Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катрин Хёльцелин выслушивала пересуды, которые ей охотно передавали, и всем отвечала одинаково: «Госпожа отдыхает, устав от тягот долгого пути — сначала до Бреста, а потом до Вильны, — от постоев в деревенских хатах, пусть даже убранных, украшенных гобеленами и коврами. Отдохнет и тогда приободрится».
Но время шло, и это «тогда» отодвигалось в какую-то далекую даль, шторы на окнах покоев молодой королевы были опущены до полудня, а когда люди глядели на молодую королеву, выходящую из замковой часовни, им казалось, что она больше походит на лилию, чем на бутон. Никому при дворе она не перечила, и сторонников у нее не было, никого никогда она не спрашивала о здешних порядках и нравах.
Радзивилл Черный как-то пытался было втолковать ей, какие надежды возлагает Литва на молодого государя и какую роль могла бы сыграть и она, отвратив его от Рима и окружив кальвинистами, которые и здесь уже почуяли свою силу. Но потом перестал. Как-то раз она даже испугала его.
Сначала внимательно слушала, потом, казалось, остолбенела от страха, словно малый ребенок, который слушает сказку про серого волка-оборотня, и наконец, вытянув вперед руки, закричала: «Кетхен! Кетхен!»
Разговор закончился ничем, все та же Кетхен, подобно няньке, спугнувшей мышонка из комнаты испуганного дитяти, выпроводила Радзивилла. Он был так зол и обижен этим приемом, что отважился за чаркой вина пожаловаться молодому королю. Но король как-то странно поглядел на него, словно бы не зная, то ли объяснять что-то своему усердному помощнику или просто его высмеять, наконец, опрокинув кубок с медом, сказал:
— Теперь вы видите — я и впрямь могу поклясться вашей сестре Барбаре, что с того дня, как мы встретились в Геранонах, я верен ей и душой и телом. Быть может, вы любите тихих застенчивых женщин, которые и в мыслях своих робки, а что уж говорить о делах? Но подобные скромницы — не в моем вкусе. — Король прищурился и, улыбнувшись, добавил — Должно быть, вы ее сильно переполошили словом или делом, коль скоро она стала звать на помощь свою наперсницу Катрин.
Радзивилл в свой черед так испугался, что тоже готов был протянуть одеревеневшие руки и воскликнуть: «Кетхен!» Но во время заметил какую-то странную улыбку на губах короля.
— Провалиться мне на этом месте, коли я хотел ее напугать. Мне казалось, что с супругой короля о политике говорить пристало. Но вижу, что материя сия для нее трудна и непонятна.
Август нахмурился.
— Неужто вы и в самом деле не знаете, что в Вильне нет житья от шпионов, подосланных моей матушкой-королевой да еще Габсбургами и Гогенцоллернами? — сказал он. — Катрин — на службе у римского короля. Дворянин Тарло, как мне только что доложили, — агент прусского герцога Альбрехта. И вы верите, что супруга моя не передаст все, слово в слово, своей камеристке? Я счастлив, что она испугалась вас, будто дикого зверя. Не выслушала до конца.
— Простите меня, грешного, — искренне каялся Радзивилл, — больше такое не повторится. Пусть себе хворает, подальше от нас, ничего о наших замыслах не ведая. И вы, ваше королевское величество, полагаете, что супруга ваша запомнит, о чем я, дурак, говорил?
Он рассчитывал услышать, что угодно, только не взрыв злого смеха:
— Моя супруга? После этих приступов страха спит крепким сном, будто макового отвара напилась.
А проснется — ни о чем, что было раньше, не помнит.
Черный уже не задавал вопросов, только головой качал, а король добавил:
— Повторите вашей сестре все, что я сказал о королеве. Да не забудьте передать, что я в конце недели поеду в Рудник скую пущу на охоту. Пусть выедет туда в закрытой карете.
После этого встал и вышел из покоя, Радзивилл же остался. Бормоча всевозможные проклятия, он потянулся за кувшином с медом и, хотя в будни пил весьма умеренно, в этот вечер напился до потери сознания.
А через несколько дней под вечер крытый экипаж подъехал к охотничьему замку в Рудник ской пуще. Не было при нем ни стражи, ни слуг. Довойна один помог выйти из него женщине, лицо которой было закрыто вуалью. Она быстро вбежала в комнату и сама, без помощи слуг, один за другим стала сбрасывать с себя тяжелые меха, было холодно, морозы наступили раньше, чем обычно, и в лесу уже лежал снег. Как только шуба упала на пол, хлопнули двери, из своих покоев навстречу ей выбежал Август. Минуту они стояли молча, словно не веря, что наконец-то видят друг друга, после чего король прижал Барбару к груди, поднял на руки.
— Наконец-то, — шепнул он. — Не мог дождаться… Осторожно опустил ее на землю и повел за собой, в дальние комнаты.
— Мы так редко бываем теперь вместе, — в промежутке между первым и вторым поцелуем жаловалась Барбара. — С тех пор как королева приехала в Вильну — слишком редко…
— Не вспоминайте! Не говорите мне ничего ни о Вильне, ни о дворе… Тут, в лесу, мы одни. Вы и я. Я пробуду здесь столько, сколько вы захотите.
