Форма входа
Читем онлайн Том 3. Воздушный десант - Алексей Кожевников
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
А расходиться все-таки надо. При вспышке новой ракеты мы припадаем друг к другу, крепко обнимаемся и долго целуемся, как в кино, что и дышать становится нечем. Потом Танюшка начинает отстранять меня и шепчет:
— Иди, иди. Скоро увидимся. Не сердись, что я так, по старинке… — и озорно благословляет меня широким крестом. Перекрестив три раза, быстро, без оглядки убегает назад.
Пока я под осенним ненастьем шастал от партизанского госпиталя до Настёнки, а потом лежал у нее в подземелье, месяц успел и народиться, и выкупаться, и уже изрядно вырос. Мне это на руку: в свете месяца отчетливо видны деревни, дороги, тропинки, лесочки, и я бреду уверенно, не блуждая.
В конце первой же ночи встает над горизонтом знакомый ветряк-инвалид, где оставил я Антона Крошку с Аленой Березкой. Беру прямо на ветряк, прибавляю шагу. Ночной горизонт не широк, и к рассвету я возле ветряка.
— Здравствуй, приятель! — До целого крыла, вздернутого вверх, и до култышек других, поломанных крыльев мне не дотянуться, и здороваюсь с ветряком прикосновением ладони к деревянной стенке. — Кто же изуродовал тебя, дружище? Ветер? Молния? Снаряды?
Намолчавшись в подземелье, я рад поболтать и с неодушевленным ветряком.
— Ну как ты теперь, один или есть постояльцы?
Сигналю фонариком, дудочкой, спрашиваю, кто есть.
Ветряк пуст. Значит, Антон Крошка… Нет. То, что ветряк пуст, ничего не значит, радоваться еще рано.
Уже достаточно светло, чтобы увидеть меня, и ради предосторожности обползаю вокруг ветряка на коленках, гляжу, нет ли тут свежей могилы. Никаких признаков. Вот теперь можно порадоваться: Антон Крошка, верней всего, поправился и благополучно ушел отсюда на сборный пункт бригады.
Теперь я могу спокойно дневать и забираюсь в ветряк. У меня нет никаких оснований не доверять ему: он долго и верно хранил Антона Крошку. Забираюсь на самый верх, под крышу. Здесь не очень уютно: сильно свищет ветер, не переставая рвется в полет уцелевшее крыло, отчего весь деревянный ветхий шатер мельницы дрожит, скрипит.
Зато на этом бую я не засну слишком крепко, не просплю свою голову. Кроме того, отсюда видно далеко-далеко во все стороны. А я люблю поглядеть на мир с высоты. У меня эта любовь с детства, когда мы с Федькой носились по холмам и высоткам Подмосковья. Потом она разрослась во время экскурсий на Урал и Кавказ. И наконец, служба в воздушно-десантных частях, учебные полеты и прыжки с парашютом сделали меня неболюбом.
И еще одно удовольствие лежать здесь, под крышей ветряка, — мне кажется, что я быстро еду, лечу, оттого и скрип и ветер. А после пресмыкательства на земле и под землей я сильно тоскую по езде, по полету.
Засыпаю с приятным воспоминанием, как ездил с отцом на Алтай. Во время разных сельскохозяйственных кампаний — посевной, уборочной — наша Чижевская МТС каждый год посылала своих трактористов помогать таким многоземельным краям, как Сибирь, Казахстан, Заволжье. Ездил на такую помощь и мой отец. Однажды, за год до войны, мы ездили вместе, он — трактористом, я — помощником. Был целый состав платформ с тракторами, а в хвосте одна теплушка для трактористов. Но я только забегал в нее поесть да попить, а ехал на платформе, возле нашего трактора, и спал там. Рассядусь, как тракторист, схвачусь за рулевую баранку, чтобы на крутом повороте не швырнуло за борт, и качу. А навстречу мне с шумом, с дымом, с ветром несутся пассажирские и товарные составы, плывут неоглядные поля спелой бронзоватой пшеницы, сосновые перелески и белоногие березовые колки, пестрые, будто прикрытые лоскутными одеялами, города, однообразно серые бревенчатые деревни, голубые извилистые реки и речки, в небе хлопотливо летают птицы, важно, неторопко передвигаются облака, иногда еле видимые, а иногда совсем невидимые, широко, могуче гудят самолеты.
Когда обгоняем подводы, пешеходов, кажется, что они идут навстречу нам, но идут нелепо — пешеходы вперед спинами, а телеги задками.
Ночью земля становится похожей на небо, ее окутывает синеватый небесный сумрак, и в нем зажигаются огни. Большими золотистыми роями сияют они в городах, тускло, грустно, редкими точками тлеют в деревнях, широкими сполохами мчатся по дорогам впереди машин, одиноко, вразброс, теплятся на полевых станах. Ночная земля красивей ночного неба.
С открытой платформы я оглядел нашу землю от Москвы до Алтая, а когда работал, все время была видна сверкающая под солнцем снеговая корона горных вершин. Оттуда мчались какие-то особенные ветры, они так освежали и бодрили, что трактористы почти не чувствовали усталости и степной жары, которая бывала под сорок градусов.
