Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Подождите, пожалуйста.
— Это еще кто? — Та уставилась на билетершу, требуя объяснений.
— ОНА ХОТЕЛА С ВАМИ ПОЗНАКОМИТЬСЯ!
— Налюбовалась? И хватит. — Старуха опять потянула на себя дверь, но Аврора не сдавалась.
— Извините за беспокойство...
Билетерша ее перебила:
— Если хотите говорить с ней, кричите погромче, иначе она не услышит.
— ИЗВИНИТЕ ЗА БЕСПОКОЙСТВО!!! Я ДОЧЬ СОЛЕДАД, ВАШЕЙ КУЗИНЫ.
Старуха пристально посмотрела на Андреу. Кого напоминает это лицо?
— А ты... на кого же ты похож? Эх, безжалостны к нам годы. — Она указала на Андреу пальцем. — Где-то я тебя видела.
— МЫ ПРИЕХАЛИ ИЗ БАРСЕЛОНЫ В ПОИСКАХ ПРОШЛОГО.
— Прошлого? Из этого дома прошлое ушло. Нечего тут больше искать, все унесла грусть. Только и осталось, что фотография... моей кузины и ее великой любви. Если б не этот портрет, я бы усомнилась, что они вообще когда-либо ходили по земле. В тот день я потеряла кузину. После того путешествия она обратилась в собственную тень.
Аврора вытащила из сумочки фотографию Пубенсы и Соледад, снятую на террасе отеля «Карлтон» в четырнадцатый день рождения ее матери, и протянула старухе.
— ВОТ ЭТО ТЫ... — Она показала на девушку с ямочками на щеках, улыбающуюся в объектив.
— Без очков не вижу... А смотреть мне больше не на что, так что очков у меня и нету.
— ПУБЕНСА... МЕНЯ ЗОВУТ АВРОРА. ДЕДУШКА НИКОГДА ОБО МНЕ НЕ РАССКАЗЫВАЛ?
— Не рассказывал. Только деньги посылал, чтобы старые грехи загладить. Совесть его грызла до самой смерти.
Старая Пубенса распахнула дверь полностью, но внутрь пустила только Аврору.
— Ты, паршивая овца в чертовом стаде, не смей входить! — Костлявым пальцем она ткнула в билетершу. — А ты, — палец уже целился в Андреу, — присматривай за ней на всякий случай.
Перед тем как дверь захлопнулась, Аврора вопросительно покосилась на Андреу, и тот ответил успокаивающим жестом.
Каморка Пубенсы была усыпана разнообразным мусором: святые с отломанными головами, рассыпанные четки, надтреснутые распятия, расчлененные куклы, головы без тел, разбитый английский фарфор, почерневшие серебряные приборы, рваная одежда, сумки — все это, наваленное по углам, производило гнетущее впечатление. Окна с витражными стеклами, когда-то пропускавшие розовые, лазурные и янтарные блики сквозь цветочный орнамент, были заклеены рассохшимися картонками. Пыль и паутина покрывали помещение толстым слоем, стыдливо прячась во тьме, которую едва рассеивали две свечи, грозящие в любой момент перевернуться и устроить пожар.
Старуха усадила Аврору рядом с собой на древнюю бронзовую кровать, принадлежавшую Соледад, когда та была маленькой. Ветхие простыни не скрывали клоков ваты, торчащих из расползшегося матраца.
— Вы знали Жоана Дольгута? — спросила Аврора.
— Чтооо?..
— ЗНАЛИ ЛИ ВЫ ЖОАНА ДОЛЬГУТА?
— По моей вине твоя мать покрыла себя позором. Если б я не потакала ее капризам в Каннах... Этот бедный мальчик был не виноват, что беден. Но расплачиваться в итоге пришлось обоим.
Аврора решила не говорить, что Андреу — сын Жоана, чтобы не сбивать с толку рассказчицу. Пожалуй, кузина матери больше расскажет, если не донимать ее вопросами. Пусть продолжает.
— А знаешь, мальчишка ведь приезжал из Канн, чтобы ее найти. В разгар войны, без денег... одному Богу известно, что ему довелось вынести. Несчастный! Мой дядя распорядился, чтобы его вышвырнули вон из страны. Его арестовали полицейские, надели наручники, как на преступника. Кузина не знала, что он был здесь, а я не могла ей сказать. Если б я нарушила молчание, меня бы навсегда заперли в монастырь. Потом я раскаялась, но было слишком поздно. Сделанного не воротишь.
Аврора не хотела перебивать, опасаясь, как бы ее собеседница не оказалась подвержена тому же недугу, что и Клеменсия Риваденейра, и слушала молча.
— Я так никогда и не набралась духу рассказать ей обо всем, что происходило в те годы. Даже когда дядя умер. Трусость с моей стороны. Она сама нашла среди бумаг Бенхамина письма Жоана, которые отец прятал от нее до конца своих дней.
— КАКИЕ ЕЩЕ ПИСЬМА?
— Которые Жоан писал ей из Канн, когда мы вернулись домой. Они познакомились в отеле.
— Я ЗНАЮ, ПУБЕНСА. — Аврора взяла ее за обе руки.
— Кузина тоже ему писала, но и ее письма дядя перехватывал — они даже из дома не успевали выйти... а она ни о чем не подозревала. Слуги повиновались ему беспрекословно.
— А... С МАМОЙ ТЫ ПОТОМ ЕЩЕ РАЗГОВАРИВАЛА?
