Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тройка, семерка, туз… Мгновенность подобного озарения не имела ничего общего не только со скоростью света, но и с самим понятием скорости. Вспыхнувший в существе Германа образ действий просто вывел его за пределы всесильного измерения, за пределы Времени, навязывающего и людям, и звездам необратимую последовательность действий.
Должно быть, он побывал в пространстве остановленного мгновения, где даже самый ничтожный и слабовольный, но чуткий ко всему невидимому человечишко обретает вдруг свободу властвовать не только над привычкой, но и над хитроумными перипетиями собственной судьбы.
Если бы не желание с почтением отнестись к свыше явленному знаку, не спокойное согласие со всем, этим знаком внушаемым, и не озорство души, бежавшей из плена азарта, то Герман безусловно презрел бы дальнейшую игру.
Так люди, без всякого усилия воли бросившие курить, удивляются впоследствии тому, что некогда курили, и отвращаются даже от умозрительного желания закурить вновь. А ежели и берут в рот сигарету, то исключительно для веселого напоминания привычке о том, что ее нет…
Наблюдавшая за Германом старая дама уже успела просадить всю свою наличность. На лице ее не было ни разочарования, ни смятения. Наоборот, в нем было нечто детское, довольное игрою как игрой, но вовсе не призывавшее Германа ни играть, раз он еще не наигрался, ни вовремя остановиться, пока еще не просажено все до последней копейки.
Все, что у Германа осталось, он с нулевым, так сказать, равнодушием поставил на тройку. Ему было совершенно все равно – крутится колесо рулетки или завлекающе покоится на одном месте.
Неожиданному выигрышу он нисколько не удивился. Мысленно, как существу одухотворенному, сказал тройке: «Спасибо и прощай».
Внуго вякнул в этот момент нечто лакейское, подстраховочное и весьма разумное, но Герман сделал вид, что он его не услышал, и поставил все выигранное на семерку.
Рулетка завертелась. Шарик заскакал на ней, вновь попав во власть сразу нескольких непостижимых сил. Ко всем этим силам, может быть, только один Герман испытывал в тот момент такое равнодушие, словно бы их вообще не существовало в природе вещей.
К выигравшей семерке он отнесся с еще большим равнодушием, чем к тройке, хотя ясно было, что он не только все отыграл, но и оказался в приличном плюсе.
У него также ни на секунду не возникло сомнения в том, что теперь следует все до единой фишки поставить на туза, то есть на одиннадцать, а не на зеро, как подсказал Внуго.
То ли благодаря гравитационному чуду, то ли из-за тайного каприза пространства шарик в самый последний момент медленно-медленно перекатился с какой-то поганенькой цифры, на которой он вроде бы желал окончательно задержаться еще секунду назад, – перекатился шарик на 11. Все вокруг потрясенно переглянулись, поскольку цифра эта снова совпала с цветом.
Да! Самым удивительным для окруживших игорный стол людей было то, что странный Санта-Клаус каждый раз угадывал не только цифры, но и цвет.
Зять старой дамы попытался умолить его слинять и спасти все выигранное. Дело, мол, сделано, культпоход удался.
Но Герман никого и ничего не видел и не слышал.
Крупье уже открыл рот, чтобы объявить о прекращении ставок. В этот миг Герман, не задумываясь, поставил целую кучу фишек на зеро. В глазах крупье, как показалось старой даме, застыла тоска предвосхищения результата, сулящего ему потерю места. Сама она уже достала из сумки нитроглицерин.
Время для Германа, повторяем, как бы остановилось, да и сам он был совершенно недвижим.
Атмосфера в этот момент в казино была неописуемой. Это была даже не атмосфера, а космическая тишина, в которой невозмутимый Санта-Клаус блаженствовал в любовных объятиях самой мадам Вероятности.
Если бы тогда хоть на одно мгновение Герман почувствовал азарт, сомнение, слепую веру в удачу, страх, презрение или ненависть к фигуре Случая и так далее, – то все, конечно, сложилось бы иначе.
Но по-прежнему во взгляде его, устремленном куда-то мимо рулетки и вновь запрыгавшего шарика, было абсолютное равнодушие к происходящему.
Со стороны казалось, что этот русский Санта-Клаус – просто какой-то новейший биоробот, присланный сюда Горби для разорения известного миллиардера, владельца казино.
Вполне возможно, что вообще на всем земном шаре не отыскалось бы в тот момент ни одного человека, который поверил бы в удачу Германа, поставившего все, что у него было, на зеро.
В силу именно этого обстоятельства, а также из уважения к состоянию странного игрока и, разумеется, для своего беспредельного торжества над страстями соглядатаев господин Случай – всегда, должно быть, тоскующий по подлинному людскому равнодушию – взял да и остановил зеро как раз под шариком. Остановил и покорно улегся у ног смирившего его человека.
И был он похож в его глазах не на владыку игр, циркачески запахивающего на плечах черный плащ с золотыми блестками, а на бильярдного шаромыжку, шестерящего по части записи игры и поднесения игрокам кружек пива.
