— Она вышла из своей комнаты, когда герцог уже собирался уходить. И вдруг напала на него. Она била его в грудь кулаками. И кричала…
— Что же она кричала?
— Что-то невнятное. Про какую-то маску. Про ад, куда он должен убраться, и где ему самое место. А потом лицо герцога стало белым. Рот искривился, глаза посветлели. И он повернулся и ушел. А бедная Мадлен упала в обморок.
«Значит, герцог понял все! Что баронессу обесчестили, и что сделал это Рауль. — догадался Очо. — Поэтому Робер и хотел убить этого мерзавца».
А Доминик не понимала ничего, кроме того, что де Немюр изнасиловал несчастную Мадлен. «Почему он так взбесился? И не побоялся ворваться в спальню королевы… И хотел убить моего мужа… За что? Почему? Да он просто сумасшедший! Только безумец мог обесчестить даму королевы! Как его только пускают во дворец? Наверное, это у него после тюрьмы»!
— Очо, — спросила девушка, — а у де Немюра часто бывают такие припадки? Мне кажется, он просто ненормален.
Карлик усмехнулся:
— Когда покорную и робкую овцу долго кусают оводы, даже она может взбеситься. Что же говорить о человеке, да еще таком гордом и вспыльчивом, как герцог де Немюр!
— Кусают? Кто же его искусал? Не Рауль ли, что де Немюр чуть его не убил?
— И он, и наша дорогая королева. Она вчера на приеме его здорово искусала. Чуть ли не до крови.
— На приеме?
— Ну да. Как раз, когда вас водили в Розовую комнату, королева с де Немюром были в соседней, Фиолетовой. У них был, должно быть, очень неприятный разговор.
— Ее величество, говорите вы? Она была в соседней комнате? с герцогом? Вы не ошибаетесь, Очо?
— Я видел своими глазами, как она и герцог входили в эту комнату. Похоже, она надавала ему пощечин, потому что он вышел оттуда с горящими щеками…
— Я тоже видела, как он выходил, — медленно сказала Доминик. «Но я думала, что он подглядывал за мной! Выходит, я ошиблась? Нет, нет, это мог быть только де Немюр! Светлые глаза… Насильник. Соглядатай. Мерзкий развратник!..»
Очо соскочил с кровати и, схватив последнее яблоко из вазы, сказал Доминик:
— Мне пора. Если к вам придут интересоваться, что здесь произошло, — а придут наверняка, и очень скоро, — можете сказать то же самое, что и мне.
— А я и не могу сказать ничего другого. Потому что больше ничего и не было, — ответила ему девушка.
Карлик недоверчиво усмехнулся и исчез за дверью.
Прошло какое-то время. И на пороге комнаты Мадлен появилась герцогиня де Луна. Очо оказался совершенно прав, — герцогиня устроила Доминик форменный допрос; но ответы девушки, кажется, удовлетворили первую даму Бланш де Кастиль, и Инес вскоре удалилась.
И снова Дом была наедине со спящей Мадлен. Проснется ли бедняжка? За окном уже начинало сереть… И тут баронесса зашевелилась, застонала — и открыла глаза. Несколько секунд она глядела на Дом непонимающим взглядом; но вот Мадлен вспомнила все, что произошло в коридоре — и вдруг, схватив Доминик за руку, приникла к ней и начала целовать ее, вся сотрясаясь от рыданий.
— Мадлен… Мадлен! — вскричала Дом, пытаясь вырвать свою руку. — Что вы делаете? Перестаньте, умоляю вас!
— Нет, графиня… Вы так добры! Так милосердны! — рыдала несчастная. — Господь да вознаградит вас за вашу великую доброту ко мне! Низкой… грязной… опозоренной… обесчещенной!
— Мадлен, не говорите так! — Говорила Дом, гладя ее по белокурой головке. — Вы ни в чем не виноваты.
— Нет, я виновна! Я не закричала, не позвала на помощь, когда он напал на меня… А потом, после всего, что случилось, — я хотела скрыть свой позор…
Доминик все же удалось отнять у баронессы свою руку. Девушка встала, налила в кубок вина — к счастью, Очо не добрался до бутылки, — и подала напиток Мадлен, которая с жадностью его выпила.
Баронесса перестала рыдать; но ее била крупная дрожь. Дом закутала ее в одеяло и с жалостью смотрела на бледное лицо Мадлен, опухшее от слез.
— Вы, наверное, устали? Вы всю ночь не спали, бедная графиня… И ради кого?.. Ради такой низкой твари, как я!
— Не надо, прошу вас. Вы просто слишком перевозбудились. Я посижу с вами, пока вы не успокоитесь.
— Ах, добрая, великодушная графиня! Если бы вы только могли знать всю правду…
— Так расскажите же мне. Я вижу — вам хочется излить душу. Доверьтесь мне, — ласково сказала Доминик.
— Я доверяю вам целиком и полностью. Как только я увидела вас вчера на приеме у королевы, — я сразу поняла, что вы не такая, как другие придворные дамы. И я, действительно, хочу хоть кому-нибудь все рассказать…
— Поведайте же мне все. Уже близко утро. Я все равно уже не засну.
— Я из бедной, хотя и благородной семьи, — начала баронесса. — Родители мои давно умерли, и меня воспитывала тетка. Но она не любила меня, постоянно напоминала, что приютила у себя только из жалости. Ей удалось, через какие-то связи, добиться для меня должности дамы королевы — и избавиться, таким образом, от меня. Я была рада этому назначению, — оно было почетно, не слишком обременительно и, что самое главное, — у меня появилась надежда выйти замуж, хоть я и была бесприданницей, потому что ее величество любит сосватывать своих дам, и часто дарит нравящимся ей девушкам на свадьбу деньги или земли. Я поступила на службу полгода назад, — и уже появился молодой человек, готовый жениться на мне, красивый и благородный… Но все рухнуло! Месяц назад, когда я возвращалась после ночного дежурства из покоев королевы, — это тоже было на рассвете, — и уже открывала дверь своей комнаты ключом, на меня напали сзади… — Она содрогнулась, вспомнив это. — Он приставил мне кинжал к горлу, прошептал: «Закричишь — убью!» и поволок в комнату. Он бросил меня на кровать на спину, — и я увидела, что он одет во все черное… и что на лице у него черная маска. — Она опять вздрогнула. — Этот кошмар… смогу ли я когда-нибудь забыть его? Он разорвал на мне платье… и нижнюю рубашку… Рубашку он разрезал кинжалом на полосы, и привязал мои руки и ноги к столбикам в изголовье и в изножье кровати. Он завязал мне рот. А потом он разделся и лег на меня … Ах, графиня! Вы так юны и невинны… И я не могу рассказать вам, что сделало со мною это чудовище… Я несколько раз лишалась чувств от боли и ужаса. Но он давал мне нюхать соли. Он хотел, чтобы я была в сознании — и видела, и чувствовала, что он делает со мной.
Доминик сидела и слушала, ни жива ни мертва. Боже, до какой степени гнусности мог дойти тот, кто сделал это с несчастной Мадлен!
— И, главное, — продолжала баронесса, — он делал все это с улыбкой. И какой улыбкой! У меня кровь до сих пор стынет в жилах, когда я вспоминаю ее… Он наслаждался тем, что я была в его власти. Что он мог делать со мной, что ему взбредет в голову.
