Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Разве я тебе не говорил?
— Никогда!
— Дай мне листок бумаги. Нет, погоди. У меня же есть записная книжка. Интересно, переложил ли я все мои вещи и ниш костюм? Да, она здесь.
Говард вырвал листок из толстой записной книжки в черной обложке, настрочил на нем адрес и уехал.
Эллери следил за такси, пока оно не свернуло за угол. А потом поднялся к себе, держа в руке вырванный листок. «Говард совершил преступление, — размышлял он. — И это не «возможное» преступление в состоянии амнезии, которою он так боится. Нет, он помнит о своем преступлении и совершил его в здравом уме. Именно оно и связанные с ним обстоятельства и есть те самые «вещи», о которых Говард не может говорить. Это его «тайны», и он сознательно их скрывает. А его возражения не имеют ничего общего с его эмоциональными проблемами. Но преступление породило в нем чувство вины, и он, в отчаянии, обратился ко мне. Психологически Говард готов к наказанию, он даже стремится к нему».
Но какое он совершил преступление?
На этот вопрос нужно было ответить в первую очередь.
И ответ, видимо, кроется в доме Говарда, в…
Эллери поглядел на листок бумаги с адресом Говарда.
И чуть было не выронил его.
Написанный Говардом адрес был таков:
«Ван Хорн
Норд-Хилл-Драйв
Райтсвилл».
Райтсвилл!
Маленькая, приземистая железнодорожная станция в Лоу-Виллидж. Крутые, вымощенные булыжником улицы. Круглая площадь, старинная конная статуя поддерживает легкую на вид бронзовую фигуру основателя города Джезрила Райта. Отель «Холлис», аптека в Хай-Виллидж, которая должна была сохраниться до сих пор, магазин для мужчин Сола Гауди, промтоварный магазин «Бон-Тон», страховое агентство Уильяма Кетчема, три позолоченных шара над входом в магазин Дж. П. Симпсона, элегантное здание Райтсвиллского национального банка, типография Джона Ф. Райта…
Улочки с вмятинами от колес… Стейт-стрит, городская ратуша из красного кирпича, библиотека Карнеги и мисс Эйкин, высокие, покорно склонившиеся вязы, Лоуэр-Мейн, редакция газеты «Райтсвиллский архив», с типографским оборудованием за окнами из плотного, тусклого стекла, старый Финни Бейкер, агентство по продаже недвижимости, кафе-мороженое Эла Брауна, кукольный театр и менеджер Луи Кейхан… Хилл-Драйв и кладбище в Твин-Хилл, «Перекресток Райтсвилла» в трех милях вниз по дороге, городок Слоукем, закусочная на 16-м шоссе и кузница с неоновой вывеской, отдаленные пики гор Махогани.
Все эти старые картины ожили в его памяти, когда он, нахмурившись, уселся в потрепанное кожаное кресло, которое полчаса назад занимал Говард.
Райтсвилл…
Где был Говард Ван Хорн, когда Эллери наблюдал за развитием трагедии Джима и Норы Хейт?[3] Она произошла в самом начале войны, когда Говард, по его признанию, жил дома и работал на авиационном заводе. Почему во время следующего визита Эллери в Райтсвилл, вскоре после войны, когда он пытался раскрыть дело капитана Дэви Фокса, ни разу не наткнулся на Говарда?[4] Вероятно, он сталкивался в ходе раскрытия этих дел лишь с немногими райтсвиллцами. Но разве в то время, когда Эллери занимался делом Хейтов, он не стал широко известен в местных кругах? И Гермиона Райт — тому свидетель. Его имя облетело город. Вряд ли Говард мог остаться в неведении и не слышать о его приезде в Райтсвилл. А ведь Норд-Хилл-Драйв — прямое продолжение Хилл-Драйв, где жили Райты и Хейты. Эллери останавливался у них — сначала в коттедже Хэйтов, а после в комнате для гостей в доме Райтов, совсем рядом, наверное, в десяти минутах езды от поместья Ван Хорнов, никак не больше. Теперь, подумав о Райтсвилле, Эллери уловил в самой фамилии Ван Хорн нечто знакомое.
Он был уверен, что старый Джон Ф. упоминал о Дидрихе Ван Хорне, и не раз, как об одном из points d’appui[5] города, общественном деятеле и миллионере-филантропе. Да, кажется, он ссылался на слова, сказанные о Дидрихе судьей Илаем Мартином. Но отец Говарда явно не входил в группу Райта-Мартина-Уиллоби, а не то Эллери непременно бы встретился с ним. Однако это было вполне понятно — они составляли костяк традиционного райтсвиллского общества. А Ван Хорны относились к промышленным элементам города, они были магнатами, местными «Мицубиси», одними из многих членов Загородного клуба, то есть чем-то средним между старой элитой и нуворишами, неспособными преодолеть сословные преграды. И все-таки Говард должен был знать, что Эллери жил в их городе. А если он не искал с ним встречи, то, значит, намеренно избегал общения с прежним приятелем с рю де ля Юшетт. Но почему?
