Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Алекса уже вертелись на языке дежурные утешения, тиражируемые в телеэфире и выученные им назубок, как и всеми его сверстниками. Но Китти тут же продолжила свой рассказ, словно первые фразы стали лишь прологом.
— Румынка! — с жаром проговорила она. — Ведьма! Я так ее ненавидела! То есть во второй раз он женился на ней. Злая мачеха, как в сказке или в романе. Подлая и лживая насквозь. Из кожи вон лезла, чтобы занять в обществе положение повыше. И ненавидела меня. Я, конечно, была, совершенно прелестной девчушкой, а она просто чудовищем, безобразным, как горгулья. Била меня почем зря при каждом удобном случае — когда отец не видит. Но хуже всего, что у нас был настоящий летний дворец, не так далеко от Санкт-Петербурга. Так что ты думаешь? Когда отец умер, она вывезла оттуда все подчистую — от картин и мебели до розовеньких английских блюдечек! И продала тем, кто больше заплатил! Все наши семейные реликвии, некоторым по триста лет было.
Когда речь зашла о блюдцах, Алекс не смог сдержать улыбки, и ему пришлось отвернуться к стене. Китти не умолкала. Она наклонила голову сперва к одному, потом к другому плечу, чтобы вдеть в уши жемчужные сережки. Алекс выключил воду в душе и выскочил из-под последних холодных капель.
— Смотри, это одна из моих самых больших ценностей. — Китти повернулась и показала вправо от себя. — Достать ее стоило мне больших усилий.
Алекс окинул взором овальную, в золоченой рамке миниатюру семнадцатого века, висевшую напротив окна. Знаменитая-презнаменитая прапрабабка Китти, слегка порченная огнем и потерявшая в скитаниях один глаз. Все последние годы Китти давала Максу деньги на поиски в Европе вещиц из дома ее детства.
Алекс взял полотенце, которое она ему протянула.
— Вот куда ушло твое состояние.
— Конечно, а куда же еще? Шампанским не балуюсь, жиголо не завела… Даже немного странно, потому что я всегда ненавидела отца за женитьбу на этой женщине. Во всяком случае, мне так казалось. А теперь только и остается, что искать и хранить эти вещи. Большинство из них мне даже не нравятся. Но думаю, что таким образом я отдаю долг своему отцу. Пока человек не уйдет, никогда не знаешь, чем ты на самом деле ему обязан.
— Да славится и чтится, — громко сказал Алекс, — великое имя Его.
Вдруг он заметил, что басит на манер известного актера Джеймса Эрла Джонса — такое частенько с ним случалось в минуты религиозного экстаза. Он поднял глаза от книги.
Чем ты обязан мертвым.
Чем ты обязан мертвым.
Чем ты обязан мертвым.
Очаровательная блондиночка-хипстерша на роликах и с рюкзачком за спиной кружила-кружила поблизости да и остановилась рядом с Алексом. Она встала на одно колено, чтобы завязать шнурок. На ней была модная в восьмидесятые годы юбочка, коленки — в ссадинах и синяках. Какие они разные, блондинка и он! Ну разве она способна хоть когда-то уразуметь, как можно пятнадцать лет кряду причитать на мертвом языке о мертвом отце!
— Итгадал ве-иткадаш! — резковато проговорил он, и девушка вся вспыхнула и зачем-то извинилась. Не успел он и глазом моргнуть, как она укатила прочь. А через несколько минут уже выходила из парка вместе с двумя приятелями — обычная девчушка на обычных человеческих ногах.
2Но вспомним: кто же проснулся первым? Или правда их разбудило одно и то же колыхание шторы? Назойливый солнечный луч? Алекс так хотел сделать ей сюрприз! Воображал, как подходит с подносом, на котором стоит стакан прохладного апельсинового сока и поджаренная с одной — и чуть-чуть с другой — стороны яичница! И еще высокая ваза с единственной розой… и так далее — как в кино… Однако когда он открыл глаза, она уже не спала. Оба сели. Не успел он и рта раскрыть, как она уже встала с кровати («Знаешь, если в моем возрасте этого не сделать немедленно, то потом уже никак себя не заставить») и ушла. Он нашел ее на кухне, открывающей банку сардин. Рядом, высунув язычок, вертелась волчком и часто дышала изголодавшаяся Люсия.
— У-уг, — произнес Алекс и прижал руку к уху, из которого, казалось, вот-вот вытекут его мозги.
— Точь-в-точь Карлофф, — прокомментировала она.
Они прошли в гостиную, сели там в кресла у окна и начали поглощать вареные яйца и мюсли, наблюдая за перебранкой между молодыми супругами в доме напротив. Китти дала Алексу две таблетки парацетамола, он проглотил их, запив молоком, когда приканчивал хлопья.