— Это значит — долго?
— Долго-предолго.
— Всю зиму? До Рождества?
— Много-много зимних дней.
— Правда?
— И ночей тоже…
Охота затянулась сверх всякой меры. Радзивилл Черный стал было уже допытываться у двоюродного брата, когда же наконец сестра вернется домой, в Радзивилловский замок, но Рыжий только плечами пожимал и твердил свое:
— Поймала царственную птицу и держит. Крепко держит.
Но еще больше, чем Радзивилл Черный, ждала возвращения Августа его супруга — Елизавета.
Влюбленная в своего короля, который казался ей сказочным принцем, она жила воспоминаниями и подолгу беседовала о нем с камеристкой. Часто винила себя в том, что не сумела приворожить его ни в Кракове, ни в Вильне, и в мечтах была куда смелее, нежели наяву. Но что поделаешь: стоило ему заключить ее в объятья, как она словно проваливалась в какую-то бездонную темную пропасть, а очнувшись, не помнила — были ли объятья, поцелуи или только ей почудились?
— Сегодня ночью король обнимал меня, правда? — спрашивала она иногда Катрин, но та отвечала, что, когда король навещает супругу, камеристке оставаться в покоях неуместно.
И Елизавета по-прежнему оставалась в неведении — любит ее Август или нет, коль уезжает так часто? Перед Рождеством она каждое утро спрашивала:
— Король уже здесь? Ответ был один:
— Еще не вернулся.
— Я думала, здесь, в Вильне, вдали от злых глаз королевы Боны, все будет по-другому. Но по-прежнему гляжу в окошко, считаю дни. И всегда одна, одна.
— Может, попросить заступничества у сестры вашего мужа — королевы Изабеллы? Они с братом дружны, и, наверное, она…
— Нет! Нет!
— Тогда напишем обо всем в Вену? — настаивала камеристка.
— Нет! Никаких писем, никаких просьб о помощи… А далеко ли Рудникская пуща? — вдруг спросила Елизавета.
— Далеко. Госпожа, вам придется вооружиться терпением.
— Ах, я и так очень терпелива… Даже слишком, — вздохнула королева. — Жду, когда он вернется.
Все жду и жду…
Но хотя Август и вернулся домой на Рождество, шумное и даже слишком веселое, Елизавета оставалась грустной — король перед полуночью ни разу не зашел в ее покои. У него, как уверял пан Довойна, было множество важных дел: он объезжал дозором все замки, много часов проводил в библиотеке, просматривал манускрипты и книги, которые ему доставал Черный. И только ранней весной, когда она, поникнув, сидела у окна, послышались вдруг знакомые шаги. Елизавета с трудом поднялась. Он это или опять кто-то из придворных? Но это был король, и она, сделав несколько шагов навстречу ему, сказала:
— Вы здесь? Как я рада!
— Я уезжаю в Краков, пришел проститься, — сказал он, склонив голову.
— Стало быть, Кетхен говорила правду? Послы моего батюшки привезли приданое?
— Часть только, серебро и золото. Но принять и посчитать надобно.
— А мне? — спросила она, затаив дыхание. — А мне можно поехать с вами?
— Я лекарей спрашивал. Говорят, что когда-то великий Гиппократ целую книгу написал о болезни, такой, как у вас. Но лечить от нее не научил. И по сей день одно только известно: малейшая усталость или волнение повредить могут. Я вам не советую ехать.
Она сказала с нескрываемой грустью:
— Я хочу понять, но так болит сердце…
— Постараюсь не задерживаться там ни на минуту, встречусь с послами и вернусь.
— Обещаете?
— Да. Будьте здоровы.
— И вы, господин мой. И еще я хотела… Я бы так хотела сказать… О, теш Сои! Кетхен! Кетхен!
Она обернулась, сделала несколько шагов к подбежавшей камеристке и упала прямо в протянутые к ней руки. Тело ее стало неподвижным. Август подошел к окну, постоял немного. Но приступ не проходил. Король вышел, не сказав ни слова.
На Вавеле внешне будто бы все оставалось без изменений. Старый король частенько прихварывал и почти не покидал своих комнат. Все нити правления были в руках Боны. Она ткала свою сеть, в которую намеревалась поймать многих противников, но с ними и своего сына. Встретила она его очень сердечно, но тут же стала расспрашивать об истинной причине приезда.
- Анания и Сапфира - Владимир Кедреянов - Историческая проза
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Королева Виктория. Женщина-эпоха - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Дельцы. Автомобильный король - Эптон Синклер - Историческая проза
- Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Дела Разбойного Приказа-6королев Тюдора. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Булыга Сергей Алексеевич - Историческая проза
- Хирурги человеческих душ Книга третья Вперёд в прошлое Часть первая На переломе - Олег Владимирович Фурашов - Историческая проза / Крутой детектив / Остросюжетные любовные романы
- Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
- Александр Македонский. Огни на курганах - Василий Ян - Историческая проза