Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«И чего я бегу? — думал он. — От суда небес не скроешься, наказание, может не сразу, но настигнет, разве от него убежишь!» Однако ноги по-прежнему несли вперед. Под развесистым платаном прямой, как шест, стоял тот же продавец клецок. От корзин клубами валил пар, и его лицо то скрывалось за ним, то выплывало снова, словно уродливый лик луны из-за редких рваных облачков. В голове смутно промелькнул образ этого старика с желтоватым патроном в руке — платой за съеденные клецки. «Надо бы забрать этот патрон», — подумал он, но желудок напомнил ему вкус этих клецок — со свининой и луком-пореем, а зимний лук-порей самый вкусный и самый дорогой… Он ведет ее за руку по рынку; крестьяне из ближних деревень, разложив на земле свой товар, сидят на корточках и жуют холодные пампушки, в зубах у них застревают кусочки лука. Старик разжимает ладонь, показывает ему этот красивый патрон, и на скрытом за легкой дымкой лице появляется какое-то умоляющее выражение. Он всматривается, пытаясь понять, чего хочет старик… И тут его мысли прерывает собачий лай. Откуда ни возьмись перед ним, словно тень, возник тот самый пес, полосатый, как тигр. Лай доносился вроде откуда-то издалека, раскатываясь по верхушкам трав на далеком лугу, а тут, вблизи, слышался вполовину тише. Пес как-то странно кивал тяжелой головой, разевая и смыкая пасть, но оттуда не вылетало ни звука, все куда-то ускользало, как во сне. Красный диск солнца еще лишь поднимался, зажигая зарю, но его свет уже проникал через редкие листья платана и отбрасывал нечеткие тени, которые сеткой расплывались на желтоватой шкуре собаки. В глазах пса не было ненависти или злобы, и лаял он не угрожающе, а будто подавал дружеский знак: двигай, мол, дальше. Следователь что-то промямлил старику-продавцу, но слова отнесло порывом ветра. Старик громко переспросил, и он пробормотал: «Мне надо идти искать сына».
Кивнув псу и держась от него на почтительном расстоянии, он обошел платан и увидел сторожа мемориала павших борцов. Тот стоял, прислонившись к дереву и прижимая к груди двустволку, стволы которой были направлены под углом на крону. В брошенном на него взгляде старика он тоже прочел скрытый намек поторопиться. Глубоко тронутый, он поклонился ему и припустил к видневшимся впереди зданиям. Там было тихо и безлюдно. За спиной раздался выстрел, он инстинктивно бросился на землю и откатился в сторону, чтобы укрыться за стылыми листьями розовых кустов. Раздался еще один выстрел, и, глянув в ту сторону, он успел заметить большую черную птицу, которая большим черным камнем падала с небес. Крона платана задрожала, и в красноватых лучах зари на землю упало несколько желтых листьев — воистину поэтическая картина, музыка глубокой осени. Старик-сторож стоял так же недвижно, прислонившись к дереву. Из обоих стволов вился голубоватый дымок. Большой полосатый пес уже бежал к старику с другой стороны дерева с подстреленной хозяином большой черной птицей в зубах. Положив ее на землю, он устроился рядом, и солнечные лучи золотом отражались в его глазах.
