Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всякая институтка, даже самая убогая, являлась в семью с критическим к ней отношением и отнюдь не была расположена принимать ее взгляды за непреложные истины. Словом, повторяю опять: семья не была для институтки авторитетом. Институт безвозвратно разрушал этот авторитет, что имело свою хорошую сторону.
Теперь институт покончил с своей ролью пионера; да и самое образование, какое он давал, сделалось далеко не достаточным. В обществе полуграмотных Коробочек институтка могла считаться представительницей образования и знания, но понятно, что когда общество доросло до сознания необходимости женского университета, то институт должен был стать в положение второстепенного, приготовительного заведения.
Да института былых времен уже больше и не существует. Изменились порядки, изменился быт и нравы. Выпуски происходят ежегодно, нарушена связь между ними, нет больше ни предков, ни потомков, нет преемственности в обычаях. Забыты дела давно минувших дней института, заглохли его предания.
Институток отпускают по праздникам домой, и уничтожилась обособленность института от внешнего мира, утратившая свой внутренний смысл.
Институт в том виде, в каком он существовал в былое время, до того обусловливался старыми общественными порядками, что не мог существовать долее, раз они рухнули. Преобразования коснулись и его. Повеяло новым духом. Дрогнули толстые институтские стены под напором новых идей, всколыхалось стоячее море институтской жизни… и началось разложение его быта и нравов.
Слабые проблески всего этого узрел уже наш выпуск, накануне своего расставания с институтскими стенами. Старый институтский мир закончился собственно этим выпуском, а потому воспитанниц его по справедливости можно назвать последними институтскими Могиканами.
Случилось мне не так давно посетить тот институт, где я воспитывалась, — после долгого, долгого промежутка времени. Я встретила в нем нескольких старожилов наших времен и расспрашивала их об институтских порядках нового времени.
Все изменилось, отвечали они мне, все стало не по-прежнему, а главное, связи прежней нет у воспитанниц с институтом и друг с другом. Встречаясь после выпуска друг с другом на улице, даже не кланяются, а в институт никогда и не заглядывают. Поверите, если когда и завернет какая-нибудь институтка к нам, то всегда оказывается, что она из старых институток того времени, когда выпуски бывали через три года, а не через год.
Е. Н. Водовозова
На заре жизни
ЧАСТЬ II
ГЛАВА I
ДОРЕФОРМЕННЫЙ ИНСТИТУТ1
Смольный монастырь. — Прием «новеньких». — Начальница Леонтьева. — Ратманова. — Бегство Голембиовской
Институт в прежнее время играл весьма важную роль в жизни нашего общества. Институтки в качестве воспитательниц и учительниц как своих, так и чужих детей очень долго имели огромное влияние на умственное и нравственное развитие целого ряда поколений. Однако, несмотря на это, правдивое изображение института долго было немыслимо. В прежнее время в печати можно было говорить либо только о внешней стороне жизни в институте, либо восхвалять воспитание в нем. Это тем более странно, что цензура уже давно начала довольно снисходительно относиться к статьям, указывающим недостатки учебных заведений других ведомств. Но лишь только касались закрытых женских учебных заведений и в них указывались какие-нибудь несовершенства, такие статьи пропускали только в том случае, когда выражения: «классные дамы», «начальница», «инспектриса», «институтка» были заменены словами: «гувернантки», «мадам», «пансион», «пансионерка» и т. п.2
В этом очерке я говорю исключительно о Смольном, этом древнейшем и самом огромном из всех подобных образовательных учреждений. Он долго служил образцом для устройства не только остальных институтов, но и многих пансионов и различных женских учебных заведений. Мне кажется, небезынтересно познакомиться с результатами воспитания в Смольном, в основу принципов которого его основателями (Екатериною II и Бецким) были положены передовые идеи Западной Европы.
В числе способов обучения устав этого воспитательного среднеучебного заведения требует «паче всего возбуждать в воспитываемых охоту к чтению книг, как для собственного увеселения, так и для происходящей от него пользы». Он вменяет в обязанности «вперять в них (детей) охоту к чтению» и ставит непременным условием иметь в заведении библиотеку. Кроме того, устав возлагает на воспитателей обязанность «возбуждать в детях охоту к трудолюбию, дабы они страшились праздности, как источника всякого зла и заблуждения». Он указывает на необходимость научить детей «соболезнованию о бедных, несчастливых и отвращению от всяких продерзостей». Мало того, для сохранения здоровья предписывается увеселять юношество «невинными забавами», чтобы искоренять все то, что «скукою, задумчивостью и прискорбием назваться может». Путем такого гуманного воспитания императрица Екатерина II думала создать в России новую породу людей11.
Что эти мечты Екатерины II не могли осуществиться в ее царствование, когда Россия была погружена в беспросветный мрак невежества, — это понятно, но посмотрим, что представлял институт почти через сто лет после своего основания.
В одно ясное, солнечное, но холодное октябрьское утро я подъезжала с моею матерью4 к Александровской половине Смольного[144] с тем, чтобы, вступив в него, оставаться в нем до окончания курса. Но высокие монастырские стены, которые с этой минуты должны были изолировать меня на продолжительное время не только от родной семьи, но, так сказать, от всех впечатлений бытия, от свободы и приволья деревенского захолустья, откуда меня только что вывезли, не смущали меня. Матушка много рассказывала мне об институте, но, не желая, вероятно, волновать меня, недостаточно останавливалась на его монастырской замкнутости: все ее рассказы оканчивались обыкновенно тем, что у меня будет много-много подруг, что с ними мне будет очень весело. В детстве я страдала от недостатка общества сверстниц, и это известие приводило меня в восторг. Мое настроение было такое бодрое, что меня не смутил и величественный швейцар в красной ливрее, который распахнул перед нами двери института.
Не успели мы еще снять верхнюю
- «Жажду бури…» Воспоминания, дневник. Том 2 - Василий Васильевич Водовозов - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Ближние подступы - Елена Ржевская - Биографии и Мемуары
- Живу до тошноты - Марина Цветаева - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Коко Шанель. Я и мои мужчины - Софья Бенуа - Биографии и Мемуары
- Статьи разных лет - Вадим Вацуро - Биографии и Мемуары
- Записки - Екатерина Сушкова - Биографии и Мемуары
- Мысли и воспоминания. Том II - Отто фон Бисмарк - Биографии и Мемуары
- Обед для Льва. Кулинарная книга Софьи Андреевны Толстой - Софья Толстая - Биографии и Мемуары
- Жизнь – сапожок непарный. Книга первая - Петкевич Тамара Владимировна - Биографии и Мемуары