Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако в годы «великого перелома» ВОКС был не способен извлечь все преимущества из потепления в итало-советских отношениях. В 1930 году чиновник советского посольства описывал, как итальянцы, услышав слово «ВОКС», начинали энергично «махать руками» в знак безнадежности, поскольку все их запросы Общество культурной связи либо оставляло без ответа, либо направляло в другие учреждения — по причинам бюрократической волокиты или чрезмерной партийно-политической осмотрительности. К 1933 году ВОКС автоматически посылал в Италию статьи, обреченные сразу отправляться в мусорную корзину, т.е. посвященные речам Сталина или очередной годовщине смерти Маркса, что вызывало лишь насмешки местного уполномоченного ВОКСа. Он сухо пояснял, что статьи, которые можно было опубликовать на английском или французском языках, были ненавистны фашистскому режиму политического террора, и сообщал, что материалы по градостроительству, медицине и искусству были бы использованы с гораздо большей эффективностью{603}.[55] Грубые ошибки, проистекавшие из инертности и бюрократизма, должны рассматриваться как значимая часть советской культурной дипломатии.
Другие опубликованные материалы, отправлявшиеся за границу или передававшиеся иностранцам для доставки за рубеж, все же попадали в цель. Американский врач Ральф А. Рейнолдс, привлеченный к организации Американо-Российского института в Сан-Франциско, посетил Москву в 1930–1931 годах и получил от ВОКСа материалы для статей и лекций о советских медицинских учреждениях и тюрьмах. Его статья в «Журнале социальной гигиены» («Journal of Social Hygiene») содержала признание, что автор обязан ВОКСу предоставлением «значительной части статистических данных, помещенных в этой статье». Но на самом деле Рейнолдс позаимствовал еще больше: весь план его статьи следовал советской схеме противопоставления ужасов царизма достижениям советского строя. Он писал, что СССР — единственная в мире страна, где «идея карающего наказания за преступление совершенно отброшена. Тюрьмы превращены там теперь в школы профессионального обучения»{604}.
Фотографии обладали и другим преимуществом: эффективность текстовых материалов страдала от плохих переводов и трудностей передачи скрытых смыслов советской идеологизированной речи в форме, доступной или хотя бы более-менее понятной иностранцам. Даже весьма сочувствовавшие СССР иностранные потребители его пропаганды из года в год более чем ясно демонстрировали, что советские публикации на их родных языках оставляют желать много лучшего. В 1932 году почетный секретарь Британского общества культурных связей предпринял ряд усилий убедить Исидора Амдура (молодого еврея-коммуниста из Лондона, работавшего тогда главой англо-американского сектора ВОКСа) в том, что качество материалов должно быть улучшено. Луис Андерсон Фенн — просоветский писатель и публицист, автор ряда изданных в начале 1930-х годов книг о проблемах бедности, богатства и «перехода к социализму» — сообщил Амдуру, что мог бы поехать в Москву и поделиться «чистотой стиля» своего английского языка. Этот сочувствующий критик, отметивший, что сотрудничал с журналом «The Spectator», сделал обзор целого номера «Soviet Culture Review» для невосприимчивого Амдура. Западные читатели «вводятся в заблуждение и ставятся в тупик необычными фразами и конструкциями», типичными для советских публикаций; странная гарнитура шрифта явно раздражает щепетильного английского читателя, и вообще она «ужасно скучна и непривлекательна». Амдур заверил Фенна, что отдел печати ВОКСа предпримет все необходимые шаги для устранения проблемы, однако не забыл вставить в свои обещания слово «вероятно». Предложение Фенна послужить делу социализма в Москве было проигнорировано. Вместо этого по чисто бюрократической логике он попал в список лиц, регулярно получавших те самые публикации ВОКСа, которые и предлагал улучшить{605}.
ВОКС отвернулся от поощрения участия беспартийной интеллигенции в своих «секциях» как раз в разгар «великого перелома» и стал прилагать гораздо больше усилий для снабжения советского общества аналитическими материалами о культурной и интеллектуальной жизни важнейших зарубежных стран. Эти вновь обретшие значимость старания оказались частью новой политики в отношении международной информации — политики, сложившейся в 1920-х годах и значительно видоизменившейся с наступлением сталинской эпохи. ВОКС принимал участие в работе гораздо более широкой системы секретного информирования о международных делах, помогавшей развивать кругозор высших советских элит и отличавшейся по форме и содержанию от триумфальной помпезности официальной печати. Форма и тон новой системы информирования о внешнем мире начиная с середины 1920-х годов утверждались «тайной канцелярией» Сталина, Информационным бюро ЦК, а после 1932 года — Бюро международной информации во главе с Карлом Радеком. Секретные отчеты и сведения о внешнем мире строго дозировались и распределялись согласно рангу получателей в бюрократической иерархии, а также на основе служебной необходимости предоставления таких знаний тому или иному должностному лицу, — и все это покрывалось завесой особой секретности. Данная система была тесно связана с оперативной практикой, поскольку специальные доклады и каналы информации возникали среди противоречий «двойственной политики», отделявшей борьбу Коминтерна за мировую революцию от традиционной дипломатии НКИД{606}.