Герман почувствовал вдруг не радость удачи, не восторг от образа разрешения трижды перезапутанных проблем и блаженную беззаботность чувств, а странную трезвость.
20
Выиграл он не миллион, но все ж таки сумму вполне фантастическую для человека, истинно нуждающегося и запутавшегося в сложностях жизни.У выхода из казино ему пришлось все-таки дать интервью пронырливым телерепортерам. У него просто не осталось никаких сил. На самообладание и гениальное презрение к року игры их, между прочим, уходит больше, чем на истерические безумства азарта.
Но тут ему сказали, что СИ-ЭН-ЭН иногда смотрят в России. Тогда он согласился поболтать, но потребовал принести за свой счет из буфета шампанское и коньяк в качестве рождественского подарка для всей болевшей за него публики.
Затем, происходило это уже на улице, он отвечал на какие-то ерундовые вопросы джентльмена с ТВ.
Переводила ему старая дама. На вопрос, как он собирается истратить все эти деньги, Герман ответил, что часть валюты, видимо, пойдет на шахтерский дирижабль ПЕРЕСТРОЙКА.
О том, что бабки на него были им проиграны и пропиты с девушками не самого легкого поведения, он, естественно, промолчал.
Но вдруг, непонятно почему посмотрев на небеса, он вздрогнул, пошатнулся, протер глаза и подумал, что он наконец-то «поехал». Вот оно – началось, а может быть, просто продолжается. А Америка, люди Буша, старая дама, арест дяди Интерполом, восхитительное противоборство с Роком игры и дивное расставание с нею – все это – лишь «Один из трагических результатов последовательных запоев», то есть примитивный делириум.
Прямо над ними всеми бесшумно плыл в празднично голубых зимних небесах белый дирижабль. Но это бы – ладно. Плывет себе одновременно по горизонтали и вертикали «Перспективное в условиях Севера летательное устройство» и плывет. Но во всю длину его огромного, невесомого тела тянется надпись: ПЕРЕСТРОЙКА.
Герман подумал, что если все это не бесчинства белой горячки, то дядя, может быть, ни в чем не виноват, но, наоборот, воздушный гигант построен, несмотря на пропив Германом всех пожертвований. И вот плывет он в небесах, привлекая к российскому свободному рынку западные капиталы и спонсоров, ошалевших от неслыханного консенсуса Запада и Востока, а дядя арестован… Надо сейчас же брать адвоката, который не раз удачно выручал папаш нью-йоркской мафии… Перепулить надо дяде в камеру хотя бы кусок жареного гуся с клюквой, яблочный пирог и четвертинку «Абсолюта»…
Из раздумий Германа вывел голос старой дамы.
– Это реклама нового безалкогольного напитка, рассчитанного на перестройку психики алкоголиков, – сказала она. – Говорят, он весьма эффективен, если человек действительно жаждет завязать. Не лишает ума, но согревает душу. Дирижабль взял курс на Москву. Только в Штатах способны затеять такую гигантскую рекламную вакханалию. Кто-то из здешних туповатых советологов кому-то внушил, что если в России одновременно завяжут хотя бы десять миллионов интеллектуалов, то все там будет в порядке с экономикой, демократией и единым контролем над кнопкой ядерной войны. Лучше бы построили на эти деньги пару лишних консервных заводов…
21
Конец этой истории был таким. На квартире у старой дамы Германа уже ждали люди Буша. Внешне это были вполне законопослушные типы, но руки они держали в карманах кожаных курток и тоже, вроде агентов ФБР, казались генетически близкими людьми.
Один из них, встав на цыпочки, помахал перед носом Германа книгой Иосифа Бродского «Стансы к Августе».
Герман взял его за грудки, поднял перед собой, как всегда в разговорах со вздорными людьми очень маленького роста, и мрачно спросил, где его черти носили вчера в аэропорту, если Буш должен был перезвонить и все сказать насчет Деда Мороза, а также мадам Де Сталь? И почему это у него, козла, не один глаз, как сказал Буш, а два? Бабки целы, но он их получит только при наличии одного глаза, о чем была договоренность еще в Москве…
- Собрание сочинений в шести томах. т.6 - Юз Алешковский - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.1 - Сергей Толстой - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Собрание сочинений в двадцати шести томах. т.18. Рим - Эмиль Золя - Классическая проза
- Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 7. Статьи, очерки, юморески - Карел Чапек - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Том второй. Луна и грош. Роман. Пироги и пиво, или Скелет в шкафу. Роман. Театр. Роман. - Уильям Моэм - Классическая проза
- Собрание сочинений в пяти томах. Том четвертый. Рассказы. - Уильям Моэм - Классическая проза
- Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 2. Романы - Карел Чапек - Классическая проза
- Джек Лондон. Собрание сочинений в 14 томах. Том 13 - Джек Лондон - Классическая проза
- Жизнь Клима Самгина (Сорок лет). Повесть. Часть вторая - Максим Горький - Классическая проза