Шрифт:
Интервал:
Закладка:
хорошо, что тут не при чём ни я, ни моя вина.
Хорошо, что она всё решила давно за нас,
что я не должен был убеждать её умерить свой пыл,
не должен был наблюдать, как она сомневается всякий раз,
и тёмных её зрачков при этом видеть не должен был.
Главное нынче – исчезнуть, выбрав верный маршрут,
главное не возвращаться туда, где я раньше жил,
не подходить к знакомым домам, не думать,
что здесь меня ждут,
не пугать знакомых, не огорчать чужих,
не забредать в их сны, не спать в тишине их террас,
не пить их вино, не листать их книг и газет,
не слышать дыхания их, не видеть их ясных глаз,
не чувствовать то, что сами они не чувствуют много лет.
Хорошо, что теперь я могу вылетать в дымоход,
проходить сквозь пламя, замертво падать в траву,
чувствовать зыбкую ткань, что сны её бережет,
видеть в воздухе тонкие нити, что держат её на плаву.
Хорошо, что смерть всегда в стороне от прибылей и утрат,
хорошо, что на этой воде не оставим мы ни следа,
что нельзя ничего, безусловно, вернуть назад,
и нельзя ничего потерять навсегда.
Что там было? Неон
зеленеющих крон,
вечернего неба
оранжевый фон.
Луна на крыльце,
темноты прицел,
черные тени
на её лице.
* * *
Каковы твои грехи, женщина?
Кто станет считать швы на тусклой коже,
там, где вены медленно впадают в ладонь?
Кому придет в голову спрашивать дорогу
у тех неизвестных, чьими голосами ты говоришь во сне?
Кому хватит смелости стоять у изголовья твоей постели,
разглядывая, как у тебя под горлом
вьются разъяренные змеи?
Каковы твои беды, каковы твои тайны?
Нельзя ничего скрыть,
нельзя вернуть потерянное.
Так зачем просить прощения у скелетов,
что лежат в саду
под розовыми кустами?
Но она отвечает: всегда
найдется кто-то, кто напомнит о каждой из наших потерь.
Всегда найдется кто-то, кто не оставит нас в покое,
доставая из нашего тела страх, словно корни.
Приближается осень. И во всех церквях
стоит мёд песнопений и голосов.
Всех христиан объединяют изображения святых на иконах,
похожие на портреты в семейном фотоальбоме –
близкий и понятный нам с детства свет сопровождает
нас всю нашу жизнь, ближайшие великомученики – те, кто
вынимали занозы из твоей детской ладони.
Каковы твои несчастья, женщина? Где твои мужчины?
Обманутые и усмиренные, гневные и настойчивые,
они произносят твое имя, словно название микстуры,
которая не облегчила их страданий.
Месяцы, что росли и умирали за твоим окном, –
кто-то собирал их и складывал в кучу,
будто осенний лук.
Но она возражает: месяцы, которые умерли,
не могут ничему научить
и погасшие звёзды, словно глаза филологов,
напрасно пытаются пробиться
сквозь темноту мира.
Ни света, ни пустоты, ни огней на реке,
ни одного имени, которое бы вспомнилось этой ночью.
Любовь – это умение перебирать камни в ночной воде.
Любовь – это умение смотреть, как всё рождается.
Как умирает.
Как рождается снова.
* * *
Женщины, которые живут за рекой,
там, где илистая почва
и красным кирпичом вымощены улицы,
проснувшись, идут на берег,
ждут, что вода принесет им этим утром –
выпущенное кем-то из рук бельё,
пущеные по течению корзины с овощами
и младенцами.
Вода состоит из тайн, нужно
следить, чтобы тебя не затянуло в глубокие колодцы,
туда, где поджидают призраки с рыбьими головами,
с нежными хвостами – влюбленные и брошенные.
Если бы существовали мосты,
если бы можно было перебраться на ту сторону,
я давно был бы уже там.
Как можно забыть о тебе,
находя следы твоих ногтей на предплечье,
и как можно вспомнить твоё лицо
если ты всегда просила выключить свет.
На этих берегах, за цехами и котельными, горят небеса,
и умершие девушки в пёстрых цыганских юбках
стоят в воздухе над крышами, заглядывая в дымоходы,
напевая в них, словно в старые ламповые микрофоны.
Женщины, которые живут на другом берегу –
им никто не рассказывает о молодых приблудах,
что каждый вечер прячутся в разлитом
яблоневом золоте, подсматривая,
как те сбрасывают свои невесомые платья и вытаскивают
из волос шпильки и отравленные гребни.
Кто однажды попал сюда, будет каждый день
рыбачить, забрасывая сети среди тумана,
чтобы бросать к их ногам алые сердца,
вырывая их из рыбин,
словно тюльпаны.
Если бы только можно было попасть на тот берег,
пройти мимо холодной тени электростанции,
увидеть птиц, которые таскают с подоконников
серёжки и нательные крестики.
Почувствовать, как ночью из реки выходит мрак.
Знать, что утром он отступит назад.
* * *
Снега проходят, им не век лежать,
и в полумраке мартовской поры
стоят на кухнях женщины опять
и месяцы там варят, как сыры.
И тёплый дым, бесплотный, как душа,
к далёкой поднимается звезде,
и самый долгий месяц, не спеша,
расходится кругами на воде.
Ведь каждый месяц знает свой шесток
среди ножей, коробок и весов;
их имена длиннее, чем глоток
тяжелой влаги женских голосов.
Их жёлтые тела легки, как блуд,
как пение и плач календарей,
и женщины на берег их несут
для беженцев, убийц и блатарей.
И солнце пастухов
- Вдоль берега Стикса - Евгений Луковцев - Героическая фантастика / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Страна Саша - Гала Узрютова - Русская классическая проза
- Михoля - Александр Игоревич Грянко - Путешествия и география / Русская классическая проза
- Припять. Весна 86 - Александр Карельских - Русская классическая проза
- Камень, ножницы, бумага - Инес Гарланд - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Руки женщин моей семьи были не для письма - Егана Яшар кзы Джаббарова - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Valérie - Павел Николаевич Белов - Короткие любовные романы / Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника - Иван Сергеевич Тургенев - Разное / Русская классическая проза
- Аллегро пастель - Лейф Рандт - Русская классическая проза
- Император - Игорь Викторович Шуган - Поэзия / Прочая религиозная литература / Русская классическая проза