Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя аэродром часто бомбили, он был поврежден незначительно, по сравнению с нашими посадочными площадками на Сицилии. Тем не менее, ангары, расположенные с восточной стороны дороги на Реджо, лежали в руинах. Взрывами бомб были вырваны ворота и в клочья разнесены крыши. Хотя многие воронки были засыпаны и выровнены, мой самолет подпрыгнул при посадке, и перед тем, как он остановился, я должен был энергично поработать педалями рулей, чтобы не дать ему скапотировать.
Спустя всего несколько минут около меня остановился автомобиль оберста Лютцова. Как офицер, ответственный здесь за управление истребителями, он должен был проинструктировать меня относительно будущих действий моей эскадры.
Мы сидели на траве около моего самолета, и Лютцов вкратце описал ситуацию на Сицилии. Было легко понять, что конец близок. Решение о полной эвакуации с острова теперь было принято, и, несмотря на огромные усилия, предпринимаемые союзниками, отход, казалось, происходил организованно.
Наносились непрерывные бомбардировочные удары в попытке остановить паромное сообщение между островом и материком, но зенитная артиллерия ставила массивные заградительные завесы, вынуждая бомбардировщики выполнять противозенитные маневры и сбивая их прицел.
Фельдмаршал[119] отдал приказ, согласно которому я должен был собрать эскадру на материке и готовиться к противовоздушной обороне Калабрии и Апулии. При этом, однако, мы должны были избегать больших аэродромов, которые были известны врагу. Возможными альтернативами были участки пахотной земли около Кротоне, побережье Калабрии около Катандзаро или относительно безлесная равнина Базиликаты[120]. Выбор передовых взлетно-посадочных площадок был предоставлен мне.
Хорошо, подумал я. Новые приказы, новые обязанности, новые надежды! Но сегодня я был один, без эскадры и без ответственности. Я мог подумать о самом себе. Однако я не хотел оставаться там, где находился. Лютцов согласился:
– Прекрасно, отправляйтесь в Апулию, но поспешите, чтобы успеть найти, где приземлиться до наступления сумерек…
Еще до того, как я начал выполнять широкий круг над городом и портом Таранто, я увидел скользивший внизу под моим крылом и казавшийся бесконечным белый пляж Базиликаты. Белый прибой фосфоресцировал в синем сумраке. Аэродром в Мандурии[121] был длинной и узкой полоской земли между виноградниками и оливковыми рощами.
В расположенных поблизости домах уже горели огни, когда я приземлился на пружинящий дерн.
Ожидая автомобиль, я стоял с немецким гауптманом перед палаткой, которая объединяла функции пункта управления полетами и административного здания.
– Здесь достаточно тихо, – заметил он. – Иногда мы видим пролетающие четырехмоторные бомбардировщики, но они еще ничего не сбросили на нас. Ночь назад британцы атаковали Гельзенкирхен. Город все еще в огне, и там большие потери среди гражданского населения. Мои родные живут в Гельзенкирхене.
И так как я ничего не ответил, он продолжил:
– Несколько минут назад мы слушали радиопередачу из дома и узнали, что вчера вечером они совершили налет на Данциг[122]. Только подумайте, господин майор! На Данциг!
Темнота опустилась быстро. Я вдыхал аромат сосен и эвкалиптовых деревьев, которые росли позади палатки, и с удовольствием слушал шумный хор сверчков. Небо было темно-фиолетовое, и деревья выделялись на его фоне словно бумажные профили.
Хотя слова «Гельзенкирхен» и «Данциг» все еще звенели в моих ушах, я все равно не мог ничего поделать с внезапно овладевшим мною ощущением счастья. Я решил отправиться в город, чтобы провести ночь в чистом, тихом гостиничном номере. В Лечче меня должен был доставить «Topolino»[123] («Жаль, но это все, что мы имеем»). Я все еще был предоставлен сам себе. Никто не будет меня искать, чтобы спросить, какие будут приказы и распоряжения на сегодня? Хотя я был измотан, я хотел поесть и выпить бутылку в ресторане, смотря на других посетителей, живущих здесь беззаботной жизнью, словно это было мирное время.