Чтобы добраться до зданий, нужно было пересечь неухоженный сквер, где несколько пожилых людей вынесли на свежий воздух птиц, а стайка детей прыгала через скакалку. Засунув пистолет за пояс, он сделал вид, что гуляет, и прошел мимо. Но приблизившись к домам, понял, что совершил серьезную ошибку: оказалось, там развернулся утренний блошиный рынок. Множество людей сидели на корточках перед разложенным на земле товаром. Там были старинные настенные часы, наручные часы, значки с изображением Мао Цзэдуна, столь популярные во время «культурной революции», гипсовые бюсты Председателя и много другого старья, вроде граммофона с раструбом. Покупателей не было, и продавцы жадно обшаривали глазами каждого редкого прохожего. У него появилось ощущение, что это ловушка, «мешок», а все эти продавцы — полицейские в штатском. И чем дольше Дин Гоуэр смотрел на них, тем больше осознавал, опираясь на накопленный за десятки лет опыт, что так оно и есть. Он бдительно отступил за ствол серебристого тополя и стал наблюдать за происходящим. Вдруг из-за угла одного из домов вывернуло семь-восемь молодых людей — юношей и девушек. По выражению лиц и по их поведению Дин Гоуэр определил, что эта группа подростков занимается чем-то незаконным, а верховодит у них шагавшая в центре девица в длинном сером халате по колено, красной шапочке и с ожерельем из медяков династии Цин. Он вдруг заметил у нее на шее несколько морщин и учуял резкий запах импортного табака изо рта. Потом ему показалось, что она чуть ли не лежит под ним. Он стал вглядываться в лицо незнакомки, и на нем медленно — подобно тому как цикада выбирается из своего тонюсенького кокона — стали проступать черты шоферицы, а из круглого отверстия меж бровей розоватой струйкой начала сочиться кровь. Струйка потекла вниз, по переносице, разделила пополам рот, потом полилась дальше, до пупка, и еще ниже, потом тело девицы вдруг распалось на две половинки, и с бульканьем вывалились внутренности. Громко вскрикнув, следователь развернулся и рванул прочь. Но все его попытки выбраться с блошиного рынка были тщетны. В конце концов он присел перед грудой старых пистолетов и, изображая покупателя, стал перебирать эту покрытую ржавчиной рухлядь. Он чувствовал, что девица стоит у него за спиной и оборачивает свое распавшееся пополам тело какой-то зеленой бумажной лентой. Делала она это очень быстро. Сначала еще было видно, как мелькают ее руки в пластиковых перчатках кремового цвета, но вскоре от рук осталось лишь два размытых желтых пятна, которые тонули в намокшей бирюзовой зелени этой бумаги, похожей на нежные волокна водорослей, вытащенных из воды. От этой бирюзы исходила мощная жизненная сила. Бумажная лента завертелась сама по себе и в мгновение ока плотно обмотала все тело девицы. По спине у него пробежал холодок, но он с беззаботным видом выбрал один револьвер красивой формы и попытался крутануть заржавевший барабан. Несмотря на все старания, барабан не вращался. «Выдержанный шаньсийский уксус есть?» — спросил он. Торговка отрицательно покачала головой. Следователь разочарованно вздохнул. «Под профессионала косишь, а на самом деле любитель, — заявила та. — Выдержанного шаньсийского нет, зато есть корейский белый: снимает ржавчину в сто раз эффективнее, чем шаньсийский». И сунув бледную, нежную руку за пазуху, стала шарить там, что-то ища. Взгляд следователя случайно упал на два флакончика, запрятанные у нее за расшитый цветочками розовый бюстгальтер. Флакончики были зеленого стекла, но не прозрачного, а затуманенного, из какого во многих странах делают бутылки для марочных вин. Такое стекло выглядело особенно дорогим: понятно было, что это стекло, но с какой стороны ни глянь — не похоже, поэтому флакончики смотрелись как нечто драгоценное. Развив эту мысль, он вывел еще одну: очевидно, что на подносе сидел мальчик, но, с какой стороны ни посмотри, на мальчика он не похож, поэтому и смотрится как нечто драгоценное. Можно развить эту мысль и по-другому: очевидно, что на подносе никакой не мальчик, но, как ни посмотри, очень похоже на мальчика, поэтому эта штука хоть и не мальчик, но ценность представляет большую. Наконец рука вытащила из бюстгальтера один флакончик. Корявые буквы на нем невозможно было прочесть, но в следователе взыграло тщеславие, и он манерно, словно разбирался в любом иностранном языке, произнес: «Это или виски, или бренди». «Тот самый корейский белый уксус это, который тебе нужен», — был ответ. Принимая флакончик, следователь поднял глаза и увидел на лице торговки то же выражение, что и у своего шефа, когда тот бросал ему пачку сигарет, но, присмотревшись, понял, что они не очень-то похожи. Та обнажила в улыбке два