помочь, чем сможем. 
– Вот как? – улыбнулся Гунтар несколько даже скептически. – Тогда, быть может, среди вас найдутся специалисты по такому?
 И вытащил из саквояжа свёрточек, обвязанный тонкой бечёвкой и запечатанный парочкой сургучных печатей. От печатей явственно тянуло Даром Гунтара: он хорошо закрыл содержимое свёртка, перестраховывался.
 А я догадалась, что внутри. Отчасти – по форме свёртка, но больше – по последним событиям.
 – Тетрадка? – спросила я. – Там у вас тетрадка?
 – Если можно так сказать, – удивился Гунтар. – Дамский блокнот. Вы встречались с чем-то подобным?
 – Откройте, – сказала я. – Посмотрим.
 Не то что тетрадки, конечно: вещица дорогая, красивая. Переплёт из позолоченной бронзовой сеточки с эмалевым медальоном, с райскими птичками, позолоченный бронзовый карандашик. Шёлковая бумага. Блокнот на треть исписан карандашом, всякой дамской ерундой: «Отдать модистке за три мотка пушистой тесьмы, десяток пуговиц и пару подвязок. Поздравить Биби с днём её святого», и только на предпоследней странице – бледно-коричневые буквы. Явно не карандашом писано. И след зла на блокноте поднимал дыбом волоски на руках.
 – «Вырви и брось. Вся кровь – тебе», – прочла Вильма и посмотрела на меня.
 – Слова – это, как Райнор говорит, привада, – сказала я. – Главное – обряд какой-то был. Вы ведь что-то выбивали из этого блокнота? Ползла какая-нибудь дрянь?
 – Нет, – сказал Гунтар. – В нём не было ничего, что нужно выбивать. Я ощущаю на нём следы чего-то редкостно мерзкого, но сама мерзость, очевидно, ушла… отработав.
 – Как работала? – спросила я.
 – У одного важного для нас человека умерла жена, скинув мёртвого ребёнка, – сказал Гунтар. – С этим человеком сейчас почти невозможно вести дела. И он всюду носил с собой этот блокнот, в память о жене. Он ей и купил, из Винной Долины привёз – она не расставалась с безделушкой.
 – Ничего так спланировано, – сказала я. – Никаких концов не найдёшь. И хорошо, что вы забрали блокнотик, а то он и мужа бы потихоньку свёл с ума или в могилу.
 – Надпись была сделана симпатическими чернилами, – сказал Гунтар. – И я не могу понять, что это такое, хоть тресни. Я никогда с таким не сталкивался.
 – Это мы называем «боевым чернокнижием», прекрасный мессир, – тихонько сказал Клай. – За этим важным человеком следили, именно в Винной Долине и следили… и, наверное, нужно расспросить продавца, который продал ему эту вещицу. А эту надпись сделал простец, человек без Дара – и расплатился с адом куском своей души. Мы такое часто видим.
 – Невозможно, – сказал Гунтар. – Кто же будет платить душой? Соваться туда при жизни? Как можно заставить человека скормить себя аду? Нереально, любезный. Я читал, конечно… вскользь, не вдаваясь в технические подробности… но я понимаю, что это надо делать строго добровольно. Или вы говорите о смертной вражде? О ненависти, которая так глаза застит…
 – Дядюшка, – вздохнула Вильма, – Клай говорит о рутине. О диверсии, обычной для… у меня есть основания считать, что в Перелесье существует школа, секта, ложа, не знаю, как это назвать, готовящая чернокнижников-диверсантов.
 Гунтар улыбнулся необыкновенно обаятельно для человека с такой демонской физиономией:
 – Мина, дорогая, это, конечно, чудесно ложится на некоторые последние события… но звучит уж слишком… непримиримо. И я бы связал эту историю с Перелесьем через Винную Долину… но вы приписываете перелесцам какие-то уж совсем нечеловеческие представления и взгляды. Продажу душ оптом и в розницу? Да ещё, как я понимаю, с ведома и даже с подачи каких-то правительственных структур?
 Хороший дядюшка у Вильмы. Вот просто – хороший. Удивительно, как уцелел при дворе. Впрочем – ну принц, без амбиций, книжный червяк, всё понятно. Весь в своей науке. И ведь какой же некромант! Как старинная легенда: простое мясо заставить выполнить сложную последовательность действий, не контролируя взглядом, – это ж какое нужно мастерство, это воля какая нужна, какое понимание того, как Дар работает… Я же просто глупая девчонка, которая гоняла таких крыс по балагану, по взгляду, как марионеток на верёвочке, а он заставил дохлую тварь, обыкновенное рабочее мясо, доползти от постоялого двора до Дворца, да ещё и найти меня! Так делал Дольф, да, – но я ж была уверена, что его методы полностью потеряны. И вдруг Гунтар привозит практически учебник!
 И при этом тёмный принц смотрит на меня и на Вильму своими дико страшными и совершенно детскими глазами и не понимает: как это – душу продать? Как это – чернокнижие? Как это – одержимые простецы? А рыцарство-то? А честь? А вера, наконец?
 И на нас глядит с искренним недоумением: как же это мы можем подозревать благородных соседей в таких ужасных вещах? А между тем благородным соседям благородные предки его высочества благородную коллективную морду набили поленом, да. И методы у благородных предков были, несомненно, благородные, но малость всё же необычные – и этого благородные соседи Междугорью не простят никогда. И Винной Долины не простят, будьте благонадёжны.
 Всегда тяжело на душе, когда кому-то приходится объяснять, что рыцарские времена уже в прошлом, да и тогда, бывало, люди вели себя не только по-рыцарски, а абсолютно по-всякому. Виллемина как-то легче объясняет такие вещи – она и говорила.
 А Гунтар пытался уложить в голове, что девочка его учит видеть наш лучший из миров таким, каков он есть.
 Мы проговорили до рассвета. Показали Гунтару тетрадки и артефакты-приваду. Мы с Клаем описали адских гончих и бабочек-сажу настолько подробно, насколько смогли. И за эту ночь тёмный принц, королевский дядюшка, кажется, состарился лет на десять.
 – Мы предполагали, что затевается нечто нехорошее, – говорил он, и его щёку дёргала судорога. – Что Перелесье заключает военные союзы, что железные дороги между Перелесьем и Святой Землёй забиты составами и они обмениваются не только невинными товарами… Вы знаете, драгоценная племянница: практически всё побережье принадлежит вам, лишь Старый Порт на юге Винной Долины даёт возможность выйти в море междугорской короне… но нам не высунуть и носа из залива: броненосцы Трёх Островов маячат в пределах видимости, провожают даже торговые суда.
 Меня это здорово дёрнуло, деток, кажется, тоже, но Виллемина только печально кивнула:
 – Три Острова тоже входят в альянс. Корона Прибережья на море сильна, островитянам с нами не тягаться, но они то и дело оказываются в неприятной близости от наших берегов.
 – Я слышал, – сказал Гунтар, – об особых судах Прибережья…
 – Пустая болтовня. – Виллемина печально махнула рукой. – Вы ведь о подводных судах? Прекрасны в проекте, но ненадёжны. Я запретила ходовые испытания: не могу рисковать жизнями моряков, пока не будут исправлены все технические изъяны.
 Гунтар заметно огорчился:
 – Ох, вот как… я надеялся, что ваши корабли-невидимки прикроют всё