Форма входа
Читем онлайн Собрание сочинений в шести томах т.4 - Юз Алешковский
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Уставившись на слово «ухо», Герман сразу же находчиво вышел на «Имя художника, обезумевшего от нищеты и других унижений буржуазной жизни»,
а затем изуродовавшего себя. Как именно он себя изуродовал, Герман забыл.
В этот момент его память подло применила недозволенный финт. Он долго маялся, пока на ум не пришла, миновав «Подсолнухи», самая тайная из возможных конспиративных ассоциаций: Безухов.
Тогда он, чуть ли не в одних кальсонах, бросился к соседке по лестничной площадке, молодой учительнице и демократке Ангелине Павловне. Не состоя с соседкой этой ни в каких отношениях, кроме как взять почитать книжку да поглядеть в «Словарь иностранных слов», Герман возвратил ей на-днях «Войну и мир».
В романе этом он, помнится, выискал нужную «фамилию одного из маршалов Наполеона», а заодно и перечитал замечательное произведение. Нашел, что внешне он напоминает Пьера, а если бы был поумней, то и всего остального Безухова. Естественно, обрадовался он тогда, что загашник – во Льве Толстом.
Так вот, дверной звонок Ангелины Павловны не работал, поскольку он тоже был хоть и мелкой, но все ж таки глубоко родственной частью агонизирующей Системы.
Герман, как всегда, возбужденный предвосхищением чудесной опохмелки в шашлычной, нетерпеливо забарабанил кулаком по почтовому ящику.
На ранний такой шум вышел очень недовольный друг учительницы, тоже демократ и, судя по агрессивной внешности, активный разрушитель Системы.
Герман, раздраженный ехидно вежливой просьбой объясниться, за которой угадывалась бешеная ревность, резко демократа оттолкнул в сторону и рванулся к книжным полкам. Одной рукой придерживая кальсоны, другою он вытащил оба нужных тома из собрания сочинений. Ни в одном из них, разумеется, желанного загашника не было и не должно было быть.
Он был так подавлен, что даже не извинился и, производя на обоих молодых людей впечатление человека «с сорванной крышей», выбежал из квартиры.
Память его снова отвратительно сфинтила. Герман вспомнил, что одного чугрея из их картежной компании все звали Безуховым. Тот отлавливал бездомных собак и делал из них теплые кацавеечки для зябнущих уличных девочек, продававших свои тела западным и отечественным бизнесменам. Однажды какая-то тяжело раненная шотландская овчарка, собрав остаток сил и возмущения против зверского поведения двуногих волков, оттяпала у шкурника-картежника левое ухо, когда он хищно склонился над своею жертвой в раздумье, как бы ее так добить, чтобы не попортить шкуры…
На улице Герман решительно преградил дорогу свободному такси и, стукнув водителя – хамло и жлоба – лбом об руль, насильно заставил его рвать в нужное место, чего, конечно, не удалось бы сделать в наше смутное время, скажем, старушке, застигнутой врасплох сердечным приступом, или провинциалу, кормильцу семьи, драматически опаздывающему на поезд.
Герман, может быть, нашел бы тогда Безухова и потряс бы его как следует в поисках загашника, но, на счастье того шкурника, он услышал из окна такси, как деревенская баба свободно и жизнерадостно орет прямо на Манеже: «А вот – семя каленое-неказенное!!!» Только тогда нелепая его башка заработала в нужном направлении. Безухов быстренько увязался в памяти с Ван-Гогом и с копией его бессмертной картины «Подсолнухи», за которой он притырил загашник…
В общем, в Нью-Йорке Герман нисколько не желал повторения подобных воркутинских историй. Естественно, начав рассказывать, он не мог так вот с ходу остановиться.
Однажды, находясь под приличной балдой, он притырил в ресторации вокзала, в пожарном рукаве, висевшем в сортире, часть получки. Пожарный рукав разместили там во времена антинародной горбачевско-лигачевской акции, после того как двое алкашей не могли найти в сортире выключатель, распивая одеколон, как-то им там облились, зажгли спички в поисках закусона, который, кстати, свалился в толчок, вспыхнули синим пламенем и, конечно же, получили ожоги.
Так вот, вполне здраво рассчитывая попасть в ту ночь в вытрезвитель, Герман на всякий случай подстраховал себя от ограбления тамошними мародерами-наркологами. А на ноге, поскольку штаны у него в тот момент в сортире были спущены и чтобы собутыльники не просекли место притырки, он написал авторучкой: «пожар брандспойт».
В вытрезвитель он тогда не попал, но утром у себя дома начал вспоминать, куда же это он ухитрился притырить бабки?.. где же это он, черт бы его побрал, тиснул шифровку?
Мучился он, помнится, целую неделю. И только смотря по телику репортаж Невзорова о выволочке поваром с кухни вокзального ресторана Верхнего Волочка «левой», то есть краденой, свиной ляжки, радостно хлопнул себя по лбу. В памяти мгновенно и с дивной четкостью воскресли все его тайные предусмотрительные действия в сортире ресторана.
