Форма входа
Читем онлайн Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц - Г. И. Ржевская
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
накликать гонение.
Да! родственников любили, но к мнениям их, если они расходились с институтскими взглядами, относились свысока. Да и могло ли быть иначе, когда институтки видели, с каким почтением, с каким подобострастием, иногда смирением многие из их родственников относились к институтскому начальству. Директриса, инспектриса, классная дама стоит, бывало, выпрямившись во весь рост, закинув гордо голову, а мать, тетка, сестра не то сгорбились, не то съежились перед ними.
По мере того как воспитанница сживалась с институтом и проникалась его духом, институт вырастал в ее мнении в нечто могущественное и великое. Институтки начинали считать институт центральным пунктом вселенной и с забавной важностью говорили, наподобие курочки и кота в сказке Андерсена «Гадкий утенок»: мы, то есть институт, а потом и весь свет!
Об этом свете у институток было самое смутное представление, и вернее даже сказать — никакого, да и некогда о нем было думать. Институтская жизнь была так наполнена, институтские интересы до того поглощали, что некогда было думать о том, что будет там когда-то, после выхода из института.
Все мечты институток о жизни за стенами института сводились главным образом на два представления: во-первых, их перестанут будить в 6 часов утра и они выспятся всласть, а во-вторых, они будут всегда наедаться досыта. Дальше этого обыкновенно не шли.
Окончив эти очерки институтской жизни былого времени, которую я старалась изобразить по возможности беспристрастно и объективно, я позволю себе высказать свое мнение о ней.
Мне кажется, не подлежит сомнению, что в свое время институт в том виде, как он существовал тогда и принимая во внимание тогдашнее состояние русского общества, был полезным учреждением. Самая обособленность его от жизни и семьи имела свои хорошие стороны. Пусть припомнит читатель, какую жизнь вело тогда большинство русских семей, окруженных всеми ужасами крепостничества или погруженных в непроходимую пошлость чиновничества.
Не могло проходить бесследно для питомиц института и не могло не отзываться впоследствии благодетельно на их образ действий то, что в течение многих лет жизни, и именно тогда, когда натура всего впечатлительней, они были удалены хотя бы, например, от зрелища кулачной расправы, господствовавшей в то время повсеместно на Руси, и вырастали с мыслью о безобразии, невозможности всяких voices de faitï45. Конечно, жизнь могла впоследствии захватить институтку в свой мутный поток; институтка могла сдаться и действовать по пословице: с волками жить, по-волчьи выть! Но известный процент выдерживал искус до конца, а остальные все же хотя несколько первых лет жизни по выходе из института воздерживались от битья своей крепостной челяди.
Удивляло меня всегда, какое странное и неверное представление имеют в обществе об институте былого времени; я приписываю его незнакомству с тем, что происходило в его стенах. Действительно, подробного и обстоятельного описания его быта не появлялось в литературе. Проскакивали разные отрывки; но одни были преисполнены хвалебных песнопений, другие носили чисто полемический, а следовательно, опять-таки односторонний характер.
Вот хоть бы сильно распространенное мнение, приписывающее институткам необыкновенную сантиментальность. Откуда оно взялось и на чем основывалось? решительно не понимаю. Каким образом могла явиться сантиментальность у институтки, когда весь институтский строй клонился не только к истреблению всякой сантиментальности, но и к сдерживанию и подавлению всякого наружного проявления чувства.
Жизнь всегда показывала мне другое. В большинстве институток былого времени, с которыми мне случалось сталкиваться, я замечала всегда наклонность к сарказму и скорее некоторую сухость в приемах и обращении, чем слезливую восторженность и сантиментальность, приписываемые им. Я полагаю, что здесь происходила путаница в понятиях. Общество называло сантиментальностью невольное и вполне естественное удивление, вырывавшееся у институтки при первых шагах ее за институтским порогом. Понятно, что когда не видал, например, 6–9 лет сряду ни одной кошки, собаки, коровы, то закричишь при виде их: ах! кошка! ах! корова!
Только сантиментальность-то при чем тут? Это скорее наивность дикаря, да институтки и были в своем роде дикарями.
Наконец в самом обществе тогдашнего времени существовала сильная наклонность к сантиментальности, к восхищению неземными, эфирными созданиями, барышнями-бабочками, и сомнения нет, что многие институтки, желавшие иметь успех, подделывались под тон общества, но в таком случае оно навязывало им свой цвет, а не институт вырабатывал его.
Что касается образования, которое давал институт, то оно, во всяком случае, было не ниже того, какое получали русские девушки того времени в своих семьях; я полагаю даже, что можно сказать без преувеличения, что оно было выше.
Институт до некоторой степени вырабатывал и закалял характер, чему содействовал главным образом суровый дух, сложившийся в среде самих воспитанниц, Бог весть когда и кем занесенный и переходивший из рода в род.
То был своего рода «Мертвый дом». Несмотря на всю кажущуюся несообразность этого сравнения, которое я прошу не принимать в обидном смысле, оно имеет некоторое основание. Для уразумения его следует откинуть идею о преступлении, каторжниках, страшной острожной обстановке и принять во внимание только обособленность от внешнего мира, своеобразный склад жизни и строгий дух, царствовавший в арестантском товариществе, с его презрением к пустым, легкомысленным, сантиментально-откровенным и плаксиво-чувствительным натурам.
Под внешней форменностью институтского строя была полная возможность развиться в характере способной, энергической личности и чувству собственного достоинства, и внутренней самостоятельности. Кроме того, институт развивал уважение к высшим интересам жизни, а не к одним материальным благам, заботы о которых почти исключительно поглощали наше тогдашнее общество.
Говоря все это, я не хочу сказать, что институт производил вполне выработанные, законченные характеры; нет, он закладывал только фундамент, действуя, во-первых, отрицательно, т. е. отчуждая ребенка от влияний семьи, влияний большею частию зловредных, ибо что путного могла воспитать в ребенке семья Фамусовых, Молчалиных, Чичиковых, Ноздревых, Сквозник-Дмухановских и др., во-вторых, положительно, давая задатки для умственной жизни, так сказать, развивая восприимчивость к более идеальному отношению к жизни. Нужды нет, что идеалы зачастую были фальшивые, взгляды и понятия неверные — все это могла исправить жизнь.
Выражусь короче и яснее: институтка, способная и умная, приходя в обществе в соприкосновение с здравыми понятиями, способнее была воспринять их, чем умная и способная по природе девушка, вышколенная и с малолетства забитая умственно и нравственно мамашей из породы Беловодовых146 и комп.
Все же институтки, как умные, так и глупые, являлись в семье яблоком раздора, диссонансом.
Выросши вдали от
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц - Г. И. Ржевская бесплатно.
Похожие на Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц - Г. И. Ржевская книги
- «Жажду бури…» Воспоминания, дневник. Том 2 - Василий Васильевич Водовозов - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Ближние подступы - Елена Ржевская - Биографии и Мемуары
- Живу до тошноты - Марина Цветаева - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Коко Шанель. Я и мои мужчины - Софья Бенуа - Биографии и Мемуары
- Статьи разных лет - Вадим Вацуро - Биографии и Мемуары
- Записки - Екатерина Сушкова - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Обед для Льва. Кулинарная книга Софьи Андреевны Толстой - Софья Толстая - Биографии и Мемуары
- Жизнь – сапожок непарный. Книга первая - Петкевич Тамара Владимировна - Биографии и Мемуары
