когда тебе говорят, что с твоей дочерью все в порядке, но ты никогда по-настоящему в это не поверишь, пока не услышишь сам. Наверное, в этом нет смысла, но… 
— Есть, — бормочу я. — Я рада, что ты позвонил. Спасибо, папа. Как ты держишься? Прости, что заставила тебя сходить за всеми этими вещами для меня, а потом сбежала, пока тебя не было. Это плохие манеры.
 — Не извиняйся, милая. Я не помогал, все время нависая над тобой. Полагаю, что ты вернешься сюда в четверг, да?
 — В четверг?
 — День благодарения, милая. Вечером в ресторане будет специальное меню, а перед этим я устрою поздний завтрак для тебя и меня. Я приготовлю все твои любимые блюда. Пакс заберет тебя, когда мы закончим. Полагаю, ничего страшного не случится, если он присоединится к нам на десерт…
 — Эй, стоп. Папа. Прости, но я не исключаю Пакса из всего, что буду делать на День благодарения. Я проведу с ним весь день. Я бы хотела провести его с вами обоими, но если все будет неловко…
 — Я твоя семья, Пресли.
 — И он тоже. — Я сейчас закричу. Клянусь, если он скажет что-нибудь гадкое, я сойду с ума.
 — Хорошо. Ладно. Я вижу, что сейчас не лучшее время для разговора об этом. Ты устала. Я не хочу ссориться. Мы найдем компромисс позже. У нас еще есть пара дней…
 — Папа.
 — И мы также поговорим о том, как вернуть тебя в колледж. В Сару Лоуренс. Больше никакой Аляски. И больше никаких разговоров об уходе.
 — Я уже оформила все документы.
 — Еще не поздно. Я сделал несколько звонков и…
 — ПАПА!
 Он наконец останавливается.
 — У меня чудовищная головная боль. Я не могу говорить об этом прямо сейчас. Мы можем перенести на завтра, пожалуйста?
 Отец знает, что у меня не болит голова, но у него хватает здравого смысла принять эту ложь.
 — Если… ты так хочешь, милая. Я буду здесь, когда ты захочешь обсудить все это еще раз.
 — Хорошо.
 — Ладно. Хорошо выспись. Люблю тебя, милая.
 — Я тебя тоже.
 Я вешаю трубку, и телефон отключается.
 — Забавно.
 Голос доносится из тени с другой стороны комнаты, выбивая из меня дух. Я ахаю, чуть не подскакивая с этой чертовой кровати от удивления.
 — Пакс! Черт, я не знала, что ты здесь!
 Парень двигается, выдавая свое местоположение. Он сидит в кресле с высокой спинкой у окна и представляет собой лишь темное очертание человека. Я не вижу его лица, но чувствую его энергию — как я могла не заметить этого до сих пор? — и она не очень приятная.
 — Колледж, Чейз? Ты бросаешь колледж? — ворчит он.
 — О, да ладно тебе. Ты собираешься читать мне лекцию? Ты вообще решил не идти!
 — Это не одно и то же, и ты это знаешь.
 Он встает, появляясь из темноты, окутанный тенями, как какой-то злой призрак. Он без рубашки. Босиком. Тонкие черные спортивные штаны висят у него на бедрах, материал сполз опасно низко, демонстрируя темные волосы, спускающиеся ниже пояса. Даже при таком скудном освещении Пакс Дэвис похож на разгневанного бога.
 Сердце бешено колотится в груди, когда его глаза — жесткие и злые — впиваются в мои.
 — Я не такой, как ты, — выпаливает он.
 — Я это вижу.
 — Я не академичен. Мне лучше дается практическое обучение. И я учусь. Я все еще учусь. Так каков план, Чейз? Ты просто останешься здесь, в Маунтин-Лейкс, со своим отцом. Будешь жить в том доме, преследуемая воспоминаниями о том, что с тобой там произошло, а мир будет жить дальше без тебя?
 — Это несправедливо! Оставь меня в покое. Мне достались дерьмовые карты, если ты не заметил…
 — Нет, не заметил. Тысячи других женщин забеременели в юности и все же получают дипломы. Многие из них делают это в одиночку. Без помощи семьи или партнера. У тебя есть поддержка семьи. И твоего парня. Но ты еще не решила, будешь ли вообще рожать этого ребенка, Чейз. Ты просто сдаешься, безо всякой причины.
 Мои щеки вспыхивают. Все мое тело. Я, должно быть, в огне, так как моя кожа словно обжигает меня до костей.
 — Пожалуйста, не разговаривай со мной в таком тоне.
 — Как будто я на тебя злюсь? Как будто я расстроен? Сбит с толку? Как будто я не могу тебя понять? — шипит он.
 — Да!
 Суровое выражение его лица становится жестче. Холодная ярость в его глазах вызывает у меня желание забиться обратно под одеяло и спрятаться от него. Но… затем все это словно исчезает. Гнев. Напряжение в его плечах. Все это просто… растворяется.
 Пакс опускается на край кровати и поворачивается лицом ко мне.
 — Снимай рубашку, — приказывает он.
 — Что?
 — Снимай. Свою. Рубашку.
 Я обхватываю себя руками, защищаясь.
 — Не думаю, что сейчас подходящее время для…
 — Я хочу видеть тебя, — говорит он. — Штаны и нижнее белье тоже снимай. Все. Сейчас же. Я хочу видеть твое тело.
 — Я… — Я не знаю, что сказать.
 — Собираешься мне врать? Скажешь, что больше не любишь меня? Что больше не хочешь трахаться со мной?
 — Конечно, хочу!
 — Я знаю, что хочешь, — говорит он грубо. — Так что снимай свою гребаную одежду. Я хочу тебя видеть.
 Быстро встав, он хватается за пояс собственных штанов и спускает их с ног, выходя из них. Ему требуется всего секунда, чтобы предстать передо мной обнаженным. Я не могу оторвать глаз от его совершенства.
 Прошло несколько месяцев, с тех пор как мы в последний раз занимались сексом. А беременность сотворила с моими гормонами самые невероятные вещи. Я не признавалась даже себе в этом, но, несмотря на утреннюю тошноту и чувство раздутия живота, мое тело было наполнено электричеством. Я так сильно хотела его. Фантазировала о нем. Мне снились самые безумные сны, в которых я представляла его руки на своем теле, его язык у меня между ног, и… я просыпалась вся мокрая от пота и влажная между бедер.
 Хочу ли я его? Да, черт возьми, очень хочу. Я нуждалась в нем уже несколько недель, и никакое количество времени, проведенного с моим вибратором, и близко не приблизилось к удовлетворению этой потребности.
 Дождь снова легонько стучит по окнам. Снаружи грохочет гром. Мерцающий свет озаряет лес, и на долю секунды лицо Пакса обрамляется серебром. Его глаза похожи на расплавленный металл. Мышцы на его челюсти напрягаются, он берет свой уже эрегированный член в одну руку, а затем другой хватает мое лицо за подбородок.
 — Посмотри на него, — приказывает он.
 Я не могу не