— Видишь, она в костюме, — Китти постучала по стеклу костяшкой пальца, — а он еще в пижаме. Она какая-то важная птица, в каком-нибудь издательстве, полагаю, — смотри, по всему дому книги стоят, — а он, я обратила внимание, всегда спит до полудня. А иногда сидит по три часа на ковре, скрестив ноги. Можешь себе представить? И раз в неделю у них обязательно случается серьезная ссора, он даже начинает собирать вещи, но никогда не уходит. Но у него та-а-кая фигура… поэтому, думаю, можно его простить.
— Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Лондон, — сказал Алекс.
Китти хохотнула, словно от щекотки. Встала и начала убирать посуду, но он взял ее за руку. Она снова села и вскинула брови:
— Ну и что ты хочешь от меня услышать?
Алекс замялся и насыпал себе в чашку еще мюслей:
— Ну, ведь ты просто…
— Что «просто»?
— Просто ты говорила, что хочешь еще раз побывать в Европе.
— Я бы еще хотела снова стать двадцатишестилетней. Но чудес не бывает.
Алекс встал, подошел к ней и взял ее за локти:
— Просто надо отсюда уехать. От Макса, от этого дома, где ты сидишь взаперти. Устроить себе что-то вроде каникул. Конец света от этого не наступит. Вылет сегодня вечером.
— Ты такой милый, — улыбнулась Китти и снова встала, — и очень неуравновешенный. Говоришь, как Тревор Ховард[94] или еще кто-то. Оглянуться не успеешь, а ты уже все решил. Мы знакомы ровно двадцать четыре часа. Передай мне ту подставку для яиц, пожалуйста.
В доме напротив распахнулось огромное окно в тяжелой раме, из него выглянула респектабельная особа в деловом костюме и замахала рукой.
— Не бывать этому! — закричала она. — Ни за что на свете!
— О-ла-ла! — присвистнула Китти, и они с Алексом пошли в гостиную. — Когда-то у них должно было взорваться.
— Послушай, — Алекс шел за ней, — я знаю, что у тебя неважно с деньгами. Но ты сидишь на золотой жиле… то есть можешь в любой момент хорошо заработать. Для тебя это пара пустяков. Да положи ты его… положи хоть на минуту.
Китти деланно хмыкнула и с улыбкой положила поднос на буфет. Алекс поискал глазами ручку и нашел одну на каминной полке. Схватил старый журнал:
— Просто напиши здесь свое имя.
Китти взяла у него ручку с журналом и швырнула их на диван:
— О, Алекс! В этом состоит твой план? Полагаешь, я сама об этом ни разу не думала? Но если я начну продавать свои автографы, по пятьдесят долларов штука, если займусь таким торгашеством — Макс рассказывал мне об этом грязном бизнесе, — прошу прощения, Алекс, но не могу так низко пасть. Посмотри, я умираю с тоски и одиночества, а сейчас завтракаю с незнакомцем. В моей жизни и так хватает унижения…
— Погоди-ка, погоди… Пятьдесят долларов? Это тебе Макс сказал? Он сам не знает, что несет. Люди по восемь тысяч долларов платят за одну твою подпись, Китти. Восемь тысяч.
Она стояла, опешив. Ее рот открылся и закрылся снова. Она опустилась на стул:
— Восемь?
— Восемь.
— Это очень большие деньги. Будь они у меня, я бы так много сумела сделать, — пролепетала она, смотря на него снизу вверх и теребя прядь волос у своего уха. — Надеюсь, ты говоришь серьезно.
Алекс сел рядом с ней:
— Я долго думал. Всю ночь. Дело стоящее.
Окно в доме напротив снова захлопнулось, словно была поставлена точка. Там что-то закончилось, а здесь только начиналось.
— Но как это можно сделать? Нет ли в этом чего-то противозаконного? И во всяком случае, я не могу продавать собственные…
— Именно это я и говорю. Тебе ничего не надо делать. Я все сделаю. Ну и ничего нечестного тут нет. Я возьму свой процент, как обычный посредник…
— Ха! Это мне уже приходилось слышать. Только всех этих агентов и след простыл, со всеми моими…
— Всего десять процентов, как принято в таких случаях. Хочу тебе помочь…
— Тебе все равно, кому помогать, — вспыхнула она, отодвигаясь. — Давно заметила, что ты носишь в себе какую-то вину. Я католичка, и мне это понятно. Тебя поразил тот же недуг, что и самаритян! Подачки мне не нужны!
— Хорошо, тогда ты можешь просто одолжить у меня на билет. Послушай, пожалуйста. Никакая это не подачка. Это подарок — в ответ на то, что подарила мне ты. А главное, у тебя будут хорошие каникулы. Немного заработаешь. А потом будешь жить где захочешь. Можешь поселиться в Италии. Где угодно. Если мы все сделаем правильно.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Лестницы Шамбора - Паскаль Киньяр - Современная проза
- Божественное свидание и прочий флирт - Александр Смит - Современная проза
- Побег куманики - Лена Элтанг - Современная проза
- Цена соли - Патриция Хайсмит - Современная проза
- Море, море Вариант - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Поздно. Темно. Далеко - Гарри Гордон - Современная проза
- Грузовой лифт - Марга Клод - Современная проза