Впрочем, Эллери не стал всерьез размышлять над этим вопросом. Очевидно, в те дни у Говарда начался новый приступ болезни. А быть может, он слишком испугался пересудов и не захотел напоминать о себе. Или, по всей вероятности, глубоко укоренившееся чувство вины парализовало его волю.
Эллери опять набил трубку. Нет, не в Говарде дело, его беспокоит странная связь с Райтсвиллом, где нужно будет расследовать уже третье по счету преступление. Тяжелое и обескураживающее совпадение. А Эллери не любил совпадений. И это упорно не выходило у него из головы. И чем больше он размышлял, тем тревожнее становилось у него на душе.
«Будь я суеверен, — подумал Эллери, — то сказал бы, что это судьба».
Странно, что в ходе раскрытия предыдущих райтсвиллских дел у него тоже была тяга к бесплодным умозаключениям. Не раз он гадал, нет ли в этом какой-то единой системы, скрытой системы, которая никак не поддается разгадке. И хотя он вроде бы сумел раскрыть дела Хейта и Фокса, но их суть и в том и в другом случае вынудила его утаить правду, а окружающие восприняли его рискованные райтсвиллские расследования как бесспорные неудачи.
И теперь еще дело Ван Хорна…
Черт бы побрал Райтсвилл и всех его обитателей!
Эллери сунул листок с адресом Говарда в карман своего прокуренного домашнего жакета и раздраженно набил трубку.
Но затем поймал себя на мысли о том, что же произошло с Альбертой Манаскас. И о том, пригласит ли его Эмелин Дюпре порассуждать об искусстве прохладным вечером. У него отлегло от сердца, и он улыбнулся.
День второй
Когда поезд подъехал к Слоукему, Эллери подумал: «А пожалуй, здесь почти ничего не изменилось».
Правда, на гравиевых дорожках стало чуть меньше лошадиного навоза, исчезли и некоторые приземистые домишки около станции, а решетки на витринах магазинов словно создали новый узор на старой фреске; кузница волшебным образом превратилась в гараж, о чем сообщал неоновый знак, появившийся вместо прежней вывески, дом Фила Динера — бывшая наскоро перестроенная развалюха — уступил место величественному новому зданию с сине-желтым навесом. Но из-за открытой двери кабинета начальника станции, как и тогда, виднелась лысая голова Гэбби Уоррума. И казалось, все тот же уличный мальчишка в пыльных башмаках и заношенных джинсах сидит в той же ржавой ручной тележке под окном станции и жует резинку, поглядывая по сторонам все так же злобно и безучастно. Да и очертания пригодного ландшафта остались прежними, изменился только его колорит, — ведь это был Райтсвилл, окрасившийся в защитные тона бабьего лета.
Все те же поля, те же холмы, то же небо.
Эллери невольно вздохнул.
В этом и состоит очарование Райтсвилла, решил он, спустившись с чемоданом на платформу и поискав глазами Говарда. Даже приезжий чувствует себя здесь как дома. Легко можно понять, почему десять лет назад в Париже Говард показался ему таким провинциалом. И пусть вы, как Линда Фокс, любили Райтсвилл или, как Лола Райт, ненавидели его, но уж если вы тут родились и выросли, то город останется с вами за семью морями и четырьмя углами.
Но где же Говард?
Эллери побрел к восточному концу платформы. Оттуда хорошо просматривалась авеню Аппер-Уистлинг, протянувшаяся через Лоу-Виллидж к одному из парков на площади. Любопытно, подают ли еще в чайной мисс Салли ананасные муссы с орехами — фирменный знак райтсвиллского хорошего тона — и можно ли вдохнуть аромат «изысканной» смеси из перца, керосина, кофейных зерен, ботинок на каучуковой подошве, уксуса и сыра в супермаркете Сидни Готча. По-прежнему ли прочесывают окрестности Данс-ленда в Гроуве озабоченные матери, ищущие вечерами своих детей, по-прежнему ли…
— Мистер Квин?
Эллери обернулся и увидел рядом с платформой огромный джип, способный испугать любого своими размерами. За рулем сидела приветливо улыбающаяся девушка.
Несомненно, он когда-то видел ее в Райтсвилле. Облик девушки был ему смутно знаком.
На дверце машины красовалась позолоченная надпись: «Д. Ван Хорн».
Говард никогда не упоминал о сестре, черт бы его побрал! Да еще о такой хорошенькой.
- Грозящая беда - Эллери Квин - Классический детектив
- Король умер - Эллери Квин - Классический детектив
- Тайна китайского апельсина - Эллери Квин - Классический детектив
- Игрок на другой стороне - Эллери Квин - Классический детектив
- Последний удар - Эллери Квин - Классический детектив
- Приятное и уединенное место - Эллери Квин - Классический детектив
- Застекленная деревня - Эллери Квин - Классический детектив
- Санаторий смерти - Эллери Квин - Классический детектив
- Таинственный цилиндр - Эллери Квин - Классический детектив
- Красный шар - Агата Кристи - Классический детектив