«Topolino» прибыл, подпрыгивая в траве, и остановился около меня.
– Я хотел бы, чтобы за мной приехали в восемь утра. Я вылечу в Фоджу. Пожалуйста, проследите за тем, чтобы мою машину заправили.
– Хорошо, господин майор. Спокойной ночи.
На дороге к городу было оживленное движение.
Плодородные виноградники, через которые она проходила, продолжались до самых городских окраин. В пригороде люди сидели около своих домов, наслаждаясь вечерней прохладой. Солдаты и их девушки отпрыгивали на обочины дороги, когда слышали наш приближавшийся автомобиль.
Отель «Grande Italia» находился на Пьяцца Сант-д'Оронцо. Архитектурно он гармонировал с остальной частью города и был одним из тех больших каменных palazzi[124], называемых «Grande Hotel», «Otel Roma» или «Albergo Napoli», которые можно было найти в любом приличном городе. Швейцар внес мой скромный багаж на первый этаж, где мне дали комнату с окном и балконом, выходящими на piazza[125]. Занавески были задернуты из-за светомаскировки. Поместив свои чемоданы и спальный мешок на тумбочку около кровати, я выключил свет и, отодвинув занавески, выглянул из окна. Площадь купалась в сумерках летней ночи. Большие, в стиле барокко, фасады зданий вокруг, казалось, пылали, словно впитав в себя в течение дня солнечный свет. Они были цвета розового зефира.
Я лег на кровать лицом к окну, чтобы было видно звездное небо. Усталость давила на меня. Если бы я закрыл глаза на несколько секунд, то быстро бы заснул. Но я хотел использовать вечер максимально. Я хотел действительно почувствовать, что я жив, что я буду жив на следующий день и что я имею право на жизнь. Я хотел сидеть за накрытым столом с винными бокалами, салфетками и столовыми приборами. И я хотел вкусно есть, насыпать ложкой сыр на pasta[126], я хотел чувствовать в своей руке темную бутылку красного вина с ее яркой цветной этикеткой и эмблемой, отпечатанной на стекле. Я хотел делать это медленно и неторопливо, с удовольствием. И вокруг меня должны были быть люди. В моем представлении это были оживленные жители Апулии, которые своеобразным способом хотели игнорировать обстоятельства войны и тот факт, что немногим более чем в сотне километров от них проигранное сражение приближалось к своему концу. Я представлял их спорящими с воодушевлением и выдвигавшими свои теории, сообщая таким образом о том, что, на их взгляд, пришло время закончить все это дело.
К сожалению, мой внешний вид был далек от совершенного. В последний момент Толстяк успел выстирать мою рубашку, но мои брюки были запятнаны и помяты. Но вряд ли кто-нибудь обратил бы на это внимание. Я встал и, спустившись по широкой лестнице, вошел в небольшой ресторан. Столы снаружи под аркадами были достаточно освещены, чтобы посетители могли есть за ними. В Лечче никто чрезмерно не заботился о светомаскировке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Жизнь летчика - Эрнст Удет - Биографии и Мемуары
- Десять лет и двадцать дней. Воспоминания главнокомандующего военно-морскими силами Германии. 1935–1945 гг. - Карл Дениц - Биографии и Мемуары
- На взлет! Записки летчика-истребителя - Федор Архипенко - Биографии и Мемуары
- Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Война на Востоке. Дневник командира моторизованной роты. 1941—1945 - Гельмут Шибель - Биографии и Мемуары / Военное
- Алтарь Отечества. Альманах. Том 4 - Альманах Российский колокол - Биографии и Мемуары / Военное / Поэзия / О войне
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Морские волки. Германские подводные лодки во Второй мировой войне - Вольфганг Франк - Биографии и Мемуары
- При дворе последнего императора - Александр Мосолов - Биографии и Мемуары