Форма входа
Читем онлайн Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Учитывая масштабы вызовов, полученных советской сферой обслуживания, которые очертил Маршовский, нельзя без удивления наблюдать, как «внутренний информационный бюллетень» «Интуриста», распределявшийся среди его собственных сотрудников, игнорировал практически всю иностранную критику сервиса и условий пребывания в стране, причем по политическим мотивам. В бюллетене приводились переводы восхвалений в адрес СССР со слов вернувшихся домой иностранных туристов или помещенных в европейской и американской печати — для того, чтобы триумфально заявить: «“Интурист” справился с задачей культурно-политического показа советской страны». Хотя критические отзывы тоже переводились, и в том числе — содержавшие жалобы на высокие цены, плохие условия проживания и на ограничения в передвижении туристов, все они вместе отметались веским комментарием:
Имеются также и отзывы другой категории туристов, которые по своему содержанию и по своим обвинениям являются лишь враждебными выпадами против СССР. Эти обвинения настолько необоснованны и часто настолько грубы и лживы, что сами туристы, побывавшие с СССР считают необходимым писать опровержения в иностранных газетах{554}.
Таким образом, работников «Интуриста» поощряли к объяснению жалоб иностранных клиентов исключительно их идеологической враждебностью. Лишь критика сверху, и особенно в принятой в 1936 году резолюции ЦК партии о плачевном состоянии услуг, предоставляемых туристической организацией, могла побудить ее, хотя и с трудом, присоединиться к кампании «большевистской самокритики»{555}. Еще более острыми были послания сочувствующих иностранных туристов советским лидерам и руководству «Интуриста», которые содержали конструктивную критику и полезные советы по поводу того, как сделать так, чтобы в будущем столь низкие материи, как условия проживания, уже не влияли на международную оценку советского эксперимента. Американец Герман X. Филд, организатор вскоре распущенной летней школы для американских студентов в Москве, писал в 1934 году из «предельно реакционной» Швейцарии о вопросах, поднимавшихся множеством визитеров всех типов. В частности, он говорил о последствиях столь раздражавшего официального обмена твердой валюты — практики, призванной помешать туристам совершать даже самые простые покупки вне «Интуриста» или валютных магазинов системы Всесоюзного объединения по торговле с иностранцами (Торгсина): «Также [турист] не может пользоваться трамваями… Он привязан к “Интуристу” и организованным групповым экскурсиям… Очевидно, невозможно составить верное впечатление о стране и народе, восседая в экскурсионном автобусе или даже прогуливаясь по фабрикам и музеям». Другой дружественно настроенный американец объяснял в 1934 году, что «изоляция» и «бесконечное раздражение» путешественников объяснялись не советской системой тотальной секретности, а запредельно завышенным курсом рубля и невозможностью найти дешевый транспорт. «Буквально все иностранцы чувствовали определенную… искусственность используемого гидами языка… Для гида совершенно недостаточно останавливаться лишь на “марксистско-ленинской идеологии”, язык которой почти непонятен среднему иностранному туристу». Еще один визитер — постоялец гостиницы «Савой», подписавшийся как Б. Дженкинс, — сообщал главе «Интуриста» о том, что его мечта исследовать жизненные условия простых рабочих осталась неосуществленной: «Большинство вещей, которые мне так хотелось увидеть и собрать о них информацию, оказались скрыты от меня. Я хотел бы знать, как живет рабочий — достаточно ли у него еды, удовлетворительно ли он одет». Обеспокоенность Дженкинса положением советского рабочего класса могла сравниться лишь с его одержимостью советской антисанитарией. Он призвал к «немедленному проведению кампании чистоты» и любезно делился своими компетентными соображениями по устройству туалетов: «Лучше было бы использовать унитазы, в которых фекалии сразу же попадают в чистую глубокую воду, остаются под ней и все миазмы таким образом блокируются». Резкое заключение его 14-страничного письма гласило: «“Интурист”… демонстрирует традиционные черты капиталистической системы торговли»{556}. Все эти доброжелатели открыто выражали надежду, что их критика поможет советским властям завоевать новых друзей за рубежом; основной упор в каждом письме делался на отрицание распространявшихся на Западе слухов о потемкинских деревнях. Если туристов во многом ограничивали и не давали смотреть на то, что они действительно желали видеть, виновата в этом была система, созданная жадным до валюты «Интуристом», а вовсе не политические соображения. Они так и не смогли понять, что в истории «Интуриста» экономика и политика были не столько несовместимы, сколько переплетены.
