Форма входа
Читем онлайн Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Именно кнутом, то есть насилием и страхом, достигается рабская покорность народа: «Кнут! От одного этого слова у русского холодеет сердце, кровь стынет в жилах, это слово бросает в жар, поселяет ужас в душе и подавляет шестидесятимиллионный народ. Но знаете ли вы, что такое кнут? Это — смерть, — скажете вы. Нет, это не смерть, это в тысячу раз хуже»[1087].
Если Россия — царство кнута, то император в такой стране непременно должен персонифицировать деспотичную грубую власть. Между тем ничего подобного в тексте де Ланьи мы не находим, даже наоборот! «Император Николай, безусловно, самый достойный человек в своей империи, равно как самый красивый, самый справедливый, самый гуманный и самый просвещённый. Он внушает уважение и почтение всем, кто его окружает или имеет счастье к нему приблизиться, не столько из-за преклонения перед священной властью, сколько из-за его редких и великих качеств»[1088].
При этом Николай является достойным продолжателем дела Петра, на которого он очень похож (и это тоже частое сравнение у иностранцев), прежде всего своим неизбывным трудолюбием и энергией: «Здоровья крепкого и железной энергии, невероятной трудоспособности, он утомляет своих министров и секретарей работой. Всё своё время и все свои силы он отдаёт управлению своей обширной империей, он всегда первым встаёт и последним ложится»[1089]. «Армия, финансы, морской флот, торговля, сельское хозяйство — он за всем наблюдает, будучи предельно ответственным и честным». Единственное, что ему не под силу, — это «продажность, от которой страдает империя». Тут, как пишет де Ланьи, «его власть побеждена»[1090].
Итак, образ Николая I в интерпретации де Ланьи — это пример идеального правителя, абсолютного самодержца, который олицетворяет власть как таковую: «Он правит страной согласно только своим собственным намерениям, всегда сообразуясь только со своей собственной волей. Находиться под чьим-то влиянием было бы для него равнозначным отречению»[1091]. Император — как Левиафан Гоббса, все нити и рычаги управления сходятся к нему, он обладает всей полнотой власти: «Религия, Бог, поп и закон персонифицируются в царе»[1092]. «Указы, регламенты, решения, смертные приговоры, помилования — всё зависит от императорской воли»[1093].
Но пресловутая жестокость Николая оправдана дикостью народа: «Он понимает, что его народ, который он очень хорошо знает, совершенно не способен жить при режиме, находящемся в гармонии с евангельскими заповедями»[1094]. Это общее место авторов, доброжелательных по отношению к России, хотя де Ланьи к таким не относится; они оправдывают абсолютную власть, подчёркивая, что только таким образом можно управлять русскими: «Чтобы управлять таким народом, нужны кровавые и суровые законы, сеющие ужас в душах, поражающие всех, от малого до великого»[1095].
Однако нет особой нужды применять кнут (и это тоже общее место), ведь народ и без того покорен и безропотен. А это является следствием крепостного права, которое ввергло народ в рабское состояние: «Приученный к покорности и ужасающему рабству, крестьянин совершенно безразличен ко всему, что его окружает. Управляющий его обкрадывает, хозяин, дабы удовлетворить свою похоть, забирает его дочь, а он благодарит его за честь, оказанную его семье»[1096].
Крестьяне — абсолютно бесправны, закон их не защищает: «Закон защищает только жизнь и имущество бояр. Крепостной, рассматриваемый как пахотная машина, не нуждается в законах; плуг может провести ночь на улице, на снегу, под дождём. То есть что ещё крепостной в России, как не бродячий плуг?» Соответственно, «для крепостного нет закона, нет судов, нет правильной процедуры. Для него есть только помещик; суд — это тоже помещик»[1097]. Собственности — тоже нет: «Для крепостного собственность — это вещь неизвестная, этого слова не существует в его языке». Равным образом в русском лексиконе нет слов «гражданин» и «свобода»[1098].
Вместе с тем на каждый тезис Ланьи выдвигает антитезис: он осуждает крепостное право, но подчёркивает, что состояние крепостничества в российских условиях предпочтительнее того положения, которое ожидает крестьян на свободе. Поэтому он согласен с утверждением, что «у русских крестьян нет стремления к свободе, и они счастливы в условиях рабства <…> Если крестьяне становятся свободными фермерами, они всё должны выращивать на свой страх и риск, и хозяин им не обязан помогать. Поэтому они предпочитают крепостническое состояние, позволяющее им не думать о будущем и о свободе, призывающей их к труду. Есть что-то негритянское в природе русских»[1099].
Слово «негритянское» появляется здесь вовсе не случайно. Русский народ, по словам Ланьи, пребывает ещё в детском, читай — диком, состоянии: «Нравы русского крестьянина — это нравы ребёнка»[1100]. Это, как читатель уже знает, тоже общий взгляд на Россию: наша страна далеко отстоит от Запада, русскому народу ещё предстоит пройти путь, который уже давно прошли все цивилизованные народы.
Какой же вывод делает автор этой книги? Россия — это не только «царство фасадов», это страна парадоксов. Вроде бы всё плохо, но в то же время для русских — вовсе нет, поэтому то, что выглядит как набор негативных штампов — самодержавие, деспотизм, крепостничество — на деле оказывается не столь однозначным. Помимо этого, де Ланьи уверяет читателя, что европейцам нечего опасаться России, ведь она колосс на глиняных ногах, и это тоже ещё одно общее место! Сделать такой вывод автору не мешает и тот факт, что Россия «по численности населения и своему географическому положению является, без всякого сомнения, державой первого порядка, она есть держава пассивная», поскольку её внешняя политика не самостоятельна и зависит от других государств (снова мы имеем дело с общим местом, как раз эту несамостоятельность иллюстрирует образ России-медведя в ошейнике, символизирующем прежде всего зависимость внешней политики[1101]). Поэтому «не надо верить в то невероятное будущее, которое ей предсказывают большинство государственных людей, видевших эту страну только на карте»[1102].
Книга Жермена де Ланьи, хоть и не стала таким бестселлером, как работа Астольфа де Кюстина, всё же пользовалась популярностью у издателей, вероятно, в связи с читательским спросом на подобного рода продукцию. Её регулярно переиздают до сих пор, она переведена на английский, немецкий, шведский языки. А несколько лет назад сочинение де Ланьи вышло и на украинском.
Пропаганда Крымской войны: от театральных постановок до нового издания книги Кюстина
К концу 1853 года общественное мнение во Франции было резко антироссийским. В то же время «русская тема» была в моде. Например, в парижском театре «La Gaite» (Веселье) 24 ноября 1853 года состоялась премьера драмы в пяти актах Альфонса-Франсуа Арно и
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина бесплатно.
Похожие на Русофобия. История изобретения страха - Наталия Петровна Таньшина книги
- Молот Радогоры - Александр Белов - Публицистика
- Последний бросок на Юг - Владимир Жириновский - Публицистика
- Назад в будущее. История создания - Касин Гейнс - Кино / Публицистика
- Русофобия - десять лет спустя - Игорь Шафаревич - Публицистика
- Врата Европы. История Украины - Сергей Плохий - Публицистика
- Арабо-израильские войны. Арабский взгляд - Автор неизвестен - Публицистика
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину - Михаил Викторович Зыгарь - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Во дни торжеств. Острые вопросы в юбилей Победы - Владимир Бушин - Публицистика
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
