Рейтинговые книги
Читем онлайн Дневники - Николай Мордвинов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ... 241

Нужны и легкие комедии, но мера вещей говорит о состоянии и силе коллектива. Его значимости. Пока мы работаем над созданием современной пьесы, не надо дожидаться и упускать время на ожидание, надо работать. А если это очевидно, то надо работать не над пустяками, а над вещами, которые войдут в основной, золотой фонд театра, а может быть, и страны. И классика может оказаться современной пьесой. Надо уметь выбрать и выбранную пьесу прочесть.

18/XI

Говорил с Ю.А. три часа. Вызвал сам. Обеспокоен судьбой театра.

Я говорил о том, что спектакли ниже наших возможностей. Довольно бы полуискусства. После Ростова театр сдал позиции. К чему пришел театр, если его спектакли не отличить от спектаклей любого другого. Он потерял свое лицо. Хочу большой, романтической или комедийной темы. Дундич — вместо шири, простора, воздуха, взрыва страстей — серость, узкие, пыльные тряпки над вялым исполнением артистов. Вместо буйных песен цыган — я не знаю цыган, поющих плохо, — что-то  бесцветное, блеклое. Пыльные падуги со знаменем перерастают в символ… Скороспелость «Фронта»… А где рембрандтовские решения «Ваграма»[143]? Где смелость, сочность, точность, безусловность, выисканность мизансцен? Ведь «ювелирность», в которой нас обвиняли, не порок для театра. Ювелирность на основе тех маленьких тем била в нос своей самоцелью, а выисканная мизансцена никогда не будет пороком…

Хочу искусства как праздника. Как карнавала, как — наша жизнь. Пусть это трудно, пусть на это надо много сил, пусть я сгорю в два раза скорее. Пусть. Лучше гореть, чем дымить, чадить иногда… Хочу искусства большой идеи, красок, страстей. Где у нас Пушкин, где Гоголь, где Островский, Лермонтов? И что мы делаем в противовес? Чем можем похвалиться? Где Шекспир? А всякий раз театр, приобщаясь к большой теме, «сам становится и лучше и сильней и смелей берется решать любую современную тему… Конечно, можно остановиться и на Гольдони, я говорю иносказательно, и никто вас не обвинит в этом, особенно, если спектакли будут хорошими и время от времени вы будете давать современные спектакли; но в этом ли призвание советского театра?

Решить этот вопрос дело и ваше и мое.

Я решил, что хочу быть в большой теме и хочу большого, взволнованного театра, хотя бы это стоило мне здоровья и сил… Я хочу потратить свою жизнь с пользой, чтобы на старости лет не кусать себя за то, что глупо прожил. Если это как-то совпадает с вашей точкой зрения, давайте не обманывать друг друга. Жизнь дается однажды и в этом однажды весьма ограниченное количество лет. И не след растрачивать ее неразумно — и впустую. Недостойно разбазаривать ценности, которые могут принести пользу настоящую. В искусстве надо идти открыто и сознательно. Времена интуиций прошли. Наше время сурово, и оно сурово может спросить: «Как вы, товарищи, прожили век?», «Чем доказали свое право на место в жизни?»

20/XI

Обсуждение «ФРОНТА» на труппе

Одобряют, хвалят, хотят лучше. Вот это постановка вопроса. Несколько замечаний в адрес Гераги[144] — простит, грубит. Оленин[145] играет на публику и не в том качестве накала.

Говорил и я.

— Конечно, победителей не судят. Не собираюсь судить и я… Но мне хочется сказать несколько слов, поделиться некоторыми соображениями.

Я радуюсь, как и все, что работа наша не пропала даром, что она «дошла». Но… не успокаиваться… Человек или идет вперед, или надо задуматься над тем, чем он жил в данный момент. Играя, какие средства он пользует…

Я думаю, что нам надо помнить, что за этими ролями стоят живые образы, которые послужили прообразами для ролей и, главное, для основной темы, которую несет пьеса. Пьеса несовершенна. Видно невооруженным глазом, что она недоделана, видимо, не хватило времени. И тем не менее она вышла. И тем не менее мы срочно ее готовили. Этот факт не должен пройти мимо сознания. Как только мы будем помнить, что за ролями — живые фигуры, по воле и по вине которых события на фронтах развиваются так или иначе, так наше отношение к событиям, в которых мы участвуем, играя роли, будет наполнено мыслью, чувством, кровью. Страстным отношением к событиям мы поднимем тему до того звучания, когда перестанут обращать внимание на то, как написана пьеса, а сцена перестанет быть сценой, превратится в жизнь.

Поэтому — ни дурачить роль, ни осмешнять ее, ни драматизировать не будет надобности. Мысль будет глубже, совершеннее, доходчивее и, главное, — будет больше направлена на ту цель, на которую она должна быть направлена. А чисто актерские «заботы» непременно отойдут на второй план. Страстность отношения к событиям приблизит исполнение к совершенным, а не совершенные роли — к желанным. К нам, драматическим актерам, любят обращаться кинорежиссеры. Почему это? Да, думаю, потому, что, все время играя, мы находимся в тренаже и тем вольно или невольно отличаемся от киноактеров, которые работают от картины к картине. Так точно и нам надо найти для себя что-то такое, что нас растило бы все время для решения новых больших и ответственных тем. Я думаю, что нам не надо забывать большие полотна нашей отечественной и мировой классической драматургии. Тренированные на большом по законченности материале, мы придем обогащенными и технически, что не менее важно, и интеллектуально, внутренне воспитываясь на мировых образцах гуманистической мысли, к решению ответственнейшей задачи создания советского спектакля… Чем каждый из: нас будет технически оснащенней, чем глубже будет вспахан наш внутренний «чернозем», чем мы больше будем мастерами своего дела, тем мы больше будем в состоянии доделать не сделанное, тем глубже и серьезнее мы можем подать материал.

Нам доверяют, нас оберегают, нам дают бронь в то время, когда на фронтах нужен каждый человек. До чего же серьезно расценивается то дело, на которое мы поставлены. Так же серьезно, как завод, изготовляющий военные припасы, и даже больше, потому что с заводов людей все-таки время от времени берут, а нас не трогают и холят. Ответим делом, со всей серьезностью, честностью, талантом. Все противоположное будет нас позорить…

Политическая и творческая вялость такой же враг, как и равнодушие.

1943

4/I

«ФРОНТ»

Спектакль ставится в оперном театре в пользу Танковой колонны.

Играл и вспоминал Ростовский театр. Все-таки есть что-то приятное в таких сценах. Хоть и тяжело, но возросшая ответственность подстегивает. Большие реакции. Долго длится смех, и если тишина, то какая-то удивительная тишина. Такой не бывает в маленьком помещении. И актер виден на такой сцене, как нигде. Большая сцена — настоящий фильтр для актера. Жаль только, что то, что найдено для малой сцены, здесь подлежит пересмотру, а делать это приходится на ходу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 62 63 64 65 66 67 68 69 70 ... 241
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дневники - Николай Мордвинов бесплатно.

Оставить комментарий