Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего не изменилось, ничего! Они ненавидели друг друга по-прежнему, что в России, что во Франции, ненавидели… ну и пусть!
Глава XIII
ЛЮТЕЦИЯ И ЕЕ ОБИТАТЕЛИ
— Вот вам и Лютеция Паризиориум, — вежливо и сухо, словно представлял случайную знакомую, произнес Корф, и перед Машей открылась обширная равнина, а на ней, вдоль извилистой реки, исчерченной тенями мостов, — невообразимые громады зданий в тени деревьев.
У Маши дух захватило — Париж ведь, Париж простирался пред нею! — но ни в коем случае не хотелось предстать пред Корфом этакой обалдевшей от счастья простушкою, а потому она небрежно проговорила:
— Если не ошибаюсь, это название означает «селение на воде»?
Маша была прекрасно осведомлена о том, что в III–II веках до Рождества Христова небольшой остров Лютеция на реке Секвариуме стал главным поселением галльского племени паризиев. Кроме того, Маша читала в «Записках о Галльской войне» у Юлия Цезаря, что римские войска покорили Галлию и построили на левом берегу Секвариума, или Секваны, новый город по римскому образцу. Теперь Секвариум звался Сеной, Лютеция — Парижем, а потомки паризиев были, очевидно, теми самыми людьми, мимо которых громыхал дормез. Маша также знала, что в течение нескольких лет город был резиденцией императора Юлиана, центром всей Римской империи. Она тоже могла бы кое о чем рассказать барону: например, о том, как свирепая армия гуннов во главе с Атиллой не дошла до Парижа, что и было предсказано христианской монахиней Женевьевой — она после этого стала святой покровительницей Парижа. О, Маша много читала и много могла бы поведать Корфу, приятно удивив его своими знаниями, — но было ясно, что он не желает быть приятно удивленным своей женою, — и она молчала, глядя по сторонам.
Многолюдье, пестрота, шум! Прекрасные дома не меньше чем в шесть этажей, разноцветные витрины богатых лавок. Карета мчится за каретою, беспрестанно кричат возницы: «Gare! Gare! [102]«Вокруг волнуется море людское; и все спешат куда-то — звенят голоса, будто в огромном, шумном птичнике! Маше казалось, что она, как маленькая песчинка, попала в ужасную пучину и несется, несется куда-то, кружась в водном вихре… Она уже ничего не различала вокруг, насмерть перепуганная одной мыслью: да так же здесь жить-то?! У нее и впрямь закружилась голова, и тут же карета остановилась у трехэтажного серого дома с башенками — стены и решетка сада были увиты белыми вьющимися розами.
— Прошу вас, — послышался спокойный голос Корфа, и Маша с невольным испугом взглянула на него. — Это улица Старых Августинцев. Здесь вы будете жить.
— А вы? — жалобно, как заблудившаяся девочка, вскрикнула Маша, до дрожи боясь остаться одна в этом кипении людских судеб и лиц.
Корф задумчиво смотрел на нее. Глаза у него сейчас были светло-серыми, непроницаемыми.
«Никогда я еще не видела такого красивого, величавого лица, никогда еще сердце мое не следовало так охотно за взором», — с тоской подумала Маша.
Нет, думать об этом было слишком печально, однако ответ Корфа:
— Я тоже живу здесь, — вселил некоторую бодрость, и Маша без дрожи смогла принять его руку и выйти из кареты.
Она успела только окинуть дом беглым взглядом, отметив его красоту и соразмерность пропорций, как вдруг сердце ее замерло: из приотворенной двери показалась женская фигура.
Мелькнувшая было надежда на то, что тетушка Евлалия Никандровна явилась встретить любимую племянницу, тотчас же рассеялась: слишком высока, стройна, молода и красива была эта дама в платье цвета beige [103] с кружевной отделкою тоном светлее — враз скромной и богатой, с продернутой сквозь узор золотой нитью. В этом платье, в каждой его складке была та самая неуловимая и необъяснимая французская элегантность, перенять которую безуспешно пытаются все женщины мира, в то время как всякая француженка с рождения одарена ею от Бога.
