Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полибий был потрясен. «Трудно представить себе зрелище более внушительное для юноши честолюбивого и благородного, — говорит он. — Неужели в самом деле можно смотреть равнодушно на это собрание изображений людей, прославленных за доблесть, как бы оживших, одухотворенных? Что может быть прекраснее этого зрелища?» Глядя на это шествие, Полибий, по его словам, понял, почему римляне покорили мир (VI, 53–54, 1–2).
Теперь Полибий наконец-то смог близко познакомиться с Эмилием Павлом. Он давно об этом мечтал. Старый полководец интересовал его чрезвычайно, но он боялся к нему приблизиться, быть может, опасаясь его гордости. Павел поразил грека масштабностью своей личности. Полибий признается, что все греческие герои как-то разом потускнели в его глазах (XXXII, 8, 5–7). Больше всего удивило его вот что. «Люций Эмилий… сделался распорядителем царства македонян и нашел там в одних только казнохранилищах, не говоря уже о разной утвари и других богатствах, больше шести тысяч талантов». Он совершенно бесконтрольно распоряжался этими сокровищами. И он все отдал в казну, все до последнего обола, не позволив ни одной безделушке смешаться с его имуществом! Потом грек узнал, что до этого Эмилий еще привез горы золота из Испании и точно так же спокойно отдал его в казну. Это никак не укладывалось в голове Полибия. «Я всегда считал великим человеком того, кто откажется от большой взятки», — говорит он. Но Эмилий Павел!.. «Располагая целым царством… он не польстился ни на что!» При этом Эмилий был человек совсем небогатый. Он не только не имел избытка, говорит Полибий, «но скорее терпел недостаток» (XVIII, 35, 4; XXXII, 5–7). Полибий так часто рассказывает об этом, всякий раз с неослабевающим удивлением, так горячо уверяет греческих читателей — римские и так знают истину, — что все это вполне возможно по римским нравам, что постепенно понимаешь, что поведение Павла казалось грекам настоящим чудом.
Панетий, другой гость из Эллады, который жил в то же время в Риме, также более всего поражался именно этой чертой своих знакомых римлян. Будучи в Элладе, он без конца рассказывал своим изумленным слушателям о щедрости и неподкупности Сципиона, сына Эмилия Павла, о том, что он не польстился ни на что из добычи. Цицерону это кажется странным, почти обидным. «Панетий восхваляет Публия Африканского за то, что он бескорыстен. Что же, почему бы ему его и не восхвалять? Но у него были другие качества, более великие». Ведь и он, и отец его не единственные римлянине, которые не привезли «к себе в дом ничего, кроме вечной памяти о своем имени» (Cic. De off. II, 76). Но иначе смотрели на дело греки. Рассказы о человеке, который отказался от золота, они слушали, затаив дыхание, как волшебные сказки.
Эмилий Павел был гораздо более своих сыновей предан сословным предрассудкам. «Он был приверженцем аристократии… при решении любого вопроса государственной важности неизменно присоединялся к самым знатным и могущественным» (Plut. Paul. 28). Точно так же ему и в голову бы не пришло заводить себе друзей иначе чем в кругу самой высшей знати. Вообще, познакомившись со знатными римлянами, Полибий понял, что, хотя Рим республика и народ имеет равные права с сенатом, традиции этого общества аристократические. Римские аристократы были горды и изящны и не мешались с чернью. Одни из них относились к народу милостиво и ласково, другие его презирали. Но и те и другие хорошо понимали, что они — не народ. Даже великие демократы Гракхи, сами отпрыски знатнейшего рода, не забывали своего происхождения. Они никогда не бывали с чернью запанибрата. «Известно, — пишет французский историк Гастон Буассье, — что при их вставании со сна по утрам присутствовала целая толпа клиентов и что они впервые вздумали делать между ними различия, напоминающие большие и малые выходы Людовика XIV»{41}.
Аристофан в одной забавной сценке выводит Совет Афин. Уличный горластый крикун, колбасник, решил стать демагогом и заправлять Афинами. И вот он устремляется в Совет. Его противник произносит пламенные речи, а колбасник вбегает в Совет и кричит, что на рынке подешевела селедка. Государственные мужи приходят в бурный восторг и увенчивают колбасника за добрые вести. Заседание забыто: все повскакали с мест и галопом понеслись на рынок за селедкой. В результате колбасник возвращается «головой Совета» («Всадники», 611–680). Это, конечно, карикатура. Но карикатура смешна именно потому, что подчеркивает и доводит до нелепости самые характерные черты. Поэтому мы можем назвать Совет Афин — собранием простолюдинов, черта, которой сами афиняне гордились, видя в ней признак истинной демократии.
Совсем не то был сенат римский. Сенаторы поражали иноземцев величавой строгостью и спокойной гордостью. С царями они привыкли говорить в тоне владык. Когда один грек в III в. впервые побывал в сенате, он сказал:
— Это собрание царей (Plut. Pyrrh. 16).
Да, такие люди не побежали бы на рынок за селедкой!
И все же Полибий совершенно напрасно боялся гордости Эмилия: он был гость, и он был в несчастье; этого было довольно. Его необходимо было обласкать и утешить. Вообще более гостеприимного и широкого человека, чем Эмилий, трудно было себе представить. Это был великий мастер устраивать обеды. Он с удовольствием и со вкусом продумывал, какие закуски подать и как гостей рассадить. Деньги считать он не умел и не любил, жил широко, совсем не по средствам, и пиры его блистали великолепием. Сам же хозяин ласковой приветливостью умел оживить любое застолье. Когда гости восхищались его обедами, он с улыбкой говорил, что секрет прост — искусство полководца и искусство устроителя праздника очень близки между собой. И если человек умеет устроить пиршество, ему уж ничего не стоит выиграть сражение (XXXII, 15; Plut. Paul. 4).
Как раз в то время, когда Полибий был обласкан в семье Эмилия Павла, произошла одна небольшая, но очень знаменательная для него сцена. Прибыл в
- Всеобщая история. - Полибий - История
- Воспоминание о развитии моего ума и характера - Чарлз Дарвин - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Зигзаги судьбы - Сигизмунд Дичбалис - Биографии и Мемуары
- Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй половины ХХ столетия - Б. Г. Якеменко - Военная документалистика / История
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Воспоминания о Дмитрии Борисовиче Мертваго - Сергей Аксаков - Биографии и Мемуары
- Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века - Коллектив авторов - История
- Тарковские. Осколки зеркала - Марина Арсеньевна Тарковская - Биографии и Мемуары