Однако несмотря на всю секретность и централизацию, характеризовавшие переправку привилегированной информации (или даже отчасти благодаря им), отчеты о международной жизни давали искаженную картину внешнего мира. ВОКС занял полагавшееся ему место в общей системе со своими сводками о культурном развитии зарубежных стран, расширяя собственную референтуру в виде сети аналитиков в определенных государствах. В 1929 году референт, или аналитик, — это «ответственный руководитель», обязанный следить за культурной жизнью порученной ему страны и осуществлять поиск отдельных лиц или организаций, готовых стать «проводниками» советского культурного влияния. В 1931 году число референтов было увеличено с шести до восьми для центральноевропейской секции, с четырех до семи — для англо-американской и с трех до шести — для романской секции, общее число референтов достигло 21 человека{607}. Секции составляли отчеты, в 1933 году — каждые две недели, с обзором иностранной печати. Рубрики отчетов демонстрируют способы, при помощи которых аналитики увязывали свои обзоры с ведомственными интересами ВОКСа: обычно они суммировали позицию «интеллигенции» или «групп интеллигенции» для каждой страны, отслеживали путешественников или важных персон с советскими связями и их заявления в печати относительно СССР, а также общества дружбы и их публикации; в качестве самого важного подчеркивались «кампании в поддержку и против СССР» — будто в западной печати, как и в советской, преобладали всевозможные «кампании».
Очевидно, цель этих действий была сугубо практической: помочь отделить друзей от врагов и выявить тех, с кем ВОКС и другие советские учреждения вели дела ранее или могли бы вести их в будущем. Однако результатом стало в том числе распространение черно-белой картины мира, в которой все антисоветские высказывания объявлялись ложными, а восхваление советской системы — объективной истиной. На исходе зимы 1932 года — в разгар голода, охватившего многие сельские районы страны, — в одном из сводных отчетов сообщения о голоде характеризовались как любимое изобретение западных интеллектуальных кругов правого толка{608}. Но еще более важным по своим последствиям, чем даже рост числа запрещенных тем, было то, что интеллектуальная и культурная жизнь в анализируемых странах не рассматривалась в собственной динамике и национальном контексте, будучи представлена лишь в утверждениях за или против советской системы. Узкоутилитарный подход референтов невольно помог создать мираж окружающего мира, занятого только одним вопросом — приветствовать или осуждать советский коммунизм.
Диаграммы напоказ
Ничто так ясно не демонстрировало тесную зависимость планов советского участия в культурных событиях за границей от подробной калькуляции политических выгод, как экспонировавшиеся за рубежом выставки, а также музыкальные, театральные и иные художественные турне. Поскольку подобные мероприятия требовали более строгого планирования и более значительных валютных затрат, чем другие формы путешествий, они породили определенные стратегии, касавшиеся их содержания и результатов. Внутри советской системы утилитарное политическое оправдание было основным аргументом, даже если к нему вели искусственные умозаключения. Когда вопрос о советском участии в международной Музыкальной выставке во Франкфурте был в 1927 году передан Молотову для принятия окончательного решения, в пояснительной записке отмечалось, что город проведения выставки расположен недалеко от зоны, ранее оккупировавшейся войсками Антанты. Отсюда следовало, что демонстрация мирной советской культурной деятельности могла бы стать «ярким противопоставлением формам влияния Антанты». На всю операцию требовалось лишь 14 тыс. рублей. Для многих мероприятий государственно-экономические и внешнеполитические цели служили не более чем средством оправдать их проведение, но в случае событий, потенциально способных привлечь значительную аудиторию (таких, как всевозможные выставки), политическая выгода рекламирования достижений советского социализма была очевидной. Когда народный комиссар внешней торговли Леонид Красин и Каменева защищали в Политбюро ЦК необходимость потратить значительную сумму — 500 тыс. рублей — на советский павильон на Всемирной выставке в Филадельфии в 1926 году, это аргументировалось тем, что такие затраты «достойны “великой державы”», а также будут придавать «исключительное значение развитию наших экономических отношений с США». Противодействие «белой эмиграции» — основная тема дискуссий начала 1920-х годов — было по-прежнему актуальным даже в 1936 году, когда председатель ВОКСа Аросев требовал разрешить участие советской стороны в постановке «Евгения Онегина» в пражском Национальном театре с целью предотвратить участие в ней эмигрантов{609}.
- История с географией - Евгения Александровна Масальская-Сурина - Биографии и Мемуары / История
- Дипломатия и войны русских князей - Широкорад Александр Борисович - История
- Лекции по истории Древнего Востока: от ранней архаики до раннего средневековья - Виктор Рeбрик - История
- История Христианской Церкви - Михаил Поснов - История
- Ордынский период. Лучшие историки: Сергей Соловьев, Василий Ключевский, Сергей Платонов (сборник) - Сергей Платонов - История
- Полный курс лекций по русской истории. Достопамятные события и лица от возникновения древних племен до великих реформ Александра II - Сергей Федорович Платонов - Биографии и Мемуары / История
- Почетный академик Сталин и академик Марр - Борис Илизаров - История
- Нидерланды. Каприз истории - Геерт Мак - История
- Дипломатия России. Опыт Первой мировой войны - Станислав Чернявский - История
- Анабасис. Греческая история - Ксенофонт Эфесский - История