». Зинаида Константиновна — машинистка — оказалась женщиной за семьдесят, но довольно крепкой на вид: «Я с одного удара пробиваю шесть листов», — гордо заявила она. Поругав компьютеры, которые она никогда в глаза не видела, обладательница мощного удара пальцами запросила по восемьсот рублей (дело происходило за несколько лет до деноминации) за напечатанную страницу — в общем, по-божески. То, что часть диплома Андрей уже напечатал сам, позволило ему ограничить расходы на машинистку тремястами тысячами рублей — месячной зарплатой в фирме.
Работа получилась большая — страниц четыреста. Плещеева гордо показывала ее коллегам по кафедре, неизменно подчеркивая, что «у Андрюши в списке пятьсот наименований работ и три публикации уже есть». Однокурсники побаивались защищаться с ним в один день, опасаясь, что их халтура будет бледно выглядеть рядом с творением Мирошкина. Андрей чувствовал себя признанным гением и готовился брать новые высоты. Получив на защите «отлично», он не успел и оглянуться, как стал дипломированным специалистом. Наконец подошло к концу уже порядком поднадоевшее ученичество. Мирошкины отметили красный диплом сына в узком семейном кругу. А через несколько дней Андрей подал заявление, необходимые документы в аспирантуру и занялся подготовкой к вступительным испытаниям — философии, специальности и иностранному языку. Получив вопросы, он понял, что самое простое будет сдать философию — вполне хватит материала учебника Спиркина. Со специальностью все казалось сложнее — тридцать вопросов были разделены на периоды: до начала девятнадцатого века, девятнадцатый век, советское время. По всем этим периодам истории Мирошкин имел полноценные пятерки, но сдавать теперь предстояло не историю, а историографию — не событийную сторону, а то, что было написано про эти события учеными. Задача казалась неподъемной, но на помощь пришел всезнающий Куприянов.
— Я тут проконсультировался, — сообщил он Андрею, — спрашивать будут только два ближайших к теме периода. У тебя, положим, семнадцатый век, значит, готовить надо первые десять вопросов и вопросы по девятнадцатому веку — следующие десять. Давай поделим. Мне нужен девятнадцатый — я его и буду готовить, а ты возьмешь от образования Древнерусского государства до Екатерины — то, что тебе интереснее. А потом сделаем ксерокс со своих конспектов и поменяемся.
- Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров - Роман
- На краю моей жизни (СИ) - Николь Рейш - Роман
- Крах всего святого (СИ) - Попов Илья В. - Роман
- Фортуна - Александр Хьелланн - Роман
- Черный пробел - Андрей Добрынин - Роман
- Призрак Белой страны - Александр Владимиров - Роман
- Сын тысячелетнего монстра (СИ) - Неумытов Кирилл Юрьевич - Роман
- Что забыла Алиса - Лиана Мориарти - Роман
- Зов Тайрьяры (СИ) - Московских Наталия - Роман
- Защита Периметра. Второй контракт (СИ) - Михаил Атаманов - Роман