Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только повесив трубку, Карл позволяет себе усесться поудобнее и самодовольно улыбнуться.
— Надо же, у меня недурно получается! — Он качает головой, словно удивляясь свежести этого открытия. Затем почти смущенно смотрит на меня. — Знаешь, сынок, сам себя не похвалишь, считай, что день прошел даром… — Он смотрит на часы и спрыгивает с постели. — Пусть выходные будут выходными — в порядке разнообразия. Ничего не выйдет, правда, старина?
Я не старый, и я ему не сын, но у меня создается впечатление, что Карл пытается передо мной оправдаться. А пока он торопливо собирает одежду и напяливает ее на себя.
— Куй железо, пока горячо. В этом весь секрет. Не дожидаясь, пока миссис Фредерикс придет в голову позвонить в мотель и поднять тревогу. В панике, сам понимаешь… Такое полезное чувство, такое очищающее! Оно помогает проникнуть через здравый смысл и бюрократию, чтобы добраться до правды. Но эффект непродолжительный. И когда она сложит два и два…
У меня ощущение, что он, скорее, разговаривает сам с собой, чем со мной, когда сует свой магнитофон в сумку вместе с блокнотом и ручкой. Он уже закрывает молнию на сумке и готовится надеть ремень на плечо, когда в спальню входит Дана, все еще в пальто, с промасленным пакетом из булочной в руке.
— Карл! Зачем ты оделся?
— Прости, солнышко. — Карл все еще застегивает рубашку и только на секунду задерживается в дверях, чтобы поцеловать ее. — Мне нужно уходить. Ничего нельзя поделать.
— Но… я принесла круассаны. Мне достались два последних. — Она идет за ним к входным дверям и показывает вкусно пахнущий пакет. — Карл, меня не было всего какие-то двадцать минут. Что могло случиться за это время, чтобы все наши выходные полетели к черту?
— Я тебе позвоню, когда туда приеду. Обещаю.
— Куда приедешь? В чем…
— В Тандер Бей. — Карл снова ее целует. Затем запускает руку в пакет, вытаскивает один круассан и сбегает по ступенькам крыльца с кожаной сумкой на плече.
Глава одиннадцатая
Не знаю почему, но сегодняшняя прогулка по парку внушает мне ощущение… окончательности. Как будто вместе с сезоном завершается что-то еще. Что-то, не в пример сезону, исчезает навсегда. Сегодня даже сама прогулка, этот ритуал, совершаемый дважды в день, неизбежный и предсказуемый, кажется необычным. Прибавляется какая-то пикантность, как будто, в порядке исключения — это не только прогулка Мерфи, но и моя собственная. Каждый день один и тот же маршрут, но Мерфи, как Гераклит, никогда не входит в одну и ту же воду дважды. Он обязательно находит новое значение для старых посланий на тех же самых стволах деревьев. Он всегда относится к каждому новому дню, как к действительно новому.
И сегодня я чувствую, почти так же близко, как и Мерфи, свое родство с каждой травинкой. Могу представить себе контуры местности так, как это делает он — в буквальном смысле на уровне земли.
Хотя мне все еще не хватает жизнерадостной неразборчивости Мерфи. Он своим объективным носом прочесывает как хорошее, так и плохое и безобразное. Тогда как я вижу все: выброшенную обертку от жвачки в траве, крышку от бутылки сбоку на дорожке, портящую общее впечатление, противные окурки или смятые банки из-под кока-колы среди астр. И замечаю, что начинаю думать: а не хочется ли мне, чтобы весь этот мусор биоинтегрировал и стал частью земли вместе с камнями и деревьями?
Сегодня сам воздух меланхоличен, напоминающий о скором приходе зимы. В парке идут подготовительные работы к холодам, его готовят и «убирают», как труп для загробной жизни. Перекапываются клумбы, бригада рабочих в серых комбинезонах, напоминающих похоронных дел мастеров, обрезает деревья. Питьевые фонтанчики закрыты до весны. С теннисных кортов давно сняли сетки. Детские качели закреплены цепями, напоминающими черный похоронный креп.
Сегодня на прогулке по парку Дана кажется печальной. Не рассеянной, как с ней часто бывает, а сосредоточенной, как будто то, что она видит, нагоняет на нее печаль. Сам я не понимаю, в чем дело. Чему печалиться, если за теннисным кортом лежит кучка просыпанного поп-корна, а в воздухе висит густой и пряный запах свежевскопанных клумб?
Маленькие радости маленькой жизни. Я даже сам не заметил, когда отказался от своей мечты вырваться на свободу. Я смирился с тем, что наяву — это все, что есть, и все, что будет — эти вялые короткие прогулки по парку на поводке. Когда же наступил тот момент, когда я забыл о свободе? И что именно я согласился принять взамен?
Малыш висит вниз головой на шведской стенке. Он вполне может быть тем самым малышом, которого Мерфи сбил с ног в тот день, когда он сорвался с поводка. Мужчина в дорогом пальто от Верберри, с бедлингтон-терьером — наверняка тот же самый самодовольный человек, чей бедлингтон на короткое время присоединился к сборной шайке Мерфи в утро его достославного восстания. Пятнадцать минут славы Мерфи, которая наверняка будет жить в анналах нашего тихого района даже после того, как сам Мерфи уйдет из этого мира…
Какой смысл быть собакой, думала я в тот день. Какой смысл быть собакой, если у тебя никогда нет возможности побегать? Прошло уже несколько недель, а я все еще не знаю ответа на этот вопрос. Наверное, я его так никогда и не узнаю, хотя… Сегодня, может быть, днем, я все же найду ответ. Зима уже на носу, но все равно в парке достаточно закаленных завсегдатаев, которые составят приличную аудиторию.
Что, если я отпущу Мерфи? Дали ли ему хоть что-нибудь длинные часы дрессировки во дворе? Вернется ли он ко мне, если у него будет выбор? Или просто будет бежать и бежать изо всех сил как можно дальше, чтобы компенсировать те долгие годы, которые он просидел на коротком поводке?
На кого будут ставить завсегдатаи парка — няньки, бегуны и собачьи хозяева? Привычный набор зрителей, каждый из которых кажется мне знакомым, когда я смотрю на них через парк.
Разумеется, вздумай я сделать последний, отчаянный рывок к свободе, сейчас может быть самый подходящий момент. Если можете, представьте себе меня: вот я снова несусь сквозь них, как когда-то, разбрасывая в сторону мелких собачонок
- Мы отрываемся от земли - Марианна Борисовна Ионова - Русская классическая проза
- Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа - Русская классическая проза
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза
- Я умею прыгать через лужи. Это трава. В сердце моем - Алан Маршалл - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Не считай шаги, путник! Вып.2 - Имант Янович Зиедонис - Русская классическая проза
- Навсегда - Татьяна Ролич - Остросюжетные любовные романы / Русская классическая проза
- Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас - Русская классическая проза
- Досыть - Сергей Николаевич Зеньков - Драматургия / О войне / Русская классическая проза
- История из Касабланки - Фиона Валпи - Русская классическая проза
- Отель «Нантакет» - Элин Хильдебранд - Русская классическая проза