Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глянула она в окошко на совсем теперь высокое солнышко и закричала братцам на полати:
— Ох, братики! Да сколько же можно шуметь, сколько же можно перепираться? Слазьте! Я вам вместо щей парного молока по кружке налью, да и поезжайте скорее по сено!
От молока братцы не отказались, с полатей слезли, выпили по полной кружке.
Выпили, отпыхнулись, Фома Ерёме говорит:
— Иди, лошадь запрягай!
А Ерёма отвечает:
— Надо мной не распоряжайся! Иди, сам запрягай!
И опять они схватились. Опять меж ними дым коромыслом, а время идёт да идёт. И Марфуша вздохнула, головой покачала, да и пошла лошадь в телегу запрягать сама.
Пойти-то пошла, и лошадь из конюшни вывела, и хомут на неё накинула, а вот в оглобли не может она лошадь направить никак. Лошадка-то была упрямая, не хуже братцев, и с нею сладить без крепкой руки тоже невозможно. Билась с нею Марфуша, билась — заплакала на весь двор.
А рядом был двор другой. При том дворе жил хороший, мссёлый парень — Иванушка-сосед. Услыхал он Марфушины горькие охи да ахи, перескочил ограду, говорит:
— Давай я тебе, Марфинька, помогу!
И разом поставил лошадь в оглобли, дугу в гужи заправил, вожжи к узде пристегнул, а потом Марфушу спрашивает:
— Куда это ты в одиночку собралась?
Марфуша сквозь слёзы всё ему объяснила, поведала и про милых братцев, которые до сего часа спорят, а вот-вот строгий батюшка вернётся, и до его прихода надо успеть сено привезти.
Засмеялся Иванушка:
— Не плачь! Сейчас я твоих братцев по сено-то налажу!
Заглянул он в избу, крикнул:
— Эй, мужики! Кто из вас первым по сено соберётся да с ним раньше батюшки домой вернётся, того и станем главным считать. Я сам, как сосед, буду тому свидетелем.
И тут Фома из избы — долой, Ерёма тоже из избы — долой.
И совсем было они запрыгнули оба вместе в телегу, да опять ударились в перепалку: кому вожжи держать, кому лошадью управлять. Ведь каждый желает стать и тут первым, главным.
Глядя на такое дело, даже Иванушка перестал смеяться. Видит он: милые братцы не стронутся с места ни сейчас, ни через час. Выхватил он у них вожжи, вспрыгнул на телегу сам, погнал лошадь вскачь, закричал оторопелым братцам:
— Догоняйте! А если не догоните, то я вашу упрямую кобылу вместе с телегой где-нито на базаре продам! Да и сам не вернусь! Надоело мне на вас глядеть! Надоело таких, как мы, соседей иметь!
Братцы на миг и про спор позабыли. Им не соседа потерять жалко, им лошади жалко. Они всё ж, какие никакие, а хозяева.
И пустились они вдогон. А Иванушка, конечно, не на базар правит, а всё на луга да на луга. Так он туда милых братцев на их собственных ногах и доставил. А там он — то Фоме на ухо шепнёт, его, Фому, похвалит, главенство ему пообещает, то Ерёме то же самое пошепчет; вот они у него, друг друга обгоняя, сено-то всё и сгребли, и на телегу навили целый воз.
Ну, а на обратном пути заново вожжи делить Иванушка опять им не дал. Он им сказал:
— Погодите, не спешите, ещё наделитесь…
И как в воду смотрел!
Приехали с сеном домой, а там Марфуша сама кое-как берёзовый кряж расколола, печку, наконец, истопила, сварила щи. Наваристые щи, с говядиной.
Воз с сеном к избе подъезжает, окна там по жаре раскрыты и горячими щами пахнет на весь двор.
Фома с Ерёмой, с утра-то почти не евши, закрутили носами, к крыльцу потянулись. Да Иванушка им снова, каждому по отдельности, словечко своё нашептал, и они сено не только свалили с телеги, а и перекидали на поветь под крышу.
Марфуша с крыльца смотрит, не может надивиться. Потом всех к столу зовёт. Но Иванушка тут отказался. Он говорит:
— Я ведь тебе, Марфинька, совсем-совсем не из-за щей помог!
И он Марфиньке этак славно улыбнулся, да и упрыгнул обратным ходом через ограду во двор свой.
А Фома с Ерёмой уселись в избе за стол. Уселись, взяли ложки и сначала принялись хлебать безо всяких перетычек.
Но вот щи убывают, в них мясо показалось, и Фома объявляет Ерёме:
— Раньше мы начинали мясо изо щей таскать только после того, как батюшка по чашке ложкой стукнет… Вот ты, Ерёма, и жди, когда стукну я.
— Нет! Это ты жди, когда стукну я! — всколыхнулся Ерёма.
— Нет — я! Нет — я! — зашумели они на прежний лад, да и так разбушевались, что ложкой-то Фома не по чашке стукнул, а треснул Ерёму по лбу.
Ерёма в ответ Фоме тоже ложкой по тому же месту съездил!
А тут открывается в избу дверь — в ней батюшка стоит, за ним — матушка.
Батюшка на Фому с Ерёмой смотрит, ничего не может понять. Щи перед братьями разлиты, чашка перевёрнута, ложки расколоты, на лбу у каждого по здоровенной шишке.