сверкающих клыка — ну просто сама наивность. Следователь открыл флакончик, и на горлышке выступила белая пена. «Ну и уксус, — сказал он, — пенится, что твое пиво». «А по-твоему, во всем мире только пиво и пенится?» — усмехнулась торговка. Он задумался. «Ты права, а я — нет, — согласился он. — Крабы вот не пиво, а тоже пузыри пускают». И капнул немного выступившей жидкости на барабан револьвера. В нос шибануло спиртом. Покрытый пеной револьвер потрескивал, как большой зеленоватый краб. Протянув руку, он ощутил болезненный укол в палец, похожий на укус скорпиона. «А тебе известно, что торговать оружием противозаконно?» — громко осведомился он. «А ты действительно считаешь, что я торгую?» — презрительно хмыкнула торговка. Ее рука юркнула за пазуху, она вытащила бюстгальтер и тряхнула им. Обшивка бюстгальтера слетела, и перед следователем сверкнули блестящие, сделанные в Америке из нержавеющей стали наручники с пружиной. У него на глазах торговка превратилась в лупоглазого и горбоносого полицейского с густыми бровями и рыжими бакенбардами — типичный полицейский начальник. Он схватил Дин Гоуэра за руку и в два щелчка замкнул наручники на его руке и на своей. «Теперь мы скованы одной цепью, и нам друг от друга не сбежать. Если, конечно, силы у тебя не на девять быков или на двух тигров, чтобы тащить меня на хребтине». В этот критический момент сила у Дин Гоуэра откуда только и взялась: он подставил плечо и легко вскинул на него дюжего полицейского. Казалось, этот верзила вырезан из бумаги и почти ничего не весит. Пена тем временем исчезла, ржавчина полностью сошла, и револьвер предстал в первозданном серебристо-сером облике. Безо всякого усилия он нагнулся и поднял револьвер, ощущая запястьем его тяжесть, а ладонью — тепло. «И правда прекрасный ствол!» — воскликнул свисавший у него с плеча полицейский. Мощным движением он отбросил этого верзилу в сторону обвитой плющом стены. Множество молодых побегов и старых плетей свивались в один узор. Красоты добавляли яркие пятна застрявших в нем красных листьев. Полицейский медленно отлетел от стены и шлепнулся прямо у его ног. Но растянувшиеся, как резиновая лента, наручники по-прежнему стягивали их кисти. «Американские! — осклабился полицейский. — Не снимешь, даже не мечтай!» Запаниковавший Дин Гоуэр приставил дуло револьвера к этим растянувшимся, почти прозрачным наручникам и спустил курок. От сильной отдачи рука подпрыгнула, и револьвер чуть не вышибло. Он глянул вниз: на наручниках ни царапины. Выстрелил еще раз: результат абсолютно тот же. Свободной рукой полицейский достал из кармана сигареты и зажигалку. Сигареты американские, зажигалка японская, качество первоклассное. «Неплохо вы здесь, в Цзюго, живете!» — проговорил Дин Гоуэр. «В наше время тех, кто не робкого десятка, убивает жадность, а тех, у кого кишка тонка, — голод, — хмыкнул полицейский. — Деньги вокруг просто летают — только успевай хватать». — «Если так, значит, то, что вы тут, в Цзюго, из детей блюда готовите — правда?» «Подумаешь, эка невидаль — блюда из детей!» — усмехнулся полицейский. «А ты ел?» — «А ты разве нет?» — «Я ел мальчика ненастоящего, из разных продуктов приготовленного». — «А почем ты знаешь, что ненастоящего? Надо же было прокуратуре прислать нам такого болвана!» «Врать не буду, браток, — признался Дин Гоуэр, — меня тут одна женщина окрутила». «Знаю, знаю, ты ее и убил, а за это смертная казнь полагается». «Ясное дело, — согласился Дин Гоуэр. — Но мне бы сначала в провинциальный центр вернуться и с сыном повидаться, а потом уж и явлюсь с повинной». «Причина веская, — вздохнул полицейский. — Бедные родительские сердца! По всей Поднебесной такая история. Так и быть, отпущу!» С этими словами он наклонился, раскрыл рот и перекусил наручники. От пуль этим наручникам ничего не сделалось, а у него во рту они разошлись, как разваренная лапша. «Приказано кровь из носу схватить тебя живым, браток, и, отпуская тебя, я беру на себя большую ответственность. Но у меня тоже есть сын, очень понимаю твои чувства, поэтому и отпускаю». Дин Гоуэр склонился в низком поклоне: «Даже на том свете не забуду твоей доброты, брат».
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Запах шахмат - Антон Фридлянд - Современная проза
- Жутко громко и запредельно близко - Джонатан Фоер - Современная проза
- Аниматор - Волос Андрей - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Энергия страха, или Голова желтого кота - Тиркиш Джумагельдыев - Современная проза
- Великая страна - Леонид Костюков - Современная проза
- Заговор по душам. (Малоросский прованс.) - Valery Frost - Современная проза
- Теплоход "Иосиф Бродский" - Александр Проханов - Современная проза