Он выбежал из дома и, вспомнив с необычайной четкостью все остальное уже в автобусе, тут же, на глазах у пассажиров, снял с себя штаны. Увы! Заветные слова совершенно были смыты с его правой ноги.
Задержать громадину, романтично жаждавшую провести вечер в кабаке «Пещерка», за особо циничные действия в общественном транспорте было невозможно. Расшвыряв пассажиров, чуть не сорвав автоматические двери с петель, напяливая на ходу штаны, он выскочил из автобуса, остановил поток машин и приказал какому-то частнику рвать на красный свет – на вокзал, в ресторан!
Но оказалось, что вчера там был пожар. Буфет и гардероб наполовину сгорели из-за того, что аварийный брандспойт в сортире оказался трагически чем-то забитым. Вода лишь тихо капала с его конца, а ветхий пожарный рукав и вовсе лопнул от ее напора.
К удаче Германа и ресторанного жулья, спалившего буфет, никто до приезда пожарников не догадался отвинтить от брандспойта медную балду. Притыренные бабки так и лежали внутри нее, хотя вымокли до того, что их обменяли в банке на новые лишь со скандалом и после решительного дядиного звонка из райкома партии…
16
Последний из анекдотов своей жизни Герман рассказал старой даме и Даше, когда они гуляли по праздничному, необычно тихому, но бесноватому, словно в будние дни, Манхэттену. Рассказал весьма озабоченно, потому что резкое ослабление работы памяти всегда ужасно его озадачивало, грозя потерей репутации замечательного кроссвордиста и донжуана, умеющего увлечь провинциальных девушек и дам гигантской эрудицией.
В даун-тауне, неподалеку от Уолл-стрита, Герман не мог не обратить внимания на двух приблатненных молодых людей, таких же, как и он, совков, собравших вокруг себя толпу праздных американцев и туристов. Рожи этих типов были ему прекрасно знакомы по Рижскому рынку Москвы.
Не забудем, что, будучи игроком даже в быту, то есть надеясь на случайную, спасительную встречу с человеком Буша, Герман вышел в город в гриме и костюме Санта-Клауса. Имя это он вспомнил за завтраком, когда тенор Доминго пел по «ящику» Санта-Лючию.
В руках он держал книгу знаменитого поэта Бродского «Стансы к Августе». Даша неглупо заметила, что в рождественском костюме Германа содержался белый, красный и синий цвета Российского флага.
Увидев знакомые рожи хмырей-наперсточников в финансовом эпицентре планеты, Герман заволновался. Более того, он просто задрожал. О тайном значении этой симптоматичной дрожи мы поговорим немного позже.
Некогда эти вот хмыри охмурили его на крупную сумму. Он просто не мог не вспыхнуть от совершенно неуправляемой жажды реванша.
И хотя Внуго шепнул ему в тот миг, что проиграть тут можно все, а выигрывать у хмырей, в сущности, нечего, да и неприлично как-то компрометировать постыдной игорной суетой седины Деда Мороза, он тем не менее подошел поближе и стал внимательно наблюдать за манипуляциями залетных фармазонов. Герману сразу стало ясно, что тут у них сегодня включен самый современный механизм мошенничества. О’кей, ответил он Внуго, на хамство и беспредел ответим с позиций благородной силы.
С собой у него было всего две сотни. Вот банковавший хмырь вручил двадцать долларов богатой, судя по всему, японке, явно освобождаясь от невыносимых в Нью-Йорке правил традиционного поведения. Она верно угадала наперсток, под которым находился металлический шарик.
После нее поставил на кон целую сотню второй хмырь. Он тоже, естественно, угадал, и тогда японка, видимо, решила устроить людям с Рижского рынка настоящий Пёрл-Харбор.
Она положила на игровой лоток две сотни долларов. Хмырь банковавший поманипулировал наперстками. Японка накрыла один из них своей миниатюрной ладонью, поскольку у нее – да и у остальных наблюдателей тоже – не было никаких сомнений в том, что шарик расположен именно под ним.
Однако японка, к величайшему своему удивлению, просадила эту пару сотен. Пока она слабовольно боролась с, должно быть, разумными увещеваниями своего Внуго, второй хмырь снова «угадал» и со счастливым видом притырил в портмоне 180 долларов.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Собрание сочинений в шести томах т.4 - Юз Алешковский бесплатно.
Похожие на Собрание сочинений в шести томах т.4 - Юз Алешковский книги
- Собрание сочинений в шести томах. т.6 - Юз Алешковский - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.1 - Сергей Толстой - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Собрание сочинений в двадцати шести томах. т.18. Рим - Эмиль Золя - Классическая проза
- Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески - Карел Чапек - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Луна и грош. Роман. Пироги и пиво, или Скелет в шкафу. Роман. Театр. Роман. - Уильям Моэм - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Том четвертый. Рассказы. - Уильям Моэм - Классическая проза
- Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 2. Романы - Карел Чапек - Классическая проза
- Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 13 - Джек Лондон - Классическая проза
- Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая - Максим Горький - Классическая проза