Мать в изумлении так на пороге и села, а батюшка кричит:
— Вы что?!
Но братья молчат, лишь глазами хлопают. Тогда батюшка спрашивает Марфушу:
— Что всё-таки стряслось-то у вас?
А Марфуша и плачет, и смеётся. Простого слова выговорить не в силах. Но мало-помалу старик от неё толку добился. Всю правду о том, как Фома с Ерёмой себя главными назначали, он, старый, узнал.
Узнал и про Иванушку.
Ну, а когда узнал, так тут же и сказал:
— Эх, Фома! Эх, Ерёма! Учил я вас — учил, гонял я вас по хозяйству — гонял, а оказывается главный-то заботник без меня в нашем доме — сосед! Пойду, скажу ему спасибо. Пойдём и ты со мной, Марфуша.
Марфуша застеснялась, зарделась:
— Я ведь с Иванушкой виделась только что…
Но старик-отец говорит:
— Ничего! С хорошим человеком тебе встретиться ещё раз — нелишне… Да и он, полагаю, тебя, умницу-красавицу, повидать сызнова будет ох, как рад. Не зря же ты его то и дело величаешь Иванушкой!
Чудесный колокольчик и бантик для Кикиморы
Росла у хороших родителей хорошая девочка Уля. Весёлая девочка, добрая и очень прилежная ко всякому рукоделью.
Особенно шитьё да вышивание у неё выходило славно.
К примеру, подарит ей маменька кусок белого холста, а тятенька с базара синих да красных ниток привезёт, и Уля сама на себя скроит, сама разошьёт такой сарафан, что все деревенские девушки мигом к Уле мчатся, в избе вокруг Ули толпятся, руками всплёскивают, все просят:
— Ах! Ох! Вот и нам бы этакую басоту-красоту! Вот и нам бы…
И несут Уле холсты, нитки свои, и Уля никому из девушек не отказывает: баские сарафаны им тоже кроит, шьёт, расшивает прекрасными узорами.
При этом платы за работу не принимает никакой, лишь говорит каждой девушке:
— Мне дорог не расчёт, мне дорого то, что мы с тобой подружки!
И все в деревне такие Улины поступки одобряли. Тятенька с маменькой тоже одобряли. И всё было бы хорошо и дальше, да вот прокралась по загумнам, по огородцам в деревню из недальнего бора лесная, хитрая старуха по кличке Кикимора.
Прокралась она, заглянула к Уле в избу, в окошко. А там Уля опять одной из подружек нарядный сарафан примеряет и опять отмахивается от всякой благодарности.
Кикимора даже в кулачок хихикнула:
— Дурында девка! Ну разве можно хоть чем-то кому-то задарма угождать?
Но хихикнуть Кикимора хихикнула, да ещё и призадумалась:
— А ведь девчонка пусть и не шибко умна, но — мастерица! Себе и товарке спроворила обновки — не оторвёшь глаз… И надо бы мне, пожалуй, эту девчонку к своим рукам прибрать! Я тоже в мои совсем ещё молоденькие триста лет хочу покрасоваться в узорчатом сарафане!
И улизнула Кикимора обратно в лес, притаилась у самой тропинки, которая вилась, бежала в ягодные, черничные места.
А черника к тому времени уже поспела. И деревенские девушки все за нею собираются и, конечно, зовут с собою свою добрую подружку Улю.
Уля и тут наготове. Берёт лубяное лукошко, бежит по лесной тропинке наравне с попутчицами самыми резвыми. Когда же ягоды начали мало-помалу попадаться и когда девушки, оглядываясь да аукая, рассыпались по лесу, то и в этой перекличке голосок Ули звенел чуть ли не громче всех.
Ну, а звенеть ему было от чего!
Оберёт Уля один черничный кустик, а перед нею не вдали, так под крупными ягодами к земле и гнётся, так и стелется кустик-другой… За ним — третий…
Вот Уля девушкам и кричит:
— Ау! Сюда, ко мне идите! У меня тут черники видимо-невидимо!
И невдомёк ей, радостной, что кустики-то эти приманчивые всё лишь в самую глухоманную сторону её уводят и что возникают они, обильные, здесь не сами по себе, а это их нарочно подставляет та лесная старуха.
И только Уля опомнилась, только снова и уже тревожно закричала: «Ау!», тут Кикимора к ней из-под ёлки и выскакивает.
Сама вся растрёпа растрёпой, востроносая, тощая, а голос — как из пустого кувшина:
— Угу-у! — гудит. — Угу-у! Вот ты, дева, куда надо и забрела! Теперь у меня будешь жить, только на меня сарафаны шить со всем своим стараньицем да с баским вышиваньицем!
- Молодец - Марина Цветаева - Сказка
- Про Ленивую и Радивую - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Сказка / Прочее
- Сурикаты-сумасброды. Невероятно смешные приключения в пустыне - Иан Уайброу - Сказка
- Легенды и сказы лесной стороны - Афоньшин Сергей Васильевич - Сказка
- Драгоценный камушек - Ольга Яралек - Сказка
- Кружевные сказки - Елена Тринова - Сказка
- Штабс-капитанская сласть - Саша Чёрный - Сказка
- Сказки русских писателей - Александр Пушкин - Сказка
- Тысяча и одна ночь. Том XI - Древневосточная литература - Сказка
- Тысяча и одна ночь. Том II - Эпосы - Сказка