Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы спите с сонными? — спросила сестричка, закрывая ординаторскую. — Первая ночь в больница трудная — новички, по обыкновению, не спят. Я вам укол сделаю.
Но и с уколом Петров долго не мог уснуть. Храпели и стонали сопалатники. Было душно — проветривали только днем, для чего все из палаты выходили. У окна шелестяще, как дождик по опавшим листьям, плакал во сне Голосистый.
Когда Петров все же уснул, посетило его сновидение «Уход жены Софьи к другому».
Софья, такая, какую он видел днем, в короткой дубленке и клетчатой юбке, уходила от него с артистом Яковлевым (все же с Яковлевым, не с каким-то там Челентано). На прощание Софья сказала:
— Я думаю, будет честно, если я уйду от тебя не после операции, а до. Чтобы на операцию ты пошел свободным.
— Это очень благородно с твоей стороны, — ответил Петров.
Софья уходила улыбаясь и пошевеливая пальцами поднятой руки, как это делают фигуристки, посылая привет по телевидению своим близким с чемпионатов Европы и мира.
Петров тоже махал ей и радовался, что они оба такие интеллигентные.
Но вдруг его охватил страх, какой-то жуткий, животный страх, и он побежал по пустым улицам, по набережным, вдоль воды с насквозь проржавевшими кораблями.
На следующий день, едва Петров позавтракал, в холл заглянула дочка Анна и поманила его.
— Тебе гулять можно?
— Можно.
— Пойдем. Не хочу я тут сидеть. На, возьми. — Анна протянула ему тяжелый полиэтиленовый мешок с напечатанными на нем женскими лицами, остекленелоглазыми и густо напомаженными.
— Мешок вернуть? — спросил Петров. — Небось заграничный.
— Не нужно. Я их терпеть не могу — наркоманки. Давай быстрее. Потом переложишь в холодильник сметану и ветчину. А сейчас брось на кровать. Я с Гульденом.
Погода была теплая. Снег подтаивал. Идти было скользко. Обрадованный Гульден скакал на Петрова и сбоку, и сзади, и на грудь.
— Хотела взять Антошку, — сказала Анна. — Да нечего ему тут делать.
— В каком смысле?
— В прямом. Думаешь, приятно смотреть на обреченных людей?
— Ты всегда была исключительно откровенной девочкой.
— Как фамилия твоего завотделением?
— Дранкин.
— Он. Я справлялась — классный специалист, самый лучший. Кстати, ты нацарапал ногтем в «Модильяни»?
Петров хотел сказать: «Эразм», но, помычав, все же сказал:
— Я.
— Это твое хулиганство Антошка взял на себя. Представляешь, он тебя любит. Нас с отцом игнорирует, а тебя любит. Па, может, у тебя есть какие-нибудь желания? Скажем, куриный бульон с домашней лапшой?
— Нету, — сказал Петров.
— Па, Сергей хотел перевести тебя в институт к профессору Герману, но ему посоветовали не волноваться — на сегодня в Ленинграде нет лучшего хирурга по твоим делам, чем Дранкин. И атмосфера у вас на отделении, говорят, душевная, и коллектив, утверждают, как на подбор.
— На подбор и есть, — заявил Петров с гордостью. — Они тут не в игрушки играют, не прыщики йодом смазывают, им тут фанфаронствовать некогда — нужно спасать людей.
Дочь усмехнулась.
— Вот и не прав ты, па. Они не спасают — они работают. Стоит им вместо работы начать спасать, как все тут и кончится. Или, наоборот, начнется невесть что. Проводи меня до трамвая.
На остановке Петров присел на корточки, а Гульден, встав на задние лапы, лизнул его в нос.
Петров махал вслед уходящему на мост трамваю. Ветра не было, но глаза его слезились. «Нервы ни к черту, — подумал он. — Нужно попить транквилизаторы. Хотя с чего бы моим нервам так расшататься? Глупо».
Вернувшись на отделение, Петров увидел своего сына — Аркашка держал за локоть старшую сестру и что-то там декламировал. А она смотрела на него обреченно, как Снегурочка, уже начавшая подтаивать.
— Отец! — воскликнул Аркашка и пошел, протягивая к нему руки. И обнял его. И слезу пустил. Скупую.
Петров знал, что Аркашка проделывает все это для персонала, и все равно ему было приятно.
— Ну ты даешь, — прошептал ему на ухо Аркашка. — С чего у тебя эта дрянь завелась? От страха перед мамашхен?
— Ты что, изменил к матери отношение? — спросил Петров.
— Да нет. Но ты пойми тоже — случись с тобой что, она же на меня навалится всей своей массой. К Анне она не полезет. Анна от нее сановным мужем заслонилась. Ей перед кем-то возвышаться надо. Так что ты тут без глупостей — выкарабкивайся, неси свой крест. — Аркашка обнял Петрова за плечи, и Петров почувствовал искренность в этом объятии. — Кстати, на вот тебе гостинец. — Аркашка достал из кармана прозрачный кулечек с конфетами в розовых фантиках — «Мечта». — Харчей тебе муттер и швестер принесут, а это сестричкам раздай для подхалимства — дефицит. Мало ли, потребуется лишний укольчик. Девки эту «Мечту» ух как любят. У меня в Москве одна гражданка к ним доступ имеет. Но засылает мало. Гражданки теперь стали жадными.
