уютное семейное гнездо. 
– Явилась, – мужчина издал истеричный смех. – Ну, проходи, дорогая!
 Закончив свое издевательство, он ринулся в сторону женщины и ребенка. Мальчика отбросило в сторону от резкого удара. Боль усиливалась, но нужно было бороться. Искры в глазах сменились жгучим покалыванием. Голова кружилась.
 Воздух. Кажется, он стал забывать, как дышать. Легкие нечем было наполнить, и вскоре его поглотила тьма.
 Мальчик хотел помочь своей маме, но не мог. Последнее, что ему удалось запомнить, – ее тень на паркете, чистые, как океан, глаза, и кровь, растекшуюся на полу.
  Чем ближе я подходил, тем отчетливее становились слышны тяжелые всхлипы. Тот день иногда всплывал в памяти, но я не хотел погружаться в воспоминания слишком глубоко.
 Деванс был моим отцом, если так его вообще можно назвать. Он часто устраивал подобные допросы из-за того, что подозревал маму в измене. Однако, в отличие от моей мамы, именно он основал настоящий траходром в рабочем кабинете изжившей себя компании «Вернейд». Деванс был крупным инвестором недвижимости, по крайней мере раньше. Сейчас он походил на ублюдка и алкоголика с многолетним стажем, отравляющего не только свою жизнь, но и нашу с матерью.
 Нелли работала секретаршей в его агентстве. Отношения быстро переросли в служебный роман. Постепенно статус любовников сменился на более серьезный. Все было хорошо, пока отец не получил повышение, возглавив компанию. Он мог буквально жить на работе, забывая о том, что у него есть семья, флиртовать с новыми секретаршами по ночам, пока мать в это время сидела дома и ждала его с ужином.
 Никто не пытался сопротивляться такой жизни. Каждый был сам по себе. Надежда на лучшее угасала подобно спичке, затерявшейся во тьме.
 В нашей семье поселилась ненависть. Невыносимая тишина с тошнотворным оттенком неприязни наполняла пустоту нашего загородного дома. Многие воспоминания имеют свойство стираться, но не те, что смогли причинить невыносимую душевную боль.
 Мама неподвижно стояла у окна с носовым платком.
 – Он трогал тебя? – спросил я, оставив теплое приветствие на следующий раз. Голос обеспокоенно дрожал.
 Она повернулась в мою сторону и отрицательно замотала головой.
 – Что ты! Твой отец никогда бы…
 – Прекрати оправдывать его скотское поведение! Ты знаешь, почему я спросил тебя об этом.
 – Это был всего один раз. Столько лет прошло, – не успев договорить, она расплакалась.
 Я подошел к ней ближе и обнял сзади. Мне хотелось, чтобы тот кошмар, который начался в детстве, наконец закончился.
 Сбросив с плеч сумку, я ворвался в кабинет отца без стука.
 – Сколько это будет еще продолжаться?! – крикнул я этому ничтожеству.
 – Тебя не учили стучаться? – совершенно спокойно спросил он, сидя в кресле за столом.
 На полу снова валялись пустые бутылки из-под дорогого элитного алкоголя.
 Не в силах больше держать всю злость в себе, я поднял одну из них и бросил в стену, в нескольких метрах от него.
 Отец даже не моргнул.
 – Кажется, ты хотел поговорить. Разве для этого необходимо разбивать все в доме?
 – А как мне еще привлечь твое чертово внимание!
 – Простым человеческим инструментом. Словами.
 – Странно, до этого момента они не особо пользовались твоим уважением.
 Он сжал зубы.
 – Выбирай выражения, когда разговариваешь с отцом.
 – Я не твой подчиненный, чтобы выслушивать твои претензии. Может, тебе стоит задуматься, чтобы собрать все свои шмотки и свалить отсюда?
 Отец встал с кресла и подошел ко мне, слегка пошатываясь. Через пару секунд плевок оказался на моем лице.
 – Пошел вон, – ответил он.
 В жилах закипела кровь. С комом в горле я смахнул остатки слюны с щеки и, хорошенько размахнувшись, нанес удар отцу в предплечье. Без особых усилий сбив мужчину с ног, я спешно вышел из кабинета, не оборачиваясь на него.
 Я не хотел, чтобы мать оставалась одна с ним в доме, поэтому выложил из кармана на стол пару купюр – доход с недавно проданных картин.
 – Этого хватит, чтобы переночевать в отеле. Или можешь остаться у миссис Холли, Райана сегодня тоже не будет. Я вернусь поздно.
 Она выглядела ужасно уставшей. Синяки под глазами давали понять о том, что несколько ночей ее мучила бессонница. От волнения и стресса лицо посерело.
 Я валился с ног от усталости. Еще одна подобная сцена, и, клянусь, перестану терпеть этого ублюдка только потому, что он мой отец.
 Поднявшись на второй этаж в свою комнату, я с силой захлопнул дверь, запер ее на замок и медленно осел на пол. Странно, но в этом мрачном доме все равно нашлось место и для меня, где можно было почувствовать себя живым.
 Обычно в этом пространстве нельзя было и развернуться из-за устроенного мной творческого беспорядка. Я называл свою комнату «уголком художника», даже несмотря на то что бо`льшую часть в ней занимала обычная мебель – угловая тахта, письменный стол, шкаф и пара комодов.
 Живопись помогала мне существовать.
 Я никогда не посещал художественную школу. Родители с самого начала были против моего «ребячества». Можно было сразу понять, что стремление попасть в Калифорнийский институт искусств им не понравилось.
 Помню, как первые краски подарила мне миссис Вернс – моя учительница по изобразительному искусству. Она смогла разглядеть во мне талант, который я постоянно совершенствовал под ее чутким руководством.
 Мне нравилось изображать на простом листе бумаги то, что люди не могут увидеть и даже понять в реальном мире. Я видел все иначе. Искал в каждой детали свое предназначение. Сначала я начал с азов – пейзажей и натюрмортов, но позже стал рисовать иллюстрации к произведениям английской классики. Старался делать их в собственном неповторимом стиле. Такими, каким видит их мое воображение, моя душа.
 Простое увлечение быстро переросло в смысл жизни. Рисование отвлекало меня от навязчивых мыслей, поэтому я часто пропадал допоздна в школе, чтобы не спугнуть внезапно появившееся вдохновение, которое в одночасье исчезало и вовсе не появлялось от нагнетающей обстановки дома.
 На полу неподвижно друг за другом стояли холсты с моими работами, хаотично лежали эскизы и чертежи новых рисунков. Рядом с мольбертом висела большая лампа с регулирующейся стойкой. На стуле едва заметно покоились краски и кисточки. Стена, расположенная ближе всего к мольберту, открывала живописный вид на картины. Я повесил в своей комнате несколько лучших работ: это был и портрет Дориана Грея из книги Оскара Уайльда, пейзажи из произведения «Гордость и предубеждение», пара Пипа и Эстеллы из романа Чарльза Диккенса.
 Скрежет входной двери донесся и до моей комнаты. Мама уехала. Мне тоже нужно было покинуть это место как можно скорее.
 В голове промелькнула мысль о сегодняшней вечеринке.