Экономические чудеса и западные специалисты
Присутствие в стране иностранных специалистов и рабочих во время форсированной индустриализации и Великой депрессии влияло на развитие советской системы совсем не так, как в области туризма или культурной дипломатии. Длительное пребывание значительного числа иностранцев в качестве резидентов на предприятиях и важнейших промышленных «гигантах» в гораздо большей степени и напрямую было подвержено влиянию социально-экономических отношений на рабочих местах, также на нем сказывалось и отношение широких масс к иностранцам и Западу. Две важные вехи на пути к «великому перелому» (военная истерия 1927 года и массовая кампания против «вредителей» из числа «буржуазных специалистов», резко усилившаяся после показательного процесса инженеров, работавших в угледобывающей промышленности в районе города Шахты) напрямую связали внутренних классовых врагов с угрозами из-за рубежа. Военная истерия была раскручена после ряда советских дипломатических провалов, связанных с ростом влияния Юзефа Пилсудского в Польше, разрывом Гоминьдана с китайскими коммунистами и разгромом британскими властями советской торговой компании «Аркос» в Лондоне, что привело к разрыву англо-советских дипломатических отношений. Резонанс, вызванный сообщениями об угрозе немедленного военного вторжения, имел серьезные последствия как для государства, так и для населения. Анализируя отчеты военных и ОГПУ, ложившиеся на стол Сталина, историк Джеймс Харрис заключил, что советская разведка целенаправленно собирала сведения, «стараясь выполнить особый план по поиску антисоветских коалиций». Поэтому с 1920-х годов поток информации, поступавшей к Сталину, неуклонно подпитывал его «заблуждения» о постоянной возможности военного вторжения в СССР. С другой стороны, важное исследование другого историка, Дэвида Стоуна, укрепляет доверие к той гипотезе, что военная истерия 1927 года была развернута Сталиным в качестве одного из орудий в борьбе за власть с Троцким и объединенной оппозицией, поскольку милитаризация советской экономики предшествовала истерии, а возбужденная риторика о «капиталистическом окружении» так и не привела к существенным изменениям в оборонной политике{557}. Однако переоценка неизбежности угроз со стороны «капиталистического окружения» и применение «истерии» в качестве орудия в политической борьбе вполне могли и совмещаться. Военная истерия 1927 года имела драматичные последствия. Процесс 1928 года по Шахтинскому делу (первое показательное мероприятие подобного рода после знаменитого процесса эсеров в 1922 году) пробил cordon sanitaire, ранее практически всегда отделявший внутренние политические кампании от привилегированного мира иностранных граждан и международных операций. Под ударом оказались не только прежде неприкосновенные технические специалисты, но также и иностранные «саботажники» и «вредители» в лице пяти немецких инженеров концерна АЭГ, работавших на угледобывающих предприятиях в районе Шахт; этот шаг ожидаемо весьма серьезно отразился на отношениях с Германией — чуть ли не единственным реальным международным партнером СССР в 1920-е годы. Немецкие инженеры и их «пособники» среди прочего обвинялись и в сотрудничестве с польской службой контрразведки{558}.
Шахтинский процесс проложил путь кампании по искоренению «вредителей», которая более тесно связала внутреннюю советскую классовую борьбу с жестким отпором проискам «капиталистического окружения» и шпионажу в пользу всех враждебных стран. Антивредительская кампания началась на самом деле раньше процесса по «Шахтинскому делу», поскольку коренная ее причина состояла в конфликтах между коммунистами и «буржуазными специалистами» во многих отраслях промышленности. Широкое освещение показательного процесса серьезно усилило давление на иностранцев в СССР, однако, как показал Д. Стоун, аресты «вредителей», особенно если речь шла об отраслях оборонной промышленности, довольно редко освещались в печати{559}. В целом между 1926 и 1930 годами все практики, связанные с гражданством и иностранными контактами (иммиграция, эмиграция, натурализация и лишение гражданства), находились под строжайшим надзором и контролем ГПУ. Согласно одному секретному отчету 1928 года, перерегистрация иностранцев, проживавших в СССР, дала цифру в 80 тыс. человек, что составило всего 1/12 часть от числа иностранных подданных, проживавших в Российской империи до начала Первой мировой войны. Действие всех иностранных концессий было прекращено в 1930 году, и наплыв иностранных рабочих и специалистов в годы первой пятилетки проходил на условиях временных контрактов, содержавших немало оговорок{560}. Даже в такой ситуации финал эпохи нэпа в конце 1920-х годов не означал резкого роста опасности пребывания в СССР для всех без исключения иностранцев, так как, хотя аресты и привели многие отрасли промышленности в состояние неразберихи, партия-государство продолжала финансировать и назойливо расхваливать выгоды от беспрецедентного наплыва иностранных технических специалистов, приглашенных, по общепринятому мнению, для того, чтобы исправить сотворенное «вредителями».
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс бесплатно.
Похожие на Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы - Майкл Дэвид-Фокс книги
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- История Христианской Церкви - Михаил Поснов - История
- Ордынский период. Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов (сборник) - Сергей Платонов - История
- Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов - Биографии и Мемуары / История
- Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский - История
- Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский - История
