А когда он организовал дискуссию «Классика и мы», то все «сильные мира сего» из патриотического стана – Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Петр Проскурин, Анатолий Иванов, Сергей Михалков, Феликс Кузнецов, Анатолий Софронов, Юрий Прокушев взволновались, что наше восстание нарушит их спокойную жизнь, что не дай бог, власть заподозрит, будто бы и они каким-то боком к нему причастны… Об этом не писали, но говорили. В такие времена книги и статьи Кожинова, лежащие в издательствах и журналах, заворачивались, снимались из планов, отодвигались, откладывались в долгий ящик не какими-то евреями, а нашими, родными русскими соплеменниками. А бывало, что с языка иных литературных чиновников, желающих оправдать свое благополучное бездействие, по поводу Вадима слетало язвительное словечко «провокатор». И даже теперь после его смерти некоторые русские патриоты, которые были, как говорится, тише воды и ниже травы, ныне задним числом осуждают Вадима за какие-то мифические измены русскому делу, за антипатриотизм и чуть ли не за обслуживание еврейской литературной мафии. Горько все это читать и слышать, особенно из уст или из-под пера людей, у которых есть реальные заслуги перед русской патриотической жизнью. Но я пока жив – никому не дам извратить либо оболгать судьбу и взгляды моего покойного друга, из каких бы благих побуждений эта неправда ни исходила. Вот почему на яростную антикожиновскую статью В. Сорокина «Путь в одиночество», опубликованную в «Московском литераторе» в 2003 году, я не мог не ответить… Вот он, мой ответ…

* * *

Щедрое наследство оставил после себя Вадим Кожинов. Кроме книг о поэтах пушкинской и тютчевской плеяды, о поэзии Николая Рубцова, о великом Федоре Тютчеве, он в последнее десятилетие своей жизни переосмыслил и древнюю, и новейшую эпоху Отечества в трудах «История Руси и русского слова», «Черносотенцы и революция», «Победы и беды России», «Сталин, Хрущев и госбезопасность»… Эти книги он, как оружие, вложил перед своей смертью в руки русских патриотов. Вроде бы по большому счету жизнь удалась. И все-таки, раздумывая о его судьбе, нет-нет да и вспомнишь горькую евангельскую истину о том, что «нет пророка в своем отечестве».

Нет, я не об антикожиновских статьях покойной Татьяны Глушковой вспоминаю. Защищая своего друга, я успел сказать ей все еще при жизни обоих. Кроме нее, приходилось оберегать его имя от облыжных и несправедливых выпадов В. Бушина, Л. Котюкова, В. Сахарова, И. Глазунова. Вроде бы патриоты, а вот поди-ка… А совсем недавно и Валентин Сорокин наконец-то решился окончательно перечеркнуть литературную судьбу Вадима и опубликовал с благословения Владимира Гусева в «Московском литераторе» статью под названием «Путь в одиночество».

Тяжело мне было ее читать не только потому, что она пытается утвердить неправду, но и потому, что Валентин мой давний товарищ. Нас с ним породнила и общая боль о России, и общая борьба, и общая любовь к Сергею Есенину и Павлу Васильеву. Но, как говорится, Платон мне друг, но истина дороже. С твоей неправдой, Валентин, я примириться не могу и сделать вид при встрече, что как будто ничего не произошло, – тоже не сумею.

Перечитай внимательно сам, что ты пишешь:

«Не знает Кожинов нас, поэтов русских, кто живет далеко от Москвы. Не знает ни сибиряков, ни уральцев».

«Не вина, а беда Кожинова, что он не задержался в саду поэтов: Владимира Луговского, Александра Прокофьева, Бориса Корнилова, Дмитрия Кедрина, Павла Васильева, Бориса Ручьева, Василия Федорова, Николая Благова, Бориса Примерова и многих отважных русичей слова и дела, просверкавших перед ним…

Кожинов не осилил, не опроверг поэта Льва Котюкова, а Лев Котюков своим творчеством опроверг неопровержимого Кожинова».

Вот так высокопарно хлещет наотмашь уральский казак московского любомудра. И отчасти, ты, Валентин, прав. Знать-то Вадим знал и читал всех, кого ты вспоминаешь, но любил и ценил по своему выбору только тех, кто западал ему в душу. Да, к именам поэтов, тобой перечисленных, он относился равнодушно. У него были свои пристрастия, он не считал значительным явлением поэзию Татьяны Глушковой, не включил в свою антологию современной лирической поэзии ее и твои стихи, хоть я за них настойчиво ратовал. Ну что из того? Всех любить невозможно и смешно. Любовь избирательна. Вот он и выбирал Николая Рубцова, Анатолия Передреева, Глеба Горбовского, Анатолия Жигулина, Алексея Прасолова, Василия Казанцева, Юрия Кузнецова, Виктора Кочеткова, Николая Тряпкина… Что – мало? Или они, на твой взгляд, – не русские поэты? Осмыслить их значение – задача непростая, и низкий поклон Вадиму за это. Неправ ты и в том, что он якобы не знал и не любил «русских поэтов, живущих далеко от Москвы». Неужели ты забыл, что он всегда помогал словом и делом нижегородцу Федору Сухову, Виктору Лапшину из Галича, Борису Сиротину из Самары. Много раз в последнее десятилетие Вадим с завидным упорством разыскивал и публиковал в «Нашем современнике» со своим вступительным словом стихи вологжанина Михаила Сопина, омича Аркадия Кутилова, а то вдруг обнаружил в Казахстане замечательного русского поэта Евгения Курдакова. А Юрия Селезнева из Краснодара он перетащил в Москву и просто-напросто вырастил.

Зачем же обвинять его в каком-то столичном снобизме?

А сколько страниц его книг посвящено творчеству Александра Твардовского, Михаила Пришвина, Николая Заболоцкого, Михаила Шолохова, Василия Белова?! И все они – наши коренные русские таланты.

Очень тебе хочется убедить и себя, и читателя в том, что Кожинов был всего лишь скучным теоретиком и бесталанным литератором:

«Книгу Вадима Кожинова «Как пишут стихи», изданную недавно, читать невозможно… такая в ней лишаистая архивная скука».

«Но чего он-то лез в русскую поэзию? Ведь исторические и философские его работы не менее скучны, чем работы его о поэзии».

«Туго слыша громы и разливы песенного русского моря, категорически отвергая разинские буйства русского стиха, он постепенно внедрял во вкус учеников и соратников равнодушие»…

Ты до того уже договорился, Валентин, что якобы кожиновская практичность «сковала и вроде приостановила крылатость и высоту поэта» (это про Юрия Кузнецова), а «дарование Анатолия Передреева пострадало от одесских мироощущений и словопонимания Вадима Валериановича».

Мне, Валентин, непросто писать этот ответ тебе еще и потому, что ты выводишь меня из числа поэтов, якобы покалеченных тяжелой дланью Кожинова. Я, по твоим словам, твой «любимый поэт», «большой русский поэт», не поддавшийся «кожиновской порче» и т. д. Но я не радуюсь твоим похвалам, поскольку никогда не ощущал, что Кожинов вольно или невольно портил вкус, мировоззрение и поэтический голос таких самобытных и самодостаточных поэтов, как Николай Рубцов, Юрий Кузнецов, Анатолий Передреев. Ты путаешь дружеские отношения с комиссарскими. Никогда я не слышал, чтобы он их чему-то учил, наставлял, что-либо диктовал им. Да и невозможно было себе такое представить! Слишком уж каждый из них был уверен в правоте своего пути, чтобы кого-то слушаться. А Вадим просто был лишь одним из нас, рядом с ним были друзья, а не «салонная орава», как пишешь ты. Он просто любил наши стихи бескорыстно и с радостью, которую многие из нас сегодня утратили, восхищался прозрениями и удачами своих друзей-поэтов, восхищался непосредственно, восторженно, почти по-детски, а не с «философской нахохленностью» и «противно-надоедливой очкастой широтою», как это кажется тебе.

Его «скучные» книги, отмеченные, по твоим словам, «архивной скукой», в наше рыночное время выходили и при жизни Кожинова, и после его смерти одна за другой. Ты думаешь, сегодняшние издательства издают их себе в убыток и не ведают, что они жадно раскупаются, что их пристрастно читают – с не меньшим интересом, нежели наши с тобой сочинения? Спроси у Анатолия Яковенко, твоего поклонника, ведущего книжную торговлю в Союзе писателей России, и он тебе подтвердит, что книги Вадима – нарасхват, поскольку нужны сегодня русскому человеку, как живая вода.

Ты размашисто иронизируешь над несколькими наукообразными фразами Кожинова, но каким литературным языком ты выносишь ему приговор? – вчитайся сам еще раз в свои собственные слова:

«Хотя суждения его весьма ограниченны и совершенно не снабжены порывами ощущений русского характера…», или «Я начал возражать его симпатиям…». Прости меня, но если бы я не знал, что ты от макушки до пят русский человек, то, прочитав такое, имел бы полное право заподозрить, что эти пассажи вышли из-под пера «пахнущего чесноком» одессита.

Ты пишешь о том, что Ю. Кузнецов, ушибленный Кожиновым, настолько утратил поэтический слух, что написал: «Как Иванушка во поле вышел»:

1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 121

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Мои печальные победы - Станислав Куняев бесплатно.

Похожие на Мои печальные победы - Станислав Куняев книги

Жрецы и Жертвы Холокоста - Станислав Куняев - Прочая документальная литература
Двенадцать войн за Украину - Виктор Савченко - Прочая документальная литература
Балтийский флот в революции. 1917–1918 гг. - Кирилл Назаренко - Прочая документальная литература
Т-34 в бою - Михаил Барятинский - Прочая документальная литература
Почему Путин боится Сталина - Юрий Мухин - Прочая документальная литература
Снайпер в Афгане. Порванные души - Глеб Бобров - Прочая документальная литература
Николай II: две войны и революции - Борис Романов - Прочая документальная литература
Александр Васильевич Колчак: «Нет ничего выше Родины и служения Ей» - Галина Майорова - Прочая документальная литература
Тайны спецслужб III Рейха. «Информация к размышлению» - Теодор Гладков - Прочая документальная литература
История человечества, которую от вас скрывают. Фальсификация как метод - Аксель Хистор - Прочая документальная литература

Оставить комментарий