какой чай заваривает Дед, так мы называем отшельника глубоко в тайге, Афанасия Семёновича. Что самое интересное, Дед живёт вдали от всего, а в курсе происходящего лучше, чем кто-либо. Как умудряется, для меня загадка, но факт. Если кто что-то знает о пропавшей дочери Княжина, то только Дед. Я ещё не рассказывал ребятам о гостях, которые навестили меня перед самым отъездом. У меня, с незваными в мой дом гостями, был короткий разговор, а вот они со мной пообщались интересно. Обязательно поделюсь с парнями на следующем привале.
Надо бы завалиться спать, завтра тяжёлый переход до первого стойбища, но сон не идёт. Тайга наполнена звуками. И вроде бы не лето, когда здесь полно живности, что охотится, добывает себе пищу, спаривается, а всё равно то филин заухает, то ветка скрипнет. Несмотря на палатки, разложили спальники вокруг огня. Черныш травит армейские байки, Малыш дремлет, прислонившись спиной к стволу огромной ели. Я лежу, подложив под голову руки, и впираю взгляд в ночное небо. Звёзд нет, все закрыли облака, завтра или ночью повалит снег. С одной стороны хорошо, если будет идти хотя бы часть дня, а с другой плохо, если прекратится. Будет видна наша лыжня.
— Старый, а за нами ещё кто-то пойдёт? Ну, за девкой этой? — вдруг спрашивает Черныш.
— Скорее всего, — отвечаю, не глядя на него. — Но будут искать в посёлках, на стойбищах и спрашивать о нас. Поэтому делаем вид, что ничего не знаем, тут чисто по заданию находимся.
— Понял, а нам её найти нужно или того, кто её искать будет? — не унимается Артём.
— Хорошо бы и то и то, но спугнуть нельзя никого. Если она жива, то спряталась так, что даже Георг её не нашёл. А это говорит о том, что встреча с ней будет не особо приятной.
— Давно я по тайге за девками не бегал, — ухмыляется Черныш, а от спальника Малыша доносится весёлое хмыканье.
— Всё, я спать, — ухожу в палатку, затягивая молнию на входе.
Укладываюсь в спальник и мгновенно отрубаюсь. Спать мне часа три, и я знаю, что проснусь без будильника. Сменю у костра Малыша, отправлю его на отдых. Организм уже перешёл в режим, к которому приучен. Спать нужное время, вплоть до секунды. Выработанные годами навыки. Прав Георг, если кто и найдёт Княжину Валерию, то только мы.
Глава 7
Утром все разошлись. Встречу назначили в хижине старого отшельника, которого все звали Дедом. Никто не знал, сколько лет Афанасию Семеновичу на самом деле. Высокий, худощавый, с длинной седой бородой и неровно обрезанными седыми волосами, он был колоритной личностью.
Я попал к нему полуживым, когда замерзал в лесу после очередного задания в тайге. Тогда мы расследовали дело о лесорубах, искали доказательства контрабандного леса, который сплавляли и вывозили чуть ли не вагонами. Я почти пять месяцев проработал с ними и всё узнал, успел отправить информацию Георгу, который тогда занимался махинациями в крупных размерах.
Но потом за мной пришли. Ночью. Вытащили меня полуголым в тайгу, избили и бросили в реку. Дед нашёл меня, вытащил и выходил. Почти два месяца я провёл в его хижине, пил его чай и ел какие-то корешки. Не то чтобы у него не было нормальной еды, нет. Но как сейчас помню его слова:
— Ты не морщись, жуй. Сила в этих кореньях такая, что мёртвого поднимет, — ворчал он, ставя передо мной железную миску, от которой шёл пар.
И я грыз эти палки, на вкус как горькая полынь, и пил чай, который ничем не отличался от этих корней. Не знаю, был ли толк от этого, но выжил я тогда благодаря Деду.
С тех пор каждый год я отправлялся в отпуск не на моря и пляжи, а сюда. Где дышится так легко и душа возвращается на нулевую отметку. Обнуление, мать ее, происходит. Словно вся твоя жизнь начинается заново. Новый отсчет тикает.
Я тащил, как ломовая лошадь, тушёнку, крупы и обязательно коньяк. Дед был очень чувствителен к коньяку, хоть и гнал свой самогон, от которого с ног сваливало даже бравого мужика. А вот коньяк он любил, как компот, пил, довольно щурясь и покрякивая. Ещё он любил горький шоколад и не закусывал им коньяк, а запивал свой чай. И ведь привозил я ему всякие сорта, даже молочный улун как-то привез. Нет, говорит, помои, сам пей.
Кто-то говорил, что Дед долго сидел, жену свою неверную убил. Кто-то — что семью его всю порешили, а он обидчиков наказал. Я спрашивал Афанасия, что случилось, почему он зажил отшельником. Но Дед молчал как партизан, только бороду свою рукой гладил да в даль задумчиво смотрел. Я мог бы узнать всю подноготную Деда по своим каналам, но не стал. Или не захотел. Должна быть у человека тайна, которую он в себе носит и никому не делится этим куском своей души. Вот Дед и носил, а я не лез. Не моё это — лезть туда, куда не надо или куда не приглашали.
Может быть, поэтому Дед и принимал меня в своей хижине, долгие разговоры вел про Тайгу, про её тайны. Про то, как медведь в том году поздно залёг, как зайцы по весне всю кору подрали. Про снег, который утром под ногами хрустел, а к вечеру кашей стал, что лепить можно. Мед, что собирал летом, вкусный, почти янтарный, красноватый. После него немного першит в горле, но аромат такой ни один мед не даёт, только дягилевый.
Пока про Афанасия вспоминал, сам не заметил, как половину пути отмахал до первой заимки. Еле нашёл охотничий домик, что между елей пристроился, да сугробами засыпало. Низкую дверь откопал и ввалился в дом, где давно не было никого. С лета точно.
Кинул рюкзак на широкую скамью и к печи подошёл, присел на корточки. На полу аккуратно дрова сложены, внутри золу вычистили. Это первое правило гостеприимства в Тайге. Переночевал — убери за собой, припасы пополни, чтобы другому осталось.
Закинул дрова, охотничьим ножом с зазубринами щепы настрогал. Огонь лизнул дерево, немного притих и заплясал на щепе, оставляя чёрные следы. Хорошо, что дымоход снегом не завалило, не хотелось на ночь глядя лезть на крышу и прочищать.
Встал и пошарил на полках: пакет с крупой в стеклянной банке, тушенка, в жестяной коробке чёрный чай. Из рюкзака вынул пачку соли, сахар, щедро сыпанул в пустые банки. Выложил ещё тушёнку, одну достал себе. За
