Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Понятно, с ума сошел от нашей «катюши». Но как он уцелел? — проговорил Елизаров.
Неожиданно стороной пронесся немецкий мотоциклист. «На диверсию или в разведку? Нахально!» — подумал Пермяков и приказал:
— Елизаров, перехватите мотоциклиста.
— Есть перехватить, — повторил Михаил приказание и побежал.
Опасно ему было ринуться на вооруженного мотоциклиста, но рассуждать не положено. Приказ — закон. После первого неудачного боя, когда товарищи осудили его за трусость и Пермяков сказал ему суровые, как приговор, слова, у Михаила появилось как бы шестое чувство: чувство исполнительности. И хотя он бежал и думал невольно, останется ли жив или мотоциклист убьет его, но уже не дрожал от страха, а лишь опасался, успеет ли он перехватить врага.
Через несколько минут Михаил выскочил из-за березовой чащи на коне. Булат перепрыгнул через канаву и рванулся на огибающую озеро дорогу, по которой с треском несся мотоцикл. Но вот он, заметив казака, свернул в лес и скрылся из виду. Михаил пришпорил коня, обогнул выступ леса. Гнаться напрямик опасно. Он поскакал в обход по краю леса. Михаил не мог разгадать замысла мотоциклиста: зачем он рвется в тыл?
Расстояние между ними сокращалось. Мотоциклист свернул с дороги и понесся по полям к железнодорожному разъезду. Заметив погоню, он развернулся и выпустил очередь из пулемета, прикрепленного к передку мотоцикла. Булат упал. Михаил уткнулся лицом в песок. Он быстро залег за раненой лошадью и выпустил автоматную очередь по мотоциклисту. Немецкий разведчик свалился. Михаил направился к нему. Когда он подошел совсем близко, враг приподнялся и выстрелил из пистолета, но промазал. Он стрелял левой рукой, правой не мог — ранена. Михаил взмахнул клинком наотмашь…
Казак подошел к коню, посмотрел в застывающий фиолетовый глаз дончака. Из-под лошади толстой струей текла кровь. У Михаила навернулись слезы: погиб боевой друг, выращенный на родном Дону.
— Прощай! Вернусь домой и самого лучшего колхозного жеребенка назову твоим именем.
Михаил положил седло на мотоцикл и стал заводить машину. Но, как ни бился, ничего не получалось. «Черт возьми, — злился он, — не умею даже завести, придется тащить…»
— Ваше приказание выполнено, — доложил он командиру эскадрона, вытерев пот с лица. — Только Булата убил вражина, — печальным голосом проговорил казак. — Хороший был конь, быстрый, умный.
Пермяков рассматривал мотоцикл.
— Отличная машина, — заметил он. — Видите, как приспособлен пулемет, спусковой крючок соединен с рулем. Правь и стреляй.
— Голова у них насчет техники работает.
— А где же хозяин? — спросил Пермяков, разглядывая пулемет.
— Зарубил, товарищ командир.
— А можно было взять его живым?
Михаил на мгновение задумался: кривить душой не хотелось, и он честно признался:
— Можно было, но я не выдержал: отомстил за Булата.
— Понимаю, казаку конь дорог, но разве вернули вы его, убив немца?
— А если бы он меня уложил?
— «Если» не в счет. Никогда не следует пороть горячку. Вы убили мотоциклиста, так и не выяснив, зачем он пер к нам в тыл.
— Товарищ командир, вы приказали уничтожить его.
— Правильно, приказ надо выполнять, но надо соображать и самому.
— Слушаюсь, — покорно сказал Михаил. — Товарищ командир, как управлять мотоциклом?
— Весьма просто. — Пермяков поправил провод, идущий от магнето к свече, и резко нажал на педаль.
Мотор затрещал. Собрались казаки. Пермяков показал несложную механику управления.
— Товарищ командир, разрешите попробовать, — сказал Михаил.
— Пробуйте, время позволяет. И вообще, товарищи, — обратился Пермяков к бойцам, — не упускайте никакой возможности изучать технику врата. Будь то пистолет, пулемет, мотоцикл, пушка — изучайте. Очень пригодится.
Михаил сел на мотоцикл и свалился. Опять сел, опять свалился, возился до тех пор, пока пошло дело на лад. Наконец он прочно взнуздал стального коня и помчался вдоль опушки леса.
Под высокой желтолистой березой лежали раненые, вынесенные Верой с поля боя. Над лесом пронесся ветер, всколыхнул верхушки деревьев. С самой макушки березы сорвался еще совсем зеленый листок. Он долго кружился в воздухе, как бы не желая упасть, но земля-матушка притянула его.
— Опасная рана? — спросила Вера.
— Дайте тампон, — сказал полковой врач Левашкин, склонившись над фельдшером Дорофеевым. Рана, смоченная перекисью, запенилась. Федя скривил рот.
— Потерпите, — сердечно сказала ему Вера.
Раненый глухо стонал, ресницы вздрагивали, на потный лоб упала черная прядь волос. Щеки были бледно-желтые, словно восковые. Подошел Пермяков.