Аркашка повздыхал, поглядывая на больных и сестер.
— А у вас ничего тут. Больные благообразные, не раздутые от трагедии мордовороты. И кадры есть. Ишь как копытцами бьет.
Мимо проходила сестричка Лидочка, та, что подзывала Петрова к телефону. Она была без халата, в вязаной шапочке и длиннющем шарфе: работу закончила, шла домой. Аркаша догнал ее, как-то естественно опустил на ее оторопевшую ладонь конфету «Мечта» и сказал:
— От моего папы. Вам. Вон мой папа сидит. Не обижайте его.
Лидочка посмотрела на Петрова с укоризной, покраснела и пошла, и заслонилась от Аркашки стеклянной дверью. Но Аркашка уже не смотрел на нее.
— Вспомнил! — Аркашка шлепнул себя по лбу. — У тебя десятки не будет?
Петров сходил в палату, принес десятку.
— Ну, как ты меня понял — без глупостей. — Аркашка снова обнял отца за плечи. — Мать говорит, ты свои вещи из дома унес.
— Унес. — Петров кивнул. — Унес. И закопал.
— Па, у тебя нет такой мысли, что ты в мою квартиренку, а я к мамашхен?
— Нет. Ты не волнуйся, если и будут мысли, они будут проще.
— Па, ты взрослеешь бешено. Скоро я тебя на «вы» буду звать. — Аркашка постоял, раздумывая о чем-то, видать, для него важном. — Выйдем, — наконец сказал он. — Пальтецо у тебя где?
У решетки, ограждающей территорию диспансера, среди обычных «Жигулей», «Москвичей» и «Запорожцев» стоял оранжевый «Вольво».
Сначала из машины показалась щиколотка в тонком чулке, затем сверкающее колено, затем пушистая юбка, затем полы шубы из серого зверя, затем шарф толстой вязки, затем волосы соломенного цвета. И вот она распрямилась: Аркашка был высок, но она выше его на голову, и на какую голову — сплошные зубы для улыбок и для колки орехов. После первого ослепления зубами можно было рассмотреть детские глаза и детский выпуклый лоб.
— Ольдегерда, — сказал Аркашка. — Моя невеста. Она из Швеции. Не думал тебе показывать, думал, расстроишься, да ладно уж — смотри.
Петров поклонился, хотел было протянуть руку, но одернул себя: «Ты что, Петров, может, за границей не положено, у тебя же ЭТА болезнь, по-ихнему канцер». Он смутился. И Ольдегерда смутилась. Светилось в ее глазах простодушное желание понравиться, и руки у нее были большие, как весла, и вся она как будто плыла в каком-то неведомом море.
«Хорошая девушка», — решил Петров.
— Она по-русски понимает?
— Понимаю, понимаю, — сказала Ольдегерда с улыбкой. — Только не понимаю, почему Аркадию нельзя со мной жениться? Мой папа химик.
— Да я не возражаю. — Петров окончательно смутился, но вдруг вспомнил о кулечке конфет в кармане пижамы, достал его и вложил в ладони Ольдегерды.
— Stop chattering. Let's go[5], — сказал Аркашка.
Петров вспомнил, что Аркашка кончал английскую школу.
— Гуд бай, — сказал Петров.
Ольдегерда эта залезла в свой «Вольво», послала Петрову воздушный поцелуй. Аркашка сел с ней рядом — сидел и голову не поднимал.
Так они и уехали.
Следующим гостем в тот день была секретарь директора Людмила Аркадьевна. Она принесла гвоздики на длинных ножках и банку черешневого компота.
— Ах, Александр Иванович, Александр Иванович. Это ошибка! Этого не должно быть. Вас, оказывается, все любят. И я, оказывается, вас люблю. Живешь в суматохе будней, некогда проанализировать свои чувства. Арсений Павлович шлет вам большой товарищеский привет.
Петров представил, как, узнав о его болезни, Арсений на минутку расстроился и его аристократические щеки повисли, словно два пустых кошелька.
— Он обязательно к вам придет. Вы знаете, без вас как-то пусто. А в феноменологии все ходят унылые. Александр Иванович, дорогой мой, попросите их сделать вам еще раз серьезную томограмму. Не верю… Не верю…
К ним подошел Дранкин. Покачался с носка на пятку, с пятки на носок.
— Петров, идите на рентген. — А когда Людмила Аркадьевна, попрощавшись, вышла с заразительной грацией и бодростью, произнес, вздохнув: — Работаешь, работаешь — даже фамилию ее позабыл, может быть Белохвостикова?
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Свет-трава - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Собрание сочинений в 4 томах. Том 1 - Николай Погодин - Советская классическая проза
- Слово о солдате (сборник) - Михаил Шолохов - Советская классическая проза
- Это случилось у моря - Станислав Мелешин - Советская классическая проза
- Зеленая река - Михаил Коршунов - Советская классическая проза
- Журавлиные клики - Евгений Петрович Алфимов - Советская классическая проза
- Чекисты (сборник) - Петр Петрович Черкашин (составитель) - Прочая документальная литература / Прочие приключения / Советская классическая проза / Шпионский детектив
- На реке Байдамтал - Чингиз Айтматов - Советская классическая проза
- Под крылом земля - Лев Экономов - Советская классическая проза