Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец ее отпустили. «О том, что говорила, не болтай!» – велела напоследок тетя Василиса.
А в Нютке и не было ни малейшего желания тем делиться: она чуяла, много в тех словах гнусности, злой отравы. Но пережитое за последние месяцы шептало: не хочется признавать, да где-то старуха была права.
Где соврала, а где истинное сказала, Нютка понять не могла. И оттого слова долго бродили в ней: от головы до пальцев ног кипело про бабью неволю, ум и материну слабость. А особенно про то, о чем и не ведала: про матушкиного мужа Григория, про смерть деда и дяди Федора.
А еще родилась в ней обида. Отчего ей так и не сказали всей правды? Будто она, Нютка, ничего бы не поняла, будто не девка, дитя малое. Отчего мать утаила прошлое? А теперь оно, вывороченное теткой, воняло, как сгнивший в подполе лук.
* * *
О дядьке Митрофане вспомнили все, лишь когда он умер: и родичи, и купцы великоустюжские, и люди из дальних мест – всем нужно было прийти в дом и поскорбеть вместе с его женой. А пока лежал полуживый, никому не был надобен.
Нютка вздохнула: спасало лишь то, что ее освободили от докучливых домашних дел. А еще тетка отправила подальше от тягостной суеты, что девятый день сотрясала дом сверху донизу.
Вкусная ягода, сладкая. На солнце глянешь – внутри светится медом. Да только собирать маетно.
– Ух тебя! – вскрикнула Нютка и засунула палец в рот.
Не первый раз колол ее куст, безжалостно вонзал длиннючие шипы в ее руки, цеплял косы, пару раз даже ухватил за нос. Такой, как тетка: злой, противный – все сделает, лишь бы Нютке худо жилось.
Вехотка укутывала ее левую руку, ненадежно защищая от шипов, правая ловко срывала ягоды. Те падали в глубокую бадью. Собирать и собирать Нютке до самого вечера: тетка велела обобрать все кусты. А сколько их! Весь палисад в колючих зарослях крыжовника, точно нарочно развели, чтобы девок-прислужниц мучить.
В животе заурчало, булькнуло, Нютка отправила в рот две ягодки и вздохнула. В доме стоят накрытые столы, кутья и тонкие, словно паутинка, блины, щедро смазанные медом, – дядька умер накануне Медового Спаса[108]. Утром она наелась их вволю: после того разговора тетка подобрела к ней, глядела без прежнего ехидства, будто он как-то сроднил их. А может, так оно и было.
Ягодник широкой полосой охватывал дом от крыльца до сенника, и Нютка порой вытягивала шею, чтобы поглядеть, кто явился в дом, что за колымага остановилась перед крылечком. Глянь, остановился добрый конь и всадник похромал к крыльцу, и что-то в сердце ее ворохнулось.
Если бы знала она, что ее ждет, бежала бы со всех ног отсюда, затаилась в самом глухом месте, меж заборами, в кустах тальника и черемухи, да сидела бы три дня и три ночи, никому на глаза не показываясь.
Да только не дано знать об этом – даже тем, кто чует больше прочих.
* * *
И половины бадьи не собрала Нютка – много ягод спелых передавила пальцами да сразу в рот голодный отправила, – когда прибежала одна из теткиных прислужниц, ровесница, сказала громко, для порядка:
– Василисой Васильевной велено прийти тотчас. – И тут же прыснула в ладошку и прошептала так, точно радость прилетела к ней: – Батюшка за тобой послал. Нютка, счастливая ты!
Обе схватились за руки и закружились, запели дружно: «Ой, счастливая да счастливая», а колючие ветки тут ухватили их за подолы, оборвали пляску.
«Батюшка, матушка… Домой, домой. Счастливая!» – повторяла Нютка.
Раз, два, три – перепрыгнула ступеньки.
Сени, еще одни – и вот она, горница, где принимают гостей. Смурная тетка, при ней старухи-плакальщицы и…
– Третьяк! – завопила Нютка и подскочила к нему. Обнимать не стала, но застыла рядом – взбудораженная, с растрепанными косами (платок потеряла где-то в ягоднике), небесно-синими глазами и порхающими в воздухе руками, но долго стоять не смогла и закружилась на месте, забыв про строгую тетку и поминки.