Также на открытой платформе ехал и обратно. В ту поездку особенно сильно, незабываемо я почувствовал родину. Моя родина не только деревня Чижи и отделение милиции, где прописан я, но и все Подмосковье, вся Россия, вся Земля и все небо с Луной, Солнцем, звездами. Здесь, в десанте, я постоянно чувствовал эту свою большую родину. Хранила меня не дрянненькая избушонка в Чижах, а сама Земля, обогревало само Солнце, дорогу мне освещала Луна, моим поводырем в ночных бездорожных плутаниях много раз бывали звезды.
Сон на ветряке быстро освежил и укрепил меня, как тот горный алтайский ветер, к полудню я уже выспался, готов в дорогу. Но идти открытыми полями при солнце не рискнул, остался на ветряке до темноты. Сегодня я могу не рисковать и не спешить, даже полениться, еды мне Танюшка насовала полный вещмешок, питья после недавних дождей везде море. Лежу, глазею на пустое небо. Где-то там, далеко-далеко за Солнцем, есть такая же земля, на ней такой же ветряк, и в нем такой же Корзинкин, и он думает то же самое, что и я.
Ну зачем бог и его чудеса?! Вселенная — уже такое чудо, к которому невозможно прибавить что-либо!
С наступлением темноты оставляю ветряк. Вскоре показывается знакомая заброшенная колокольня.
У колокольни нечего делать, прохожу мимо и сворачиваю на тропу к памятной деревеньке, где жила Алена Березка. Вот здесь я не пройду мимо. Стучусь. Слышу тяжелые, ленивые шаги и голос через дверь:
— Што надо?
— Алену Березку.
— Э-э, хлопче, запоздал ты. Ускакала твоя Алена.
— Куда?
— Не знаю. Ускакала — не сказала.
— Давно?
— Не дюже давно, недели с две аль чуть побольше.
— Спасибо!
И бреду дальше. Крепнет вера, что Антон Крошка и Алена ушли вместе в нашу бригаду.
Еще два дня и две ночи в дороге. Наконец Черный лес. Он начинается реденьким, низкорослым кустарником. Перебегая в серой, туманной мгле раннего утра от кустика к кустику, натыкаюсь впопыхах на тройку вооруженных людей. Они мгновенно окружают меня и хрипят сдавленными голосами:
— Стой! Руки вверх!
Скорее всего, десантники. Одеты сборно: есть на них кое-что и советское военное, и немецкое военное, и гражданское. Все грязно, рвано. Автоматы у них наши и крик: «Руки вверх!» — наш, десантский.
31
— Братцы, товарищи, я свой! Я Корзинкин!
Один из них хватает меня за лацканы куртки, притягивает к себе и начинает разглядывать в лицо. Оно у меня почти целиком закрыто повязкой. Разглядывает и ворчит:
— Корзинкин?.. Но если врешь, прикончу на месте.
Тут я узнаю в этом человеке своего дружка Федьку Шаронова и говорю:
— Феденька, осторожней тискай. Я еле жив.
— Корзинкин, верно. Выплыл? Вот это дело. Я ж давно причислил тебя к лику убитых. — Он раскидывает руки для объятий: — Можно?
— Валяй! Только потише, не повреди рану.
— Тихохонько. Я — как мама, как бабушка. — И действительно, обнимает меня нежно, ласково, насколько позволяют это грубые солдатские руки.
— А нам можно? — спрашивают двое других и тоже обнимают меня. Они не так близки мне, как Федька, но тоже десантники и даже одного со мной батальона. Сейчас вся группа возвращается из разведки.
Спрашиваю Федьку, с чего он решил, что я убит.
— Как с чего? Я давно здесь, а тебя нет и нет.
— Я писал тебе с одним старикашкой. Что он, не дошел, не донес письмо?
— И дошел, и донес. Но ты и после письма еще болтался где-то. Я все жданки съел.
— Ты не умеешь ждать.
На мой упрек Федька отвечает упреком же:
— А ты не умеешь ходить, неповоротлив, как бревно.
Потом окидывает всех нас быстрым взглядом и командует:
— Ну, малышня, пошли!
Он не любит обращений «малыши», «парни», «ребята», они слишком нежны, сладки для его детдомовского слуха, и признает только «малышня», «шкеты», «пешеходные орлы».
Шумно вваливаемся в лес. Шуметь и здесь не положено, но не можем сдержать радости, что живы и снова вместе, не можем подавить желания погаметь хотя бы немножко: всем до смерти надоело переговариваться шепотом, чихать, кашлять и смеяться в кулак.
— Вот наш дом. — Федька кивает на лес важно, гордо.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Том 3. Воздушный десант - Алексей Кожевников бесплатно.
Похожие на Том 3. Воздушный десант - Алексей Кожевников книги
- К своей звезде - Аркадий Пинчук - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в четырех томах. Том 1 - Александр Серафимович - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в четырех томах. 2 том - Борис Горбатов - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в четырех томах. 1 том - Борис Горбатов - Советская классическая проза
- Шесть зим и одно лето - Александр Коноплин - Советская классическая проза
- Собрание сочинений. Том 1 - Петр Павленко - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в 4 томах. Том 1 - Николай Погодин - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в трех томах. Том 3. - Гавриил Троепольский - Советская классическая проза
- Юность в Железнодольске - Николай Воронов - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в девяти томах. Том 1. Рассказы и сказки. - Валентин Катаев - Советская классическая проза