Дама в очаровательном платье с высоты крыльца не мигая смотрела на Машу своими агатовыми глазами. Все черты лица ее были правильны, даже красивы, но не милы: это была красота без обаяния и нежности — слишком много было суровости во взоре и улыбке, слишком много твердости в голосе, проговорившем:
— Добрый день, сударыня. Счастлива видеть вас в добром здравии!
Столь независимо держалась эта особа, что Маша даже решила, что это хозяйка дома, который барон лишь снимает… да, прошло какое-то время, прежде чем она поняла, что перед нею стоит Николь!
Вот это превращение… Да, немалый путь проделала вчерашняя субретка с той достопамятной санкт-петербургской ночи! Держится она совершенно как хозяйка… точнее, как экономка, осчастливленная особенным расположением хозяина. И это платье с его тщательно продуманной простотой… ужасный все-таки цвет beige, такой безжизненный! Кто это решил, что кареглазым непременно должны идти все оттенки коричневого? Beige еще больше огрубляет черты, если они и без того грубоваты… как у Николь!
Между тем пауза затягивалась. Маша вдруг осознала, что вид у нее не только растрепанный, а, наверное, слишком уж растерянный. Она ведь совсем забыла об обещании барона держать при себе Николь! Ну, со стороны Корфа это было слишком — вот так, лицом к лицу, вдруг свести их, выставить свою жену в таком неприглядном свете перед любовницей! Ну хорошо, он не может простить Маше обмана и расчетливости, однако она пыталась спасти свою честь, а Николь… Николь-то поступила как обыкновенная проститутка! Ее же в постель к барону силой никто не тащил, она продалась за немалую плату — такую, что, не сложись ее судьба столь выгодно, прожила бы и на собственные средства, коими обзавелась благодаря Машиной трагедии!
Маша с гневом обернулась к барону, уверенная, что увидит на его лице издевательскую ухмылку, довольство унижением жены, — и была немало поражена, встретив его равнодушный взгляд. Или его и впрямь мало интересовали обе эти женщины, с которыми он так или иначе оказался связан, или… или он ждет, как дальше развернутся события. Может быть, он предполагает, что они сейчас вцепятся друг дружке в волосы, начнут драку за счастье обладания этим сокровищем, имя коему — барон Корф?!
Машу затрясло от возмущения. Если она сейчас же не поставит Николь на место, то уже не сделает этого никогда!
— Николь? — звонко, равнодушно произнесла она, приподняв брови. — Не ожидала увидеть тебя вновь… ты, кажется, собиралась открыть шляпную мастерскую на те деньги, которые тебе заплатила в Санкт-Петербуре моя матушка?
А ведь верно!.. Очень кстати придумалась эта шляпная мастерская: субреточка-француженка не распространялась о своих планах, — но что еще могло прийти в ее убогую, жадную головку, кроме тряпок и шляпок?
- Обольщение строптивой - Лорен Уиттиг - Исторические любовные романы
- Белая голубка и каменная баба (Ирина и Марья Годуновы) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Звезда на содержании - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Путеводная звезда, или Куртизанка по долгу службы (Прасковья Брюс) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Замуж за русского миллионера… (Матильда и Анатолий Демидовы, Россия) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Обворожительный кавалер (Джордж Вилльерс, герцог Бэкингем – Анна Австрийская – кардинал де Ришелье. Англия – Франция) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Черная шкатулка (императрица Елизавета Алексеевна – Алексей Охотников) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Краса гарема - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Отрада сердца моего (Анастасия Минкина) - Елена Арсеньева - Исторические любовные романы
- Дуэль - Барбара Мецгер - Исторические любовные романы