Ее, конечно, одернули, сказали про неподобающую радость, велели собирать вещи («Помни, вовек обязана мне за приют и помощь»), а Нютка побежала, задирая подол до коленок, влетела в постылую клеть, где провела столько тревожных ночей, увязала все в котомку, оставив потрепанные рубахи, данные теткой, – дома ей тряпье ни к чему. Подумав мгновение, уложила и пряности, привезенные братцем Митей, дар от чистой души.
Оглядела клетушку, села на прощание, расцеловала девок-прислужниц, что пришли попрощаться шумной гурьбой. Спустилась по скрипучей лестнице – казалось, и та с ней ворчливо прощалась. Поклонилась поясно иконам, без особой охоты – тетке. Да ей и не до того было: в дом пожаловали новые гости засвидетельствовать почтение вдове Митрофана Селезнева.
* * *
Не знала, не ведала Нютка: тетка Василиса сразу почуяла в посыльном что-то темное – то ли глаза бегали, то ли говорил дерзко, с вызовом, в коем не было никакой нужды.
Почуяла… Да только рада была избавиться от Оксюшкиной дочери, что чуть не увела внучкиного жениха, что лезла своим любопытным носом всюду. Говорила недавно с ней, словно со своей, родной, делилась вымученным и выстраданным за многие годы. А такое надобно при себе держать.
Когда хромой казак уводил за собою Нютку, Василиса дочь Василия открыла уже рот, чтобы забрать ее, оставить в своем доме, потребовать письмеца, расспросить с пристрастием посыльного да посадить в чулан… Но подавила в себе то желание. Продолжила долгие беседы с выражавшими соболезнования, вела за сына Митю переговоры, отыскала покупателя на тридцать бочек солонины.
О племяннице вспомнила лишь перед сном, расплетая косы. Вспомнила синие глаза, упрямство, дерзкий язык и вознесла благодарность Богородице.
Верно поступила. От слабости рождаются лишние хлопоты.
* * *
– Матушку мою выпустили из обители? А как батюшка? А Феодорушка? – Нютка сыпала вопросами, с трудом поспевала за Третьяком, – хворая нога не мешала тому быстро идти по неровным мостовым Великого Устюга.
Он буркнул нечто вроде: все живы-здоровы, и Нютке вдруг захотелось убежать. Скрыться в одном из узких переулков, точно проворной кошке. Но прогнала она прочь глупую детскую мысль, шла вслед за ним к постоялому двору.
– А письмецо батюшка написал? – вновь спросила Нютка, и Третьяк ничего не ответил.
Город пустел. Колокола созывали на вечернюю службу, сегодня будут освящать мед и плоды. Нютка вздохнула – она и не попадет сегодня в храм, – перекрестилась на бегу и прошептала молитву заступнице святой Сусанне.
Постоялый двор оказался скудным, покосившаяся изба да косой забор. Два парня поглядели с любопытством на Нютку, один из них прицокнул языком, и ей было то приятно.
Коновязь – толстая палка – удерживала двух добрых жеребцов, их стерег какой-то сутулый мужик. Завидев Третьяка и Нютку, он отвязал коней, проверил поклажу, махнул без особой радости, точно по обязанности.
– У отца новые людишки? Не помню его, – пробормотала Нютка и уже не ждала ответа.
Третьяк подсадил ее на жеребца. Нютке пришлось устроиться в седле, будто была парнем, и юбки тотчас же за что-то зацепились. Она возилась, фыркала недовольно, обещая не вслух рассказать батюшке про его грубость. Отчего не послали возок
- Время перемен - Наталья Майорова - Исторические любовные романы
- Пленница Риверсайса (СИ) - Алиса Болдырева - Исторические любовные романы
- Русь. Битва князей - Сергей Короп - Исторические любовные романы
- Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Услышь голос сердца - Лиз Карлайл - Исторические любовные романы
- Любовь и замки. Том 2 - Жюльетта Бенцони - Исторические любовные романы
- Поверь в мечту - Дебра Дайер - Исторические любовные романы
- Путеводная звезда - Анастасия Дробина - Исторические любовные романы
- Тайна гувернантки - Эмилия Остен - Исторические любовные романы
- Обретая любовь - Элоиза Джеймс - Исторические любовные романы