— Федя, друг, — склонился он над фронтовым товарищем, но не услышал голоса земляка…
Под ветвистой березой выкопали могилу. На свежий бугорок положили тело Дорофеева. Пермяков сложил ему руки на груди.
Казаки сняли каски, постояли молча и стали прощаться. Митя Филькин покрыл лицо земляка подаренным ему девушкой перед выездом на фронт льняным полотенцем. На углу полотенца голубыми нитками она вышила; «Милому Феде».
— Прощай, Федя. — У Мити покатились слезы.
По русскому обычаю каждый бросил горсть земли. Митя вырыл молодую березу и посадил ее на могиле друга. Он долго стоял над свежим бугорком. Придется ли ему когда-нибудь прийти на могилу своего друга? Может, и его подкараулит смерть. И тогда никто не разыщет могилу военного фельдшера Феди и не расскажет его матери — старой акушерке и невесте садовнице Тане, подарившей ему полотенце, где покоится молодой уралец.
5
Не успело солнце скрыться за лесом, как дымная косматая туча обложила небо. Деревья, кусты, кочки на синем болоте — все утонуло в густом сумраке. Брызнул дождь. Холодные капли хлестали по лицу Елизарова, поднявшегося, чтобы укрыть Веру плащ-палаткой. После того как он спас девушку, у него появилась небывалая забота. Не ляжет спать, пока не спросит ее, сыта ли она; не уснет, пока не посмотрит, как укрылась. Он часто как-то смущенно смотрел на нее и глубоко вздыхал — жалко ее, испытавшую столько горя, страха. Правда, Веру жалели все: во всем эскадроне одна девушка. Но Елизаров думал, что он должен больше всех жалеть и заботиться о ней.
Подул ветер. Дробные капли дождя сорвались с деревьев. Сверкнула молния, прорезав сырой мрак. Раздался оглушительный раскат грома. Над головой клубилась и будто пенилась грозовая туча. Хлынул ливень. В окопы потекли коричневые струн воды. Бойцы, промокшие насквозь, сидя в окопах, плотно прижимались друг к другу.
— Становись! — раздалась команда.
Пермяков, вскочив на пень, стал читать приказ командира полка.
— «Младшему сержанту Сандро Элвадзе за успешное выполнение задания в разведке объявить благодарность…»
— Служу Советскому Союзу, — сказал Сандро.
— «Рядовому Михаилу Елизарову, — продолжал командир эскадрона, — за отличное выполнение боевого задания и проявленные при этом смелость, находчивость, выразившиеся в захвате «языка» и полевой штабной сумки с важными документами, объявить благодарность и представить к награде».
— Служу Советскому Союзу! — крикнул Елизаров.
Михаил не ожидал такой радости. Пермяков подошел и пожал ему руку, поздравил.
— Командир полка приказал, — продолжал Пермяков, поднявшись опять на пень, — отправиться в засаду. Задача: перерезать шоссе, по которому, как выяснилось теперь из документов, захваченных Елизаровым, противник будет перебрасывать силы.
— Слышишь? — Элвадзе толкнул в бок Михаила.
— Дорога к месту засады идет вокруг леса. Я решил идти прямо, — Пермяков протянул руку вперед, — место болотистое. Этим путем мы проберемся незаметно и придем часа на два раньше. Пойдем пешие. Коней возьмем только для связных. Всем подобрать полы шинелей, плотно пригнать снаряжение.
Холодные струи дождя с касок стекали на плечи.
Мгла поминутно прорезывалась молниями, на мгновение освещавшими мокрую землю.
Бойцы стояли наготове. Карабины и автоматы висели за плечами дулами вниз. Шинели, полы которых были заправлены за пояса, потяжелели, давили плечи.
— Шагом марш! — негромко произнес Пермяков, и эскадрон двинулся.
Тихо было кругом. Бойцы, осторожно шлепая по воде, угрюмо молчали. Они старались ступать на кочки, но то и дело срывались в воду.
Вера шла рядом с Михаилом. Она с гнетущей тоской всматривалась в густую темень. Мокрая шинель давила на плечи. В сапоги просачивалась вода. Санитарная сумка терла бок, ремень ее резал плечо. Вере хотелось снять сумку, отдать кому-нибудь.
— Вера, тяжело идти? Дайте я понесу сумку, — сказал Михаил.
Девушке приятно стало, что не забывают ее. Она взялась было за ремень, но, взглянув на казака, опустила руку. Она разглядела на Михаиле противогаз, на поясе у него висели три гранаты, два диска патронов, фляга, лопата, немецкий парабеллум и за плечом — автомат.
- Акция (из сборника "Привал странников") - Анатолий Степанов - О войне
- Мой лейтенант - Даниил Гранин - О войне
- Я дрался на истребителе. Принявшие первый удар. 1941-1942 - Артем Драбкин - О войне
- Крылатые гвардейцы - Захар Сорокин - О войне
- Бой без выстрелов - Леонид Бехтерев - О войне
- В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков - О войне
- …И все равно - вперед… - Висвалд Лам - О войне
- С пером и автоматом - Семён Борзунов - О войне
- Разведчик морской пехоты - Виктор Леонов - О войне
- Записки командира - Даниил Русских - Драматургия / О войне