— Никогда. Она меня так и не простила. Наша дружба закончилась в Каннах, в день, когда Бенхамин узнал, что Соледад влюбилась в нищего официанта. Более страшного оскорбления дочь не могла ему нанести. И отчасти в происшедшем виновата я. Это я поощряла их, чтобы они испытали то счастье, которым судьба обделила меня. — Слушая ее, Аврора вспоминала мать и Жоана, распростертых на полу кухни в свадебных нарядах, и по щекам ее катились слезы. — Дядя угрожал мне, и я попалась в ловушку страха. Всю жизнь я дрожала от его криков, замирала под его бдительным взором. Даже его кончина меня не освободила, он искалечил меня навсегда. Но больнее всего было потерять любовь твоей матери...
Пубенса замолчала. Аврора протянула руку к ее спутанным волосам и осторожно стала расчесывать их пальцами. Старушка закрыла глаза, прислушиваясь к новому ощущению, и вдруг безутешно разрыдалась.
— Ко мне никогда никто не прикасался так... ласково.
Аврора смотрела на нее сквозь пелену слез.
— Пальцы у тебя волшебные, как и твое имя, Аврора. И так же излучают свет.
В полной тишине Пубенса принимала любовь Авроры, текущую через кончики заботливых пальцев. Перестав плакать, старушка схватила руки внучатой племянницы и прижала к губам.
— У тебя руки пианистки. Жоан был удивительным пианистом. Слышала бы ты, какие прекрасные сонаты он исполнял для твоей матери. Совсем еще мальчишка, он играл как настоящий виртуоз. — Она глубоко вздохнула. — Одна-единственная неделя, а воспоминаний — на всю жизнь. Знаешь, что он сыграл ей на прощание, прямо посреди порта, перед кораблем? — И на вопросительный взгляд Авроры, она четко произнесла: — TristesseШопена, любимую вещь твоей матери.
Tristesse, их с Андреу соната. Произведение, дарившее ей ни с чем не сравнимый восторг. Какие странные фокусы выкидывает судьба. Быть может, ее мать и Жоан продолжают жить в них? Или же любовь Жоана и Соледад воскресила их, влачивших до своего знакомства существование, которое едва ли назовешь жизнью?
Пубенса еще что-то говорила, но Аврора не слушала, увлеченная нахлынувшим потоком мыслей.
А если сказать ей, что мама и Жоан умерли вместе? Что, в каком-то смысле, они наконец соединились? Не умножит ли это терзаний бедной старушки?
— Лучше бы мне не рождаться на свет, — проник в ее сознание скрипучий голос Пубенсы.
— Не говори так, — попросила Аврора, но та ее не слышала.
— Иные жизни не стоят того, чтобы их проживать.
— Ты не права...
Пубенса продолжала, окруженная стеной глухоты:
— Порой мне кажется, что я не умираю только потому, что давно уже мертва.
— Или потому, что тебе надо еще что-то сделать.
— Ничего нет. Годы идут и идут, и ничего нет...
Повисло сокрушенное молчание. Несколько минут Пубенса напряженно копалась в отказывающей памяти, затем заговорила вновь:
— Устала я, как же я устала. Темнота какая... Ты свечи, что ли, погасила?
Аврора поняла, что, даже если будет кричать, старуха ее больше не услышит. Свечи никуда не делись, их неяркое пламя горело ровно.
— Дай мне водички... или лучше платье распусти. — После того как Аврора расстегнула ей несколько пуговиц, она попросила: — Пончо, дочка, найди мое пончо, здесь так холодно. — Аврора обняла ее. Прижавшись к ней, старушка дрожала. — Не уходи.
— Я здесь, дорогая.
Аврора плакала над изможденным телом Пубенсы, словно бы подвешенным на тоненькой нити, готовой вот-вот оборваться.
— Она... как поживает твоя мать?
— Хорошо... она с Жоаном теперь.
Пубенса вытерла последнюю слезу и улыбнулась.
Аврора сидела, тихонько укачивая старую женщину, склонившую голову ей на колени. Укачивая свою мать, дедушку, бабушку, свою историю... свое прошлое, засыпающее у нее на руках. Безмолвие отдавало прощанием. Пубенса не шевелилась, но дышала. Прошло около часа, прежде чем она подала голос:
— Теперь иди. Я хочу быть одна.
Ее слова, едва различимые, мгновенно растворялись в спертом воздухе каморки. Аврора наклонилась поцеловать ее, но старуха отпрянула.
— Уходи! Пока не поздно, пока я не начала любить тебя.
Совсем не этого она ждала. После смерти матери с ней сплошь и рядом происходило не то, чего она ждала. Аврора, с опухшими от слез глазами, неохотно поднялась. Перед лицом жизни, ушедшей впустую, которую она не в силах была вернуть, сердце ее разрывалось от боли и беспомощности.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Там, где в дымке холмы - Кадзуо Исигуро - Современная проза
- Стоя под радугой - Фэнни Флэгг - Современная проза
- Квартира на крыше - Уильям Тревор - Современная проза
- Тигры в красном - Лайза Клаусманн - Современная проза
- Трое в доме, не считая собаки (сборник) - Галина Щербакова - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Семь дней творения - Марк Леви - Современная проза
- Сингапур - Геннадий Южаков - Современная проза
- Летать так летать! - Игорь Фролов - Современная проза