Затем, укорив мужа за легкомыслие, навлёкшее на него столь большую опасность, она стала мягко и ласково его утешать, прося успокоиться и обещая уладить всё таким образом, что он будет избавлен от смертельной опасности. Занялся следующий день, и жена Сандро, взяв одежду мужа, надела её на себя, водрузив, сверх того, на голову мужнин колпак. Отправившись в поле с быками и сохой, она принялась пахать землю, поджидая прихода Касторьо. Немного спустя тот предстал перед нею и, сочтя, что жена Сандро - сам Сандро, занятый пахотой, проговорил: "Сандро, я чувствую, что умру, если ты мне не поможешь. Надрез, который ты сделал, ещё не зажил; больше того, он загноился и издаёт такое зловоние, что я очень боюсь за себя, и, если ты не окажешь мне помощи, мне предстоит вскоре увидеть конец моей жизни". Жена Сандро, казавшаяся им самим, ответила на это: "Дайте мне только взглянуть на надрез, а там мы что-нибудь да придумаем". Задрав рубашку, Касторьо показал свою рану, от которой уже нестерпимо несло.

Рассмотрев её, жена Сандро рассмеялась и сказала: "Вы страшитесь смерти, Касторьо, и думаете, что ваш случай неизлечим; разумеется, вы ошибаетесь, ибо надрез, который был сделан некогда мне, больше вашего и ещё тоже не зажил, да и несёт от него посильней, чем от вашей раны, и тем не менее вы видите меня толстым, румяным и свежим, как лилия. И, чтобы вы поверили тому, что я говорю, покажу вам, пожалуй, свою не зажившую ещё рану". Стоя одной ногой на земле и поставив другую на ручку сохи, она приподняла вверх одежду и, приглушённо выпалив задом, наклонилась и показала Касторьо свою открытую рану. Убедившись, что надрез Сандро больше, чем его собственный, и что за столь длительный срок он не зажил, учуяв носом доносившийся до него тяжкий дух, а также дивясь тому, что у Сандро отрезано и его мужское отличие, Касторьо несколько взбодрился и притерпелся и к своей боли и к исходившему от него зловонию. А в скором времени бедняжка и вовсе оправился и растолстел, к чему так страстно стремился.

Дамы вдоволь посмеялись над оставшимся без яичек Касторьо, но ещё больше смеялись мужчины, припоминая, как жена Сандро показала Касторьо своё естество, выдав себя за Сандро, который будто бы был лишён не только яичек, но и своего мужского отличия. И, так как никто не мог удержаться от возобновлявшихся приступов смеха, Синьора, захлопав в ладоши, заставила всех замолчать и отдала повеление Ариадне последовать установленному порядку, огласив занимательную загадку, и та, дабы не оказаться хуже других прочитала такое:

Вам надо лечь ничком, иначе нетВозможности удачно сделать дело,Беру я в руки нужный нам предмет,В отверстие ввожу его умело.Не ёрзайте - приказ мой и совет, -Лежите смирно - время не приспелоКончать работу: должный срок придёт,Когда у вас наполнится живот.

Предложенная Ариадной загадка показалась слушателям несколько непристойной. Обрушив на Ариадну резкие слова порицания, Синьора явственно показала, что она немало разгневалась на неё. Но та, как всегда остроумная и находчивая, улыбаясь, проговорила в ответ: "Синьора, вы напрасно разгневались на меня, ибо загадка моя рассчитана на то, чтобы вызвать весёлый смех, и в ней нет ничего неприличного. Когда вы хотите поставить больному клистир, не велите ли вы ему лечь ничком, то есть животом вниз? Не берёте ли затем в руки потребный предмет, то есть клистир, и не вставляете ли его в отверстие? И, так как больному ваши действия не очень-то по душе, не говорите ли вы ему, чтобы он не ёрзал. И разве по окончании вливания у него не наполняется живот? Таким образом, моя загадка вовсе не так неприлична, какой вы её сочли". Выслушав и поняв превосходное объяснение забавной рагадки, Синьора успокоилась и разрешила девицам беспрепятственно говорить всё, что они пожелают, не опасаясь порицания и упрёков. Катеруцца, которой жребий предуказал рассказывать в эту ночь третьей по счету, увидев, что Синьора вполне успокоилась и не станет её останавливать, живо и весело приступила к изложению своей сказки, говоря так.

Сказка III

У вдовы Полиссены много любовников; сын Панфильо укоряет её за это; она обещает ему покончить со своим образом жизни при условии, что и он, изводимый чесоткой, перестанет чесаться; он обещает ей это; мать искусно подстраивает ему подвох, и, в конце концов, каждыйвозвращается к привычному своему занятию

Если женщина, будь она хоть порядочной, хоть порочной, к чему-нибудь приобыкла, отстать от этого ей не легко; вот почему, сжившись за долгое время со своей привычкой, она не расстанется с нею до конца своих дней. Поэтому я собираюсь рассказать вам об одном случае, приключившемся с некоей вдовушкой, которая, привыкнув пребывать в грязном распутстве, никак не могла с ним покончить и, больше того, искусно подстроив подвох собственному сыну, почтительно и мягко её укорявшему, не отступилась от своих злонамеренных побуждений, как это станет для вас очевидным из содержания моего рассказа.

Итак, милые дамы, в недавнее время, о чём вы, может быть, уже слышали, в роскошном и знаменитом городе Венеции жила одна вдовушка по имени Полиссена, женщина цветущего возраста, собою красавица, но происхождения низкого. Имела она от покойного мужа сына, прозывавшегося Панфильо, юношу способного и старательного, примерной жизни и похвальных нравов, и был он золотых дел мастером. И так как Полиссена, о чём я сказала выше, была женщина молодая, прелестная и привлекательная, многие мужчины, и среди них виднейшие в городе, ухаживали за нею и усиленно её домогались. И, так как ей уже довелось отведать мирских радостей и сладостных восторгов любви, она легко уступала желаниям тех, кто её домогался, и отдавалась им душою и телом. Будучи самой пылкостью, она не довольствовалась одним или двумя возлюбленными, что было бы проступком, простительным для женщины молодой и недавно овдовевшей, но щедро дарила свою благосклонность всякому, жаждавшему её объятий, не щадя ни собственной чести, ни чести покойного мужа. Панфильо, знавший об этом не потому, чтобы он ей потакал, но так как догадывался о дурном поведении матери, очень сокрушался и испытывал тяжкие душевные муки и скорбь, каковые не мог бы не ощущать всякий разумный и порядочный человек.

И вот, терзаемый этой душевною пыткой и не имея сил дольше терпеть такой срам и позор, он великое множество раз принимал решение убить свою мать. Но, поразмыслив над тем, что он обязан своею жизнью не кому иному, как ей, Панфильо отказался от жестокого своего намерения и захотел попытаться, не сможет ли он образумить её и побудить оставить столь неправедный образ жизни. Поэтому, выбрав как-то раз подходящее время, он сел возле матери и ласково обратился к ней с такими словами: "Обожаемая и высокочтимая матушка, не без мучительной боли и такой же печали я сел тут рядом с вами и тешу себя надеждой, что вы дозволите мне высказать то, что до этого часа я таил у себя в душе. В прошлом я знавал вас рассудительной, благоразумной, осмотрительной, но теперь вижу вас безрассуднейшей и хотел бы - про то ведает один бог - оказаться столь же далеко от вас, сколь близко я нахожусь сейчас. Насколько я способен понять, вы ведёте самую что ни на есть порочную жизнь, позорящую и вас и доброе имя моего покойного отца и супруга вашего.

И если вам угодно пренебрегать собственной честью, то, по крайней мере, подумайте обо мне - ведь я ваш единственный сын, на которого вы можете твёрдо надеяться, что он станет подлинной и верной опорою вашей старости". Выслушав слова сына, мать посмеялась над ними и продолжала жить как ей нравилось. Убедившись, что мать нисколько не послушалась его ласковых слов, Панфильо решил больше не заговаривать с нею об этом, но предоставить ей поступать по своему усмотрению. Прошло немного дней, и Панфильо, на свою беду, схватил такую чесотку, которая походила чуть ли не на проказу, и, так как стояли сильные холода, он не мог от неё излечиться. И вот славный Панфильо стал проводить вечера у огня и, мучимый чесоточным зудом, непрерывно чесался, и, чем больше проникал в него жар от огня, тем больше в его жилах разогревалась кровь и тем сильнее возрастал его зуд. Как-то, когда Панфильо в один из вечеров сидел у огня и с величайшим наслаждением скрёб свою коросту, явился один из любовников матери, и в присутствии сына они долго вели любовные разговоры. Не говоря уже о докучной и мучительной почесухе, которая его нещадно терзала, лицезрение матери вместе с любовником повергло беднягу в уныние и тоску.

И, когда любовник ушёл, Панфильо, по-прежнему скребясь от нестерпимого зуда, сказал матери так: "Матушка, я как-то уже обращался к вам с увещанием оставить вашу дурную и бесчестную жизнь, которая навлекает невероятный позор на вас и причиняет мне, вашему сыну, немалый ущерб, но вы уподобились бесстыжей женщине и нисколько не вняли моим уговорам, в большей мере стремясь насытить свои вожделения, чем прислушаться к поданным мною советам. Ах, матушка, оставьте, наконец, эту постыдную жизнь, отриньте от себя этот мерзкий срам, поберегите свою честь, не становитесь причиной моей смерти. Ужели вы не видите, что смерть всегда рядом с вами? Не слышите того, кто неизменно печётся о вас?" Говоря это, он непрерывно чесался от одолевавшего его зуда. Услышав, как тяжко скорбит её сын, Полиссена решила над ним подшутить, дабы он больше не жаловался на её поведение, и её выдумка удалась ей на славу, как она страстно того и хотела. Повернувшись с весёлым лицом к сыну, она сказала: "Панфильо, ты горюешь и печалишься обо мне, потому что я веду нехорошую жизнь; признаю это сама и нахожу, что ты поступаешь, как должно доброму сыну.

1 ... 65 66 67 68 69 70 71 72 73 ... 132

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Приятные ночи - Джованфранческо Страпарола бесплатно.

Похожие на Приятные ночи - Джованфранческо Страпарола книги

Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
Недолгое счастье Френсиса Макомбера - Эрнест Миллер Хемингуэй - Классическая проза
Снега Килиманджаро - Эрнест Миллер Хемингуэй - Классическая проза
Зеленые глаза (пер. А. Акопян) - Густаво Беккер - Классическая проза
Золотой браслет - Густаво Беккер - Классическая проза
Обещание - Густаво Беккер - Классическая проза
Сфинкс без загадки - Оскар Уайльд - Классическая проза
Молочная пища - Шолом Алейхем - Классическая проза
Бен-Гур - Льюис Уоллес - Классическая проза
Легенда об Уленшпигеле - Шарль Костер - Классическая проза

Оставить комментарий