Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На Старый Новый год поехали к Каменецким. Карл с благоговением слушал рассказы Олега о выловленных лещах.
— Какой я профессионал, — отмахивался Олег, — самый большой мой лещ — два восемьсот.
Была там и Галка из Чупеево, Феклина дочь, молодая женщина. Татьяна с Ларисой решили ее выдать замуж за Магроли:
— А что? С ее трезвым умом и бабьей хваткой. А Магролик так хочет детей.
Карл обрадовался авантюре, грустно в то же время гадая, кому они собираются подложить свинью — Галке или Ефиму.
Карл маялся — он стеснялся малознакомых людей, напиться же и петь было неудобно. Стол был обилен и вкусен, они объелись и поехали домой.
Праздники наконец кончились, и Карл постепенно стал оживать. Таня с утра была на работе, дети — в школе и садике, вертелись по утрам какие-то строчки, и по ночам вертелись.
Часам к трем Карл готовил обед, или подогревал, или ходил в магазин, словом — приносил пользу. Давно прошли времена, когда он отстаивал права на ремесло, противоречий теперь не находил, вспомнив из некогда любимого Маяковского: «…мельчайшая пылинка живого ценнее всего, что и сделаю, и делал». Помог в этом и Алеша:
— А что, — сказал он высоким голосом, как всегда, когда говорил о значительном, — детишки бегают, святое дело, что еще надо! Окромя пива! — добавил он.
В конце января образовалась «халтура» — оформление кабинета Гражданской обороны при местной поликлинике. Начальник кабинета, дотошный отставник, считал Гражданскую оборону делом куда более важным, чем здравоохранение, — перед угрозой мирового империализма следовало быть начеку и выбил у главврача средства.
Работать предлагалось понемногу, дома, монтируя планшеты постепенно, за два месяца сделаешь — и хорошо, а деньги получать ежемесячно в течение полугода, по шестьдесят рублей.
Карла это устраивало — в комбинате работы пока не было. К тому же перспектива срочной поездки куда-либо пугала — с недавних пор чувствовал Карл постоянную боль в животе справа. Боль усилилась в марте, самом мрачном месяце —
Испятнанный, сырой, хоть выжми,Приляжет ветер на пустырь,Сомнет пырей, сломает пижму,Ворону выбросит в кусты…
В апреле, впрочем, боль пропала, и Карл стал забывать о ней. Татьяна тем не менее встревожилась и позвонила давнему знакомому, экстрасенсу и хирургу. Экстрасенсорику эту Карл презирал, тем более, что Андрей попробовал как-то, смеха ради, заткнуть ему глотку во время чтения. Карл прокашлялся и продолжал как ни в чем не бывало.
Но Андрей был хирург с пятнадцатилетним стажем, а с профессионалами надо считаться.
Доктор весело сообщил по телефону, что у Карла — ничего страшного — язва двенадцатиперстной кишки, в какой-то пилобульбарной области, да еще с каким-то стенозом, и что надо встретиться и попить водки.
— При мне можно, — добавил он.
— Как будто без него нельзя, — рассердился Карл, слова диагноза были ему противны.
В конце мая оказалось, что страна вымирает от пьянства, начались алкогольные репрессии. Новый глава государства по сравнению с прежними старцами выглядел как новенький, он пугал своей молодостью, живостью глаз, дьявольским знаком на лбу. Новые песни придумала жизнь.
«Что ж ты жалобно поешь,Алка Пугачева,Хрен ты водочки попьешьУ Мишки Горбачева»
Эту песенку привезла в Ясенево Алла Евтихиевна. Пропев частушку, Алла встала на четвереньки, хрупкая, изящная, взгромоздила на себя Катю, и они поехали.
Сомнительная веселость Аллы объяснялась просто: Бердников ушел от нее окончательно — к бляди, как объяснила Алла, вывернул почему-то и унес все электрические лампочки. Вероятно, вкладывал в это какой-то символический смысл, но Алла увидела в этом только передоновщину:
— Мелкий бес, мелкий бес, — сокрушалась она.
Карл утешал ее как-то виновато, говорил о странностях, присущих всем поэтам, а гениальным — тем более, так или иначе он преуспел — Аллу развеселила его глупость. Почти простив Бердникова, она тут же начала сочинять:
«Великолепный рыжий колли,Каких не видел Божий свет,Ты чуешь острый запах воли,Напав на свежий сучий след»
На прощанье Таня поцеловала ее и подарила килограмм гречки-ядрицы.
Оказавшись поздно вечером на тихой своей улице Гиляровского, Алла почувствовала, что ее преследуют. Она ускорила шаг, и преследователь ускорил шаг, она побежала — побежал и преследователь. Задохнувшись от бега и ужаса, Алла Евтихиевна остановилась и повернулась лицом к опасности. С глупой ухмылкой приближался к ней верзила, протягивал руки. Алла раскрутила авоську с пакетом гречки, как пращу, и грохнула верзилу по голове. Насильник щелкнул зубами, схватился за голову и перебежал на противоположную сторону улицы. Оттуда он стал показывать неприличные жесты, сгибая руку в локте, и дразниться:
— Недотрога-а-а, недотрога-а-а!
8
Среди лета, поздним утром раздался звонок в дверь. «Кто бы это мог быть?», — подумал Карл недовольно, — он разбирался со старыми стихами: Алеша убедил-таки его подготовить рукопись для издательства.
— Когда никогда, — сказал он высоким голосом, — а сделать это надо. Это, как смерть или роды, неизбежно. Получишь, правда, мордой об стол, но что поделаешь…
Нелединский узнал Карлика сразу, едва тот открыл дверь. Он стоял в полутемной прихожей, загорелый и седой, как негатив. «Как живой», — подумал Нелединский.
— Что вам угодно? — спросил Карл агрессивно. Николай Георгиевич даже как-то смутился, — если разыгрывает, — зачем же так талантливо?
— Мне Карла Борисовича, — подыграл он. Карл отступил в глубину прихожей.
— Проходите, — протянул он.
Незнакомый человек поднял серые брови, недоверчивость пополам с изумлением были в его глазах.
— Кока! — наконец задохнулся Карл. Они не виделись тринадцать лет.
— А я так удивился, когда мне дали твой адрес в справочном, — сказал Нелединский, отдышавшись. — Я думал ты нигде не живешь. То есть живешь, — смутился он, — но не числишься. А тут…
Он походил по комнате.
— Картинки…
— Застукал. Если б ты предупредил, я бы их убрал.
— Да ты что! А эта — так просто хорошая. Ух, ты, рукописи…
Он подошел к Карлу и потрогал его за рубашку.
— Ты прямо как настоящий.
«Как можно рассказать тринадцать лет?», — затосковал Карл.
— А ты вот что, — догадался Кока, — есть же альбом с фотографиями! Такой плюшевый, мещанский…
— Точно.
— Ну вот, показывай и объясняй. А потом стихи будешь читать. А я — в двух словах. Живу теперь в Чимкенте. Получил квартиру и отдал Ирке. Она продала ее и купила комнату в Питере.
— А ты как же?
— Так, по мастерским. Есть еще замечательная женщина, Нина Ивановна. Ну, и все. Живописью не занимаюсь, рисую, вот, шариковой ручкой. Блокнот в сумке, потом покажу, если захочешь. А как у вас с этим делом?
Карл посмотрел на часы.
— Как раз одиннадцать. Пойдем попытаемся. Есть хочешь?
— Потом, — махнул рукой Кока.
— Смотри, это надолго.
— Ладно. Пошли… Стой! — как бывало, крикнул Нелединский, — надолго, говоришь? Тогда возьми рукописи.
— Зачем?
— Затем, что мне уезжать завтра. Я ведь проездом.
— Как жалко. Только зачем рукописи, я ведь и так все помню.
— Не понимаешь, — крякнул Кока, — рукопись — это уже книга.
Очередь опоясывала Универсам и молчала.
— Понятно, сюда привезут после обеда. Пойдем на Паустовского.
— Что еще за шуточки насчет Паустовского, — подозрительно спросил Нелединский.
Карл понял и рассмеялся:
— Да нет, без понта, есть такая улица. А на ней — магазин.
— Ух, ты, — покачал головой Нелединский. — Ну, дает Константин Георгиевич.
Улица Паустовского вся шевелилась от множества возбужденных людей. Водка была — и лимонная, и простая, в поллитровках, «сабонисах» и шкаликах. Что-нибудь да достанется.
— А что такое «сабонис»? — робко спросил Николай Георгиевич.
— У вас так не говорят? Темные вы, как антрацит. Сабонис — знаменитый баскетболист, здоровый такой, два с чем-то. А бутылка — ноль восемь.
Нелединский серьезно кивнул. У двери магазина стоял милиционер. Это утешало.
— Думал ли ты, Карлуша, что будешь радоваться при виде ментов?
Они заняли очередь, постояли, пообвыклись и, выйдя на тротуар, уселись на бетонную стелу с высокими флагштоками из водопроводных труб. Карл машинально пересчитал их: пятнадцать.
— Пятнадцать, — сказал Нелединский, — все в порядке.
Отсюда им была видна очередь, счастливчики, запускаемые милиционером, по пять, по десять человек. В первую десятку втиснулся инвалид на деревянной ноге, очередь раздвинулась, давая ему место. Подошел сзади старикашка, потянул инвалида за рукав:
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- ЛОУЛАНЬ и другие новеллы - Ясуси Иноуэ - Современная проза
- Цена соли - Патриция Хайсмит - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Зейтун - Дейв Эггерс - Современная проза
- Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин - Современная проза
- Роман с Полиной - Анатолий Усов - Современная проза
- Чужая невеста - Ирина Волчок - Современная проза
- Чужая невеста - Ирина Волчок - Современная проза
- Дьявол просит правду - Жанна Голубицкая - Современная проза